Новый бастион России

Новый бастион России

Русские населили приморские земли от реки Наровы до Ладожского и Онежского озер в седой древности, в первый период истории Руси, за тысячу лет до Северной войны.

В устье Невы, по островам ее дельты, стояли русские поселки. Во времена процветания богатого могущественного «Господина Великого Новгорода» на территории будущего Петербурга располагались поселения Никольского Ижорского и Спасского Городенского погостов Ореховского уезда Водской пятины. Земли южнее левого берега Невы входили в состав Никольского Ижорского погоста, а земли к северу от правого ее берега составляли часть Спасского Городенского погоста. Таким образом, почти вся территория современного Ленинграда, кроме Охты и Петроградской стороны, входила в состав Никольского погоста, а Охта, Петроградская сторона и острова между Большой и Малой Невой входили в Спасский погост.

К северу от устья Невы, в направлении к реке Сестре тянулись земли Карбосельского погоста, а к югу — Дудоровского (позднее Дудергоф) погоста. Они тоже принадлежали Ореховскому уезду.

Это все была Ижорская земля. Ижора — древнее население края, говорившее на одном из финно-угорских языков. Народность эта сохранилась и до нашего времени.

Русские жители Ижорской земли занимались земледелием, скотоводством, рыболовством, добывали и обрабатывали железо, сеяли рожь, ячмень, овес, лен, разводили крупный и мелкий рогатый скот, ловили рыбу. С давних пор у них был развит судовой промысел. Обитатели невских берегов не только спускали на воду небольшие суда, но и выступали в роли лоцманов, хорошо знавших «речной ход» по Неве, Ладожскому озеру и по Финскому заливу, который тогда носил название Котлина озера.

В Переписной книге 1500 г. в дельте Невы значатся населенные острова — Васильев и Фомин. Была еще и более древняя запись XV в., так называемое «старое письмо». Из этих документов видно, что наиболее заселенным являлся «Фомин остров на Неве у моря». Фоминым островом называлась в русских Писцовых книгах и других источниках XV–XVI вв. будущая Петроградская сторона. Село на Фомином острове, входившее в Спасский погост, насчитывало 38 дворов. Всего в то время на территории, занимаемой современным городом, насчитывалось несколько десятков деревень. Здесь в 1082 дворах проживало 1516 душ мужского пола.

В Никольском погосте стояли церковь и дворы церковнослужителей и торговых людей. На невских берегах и по соседству с ними лежали деревни Кандуя, Враловщина, Минино, Валитово и др. Возникали и развивались ремесленные и торговые поселения. Жили в них «непашенные люди», ремесленники и купцы. На реке Ижоре, в семи верстах от Невы, недалеко от современного Колпина находился ремесленно-торговый поселок — «рядок» Клети.

В самом начале XVI в. в устье Охты, при впадении ее в Неву стояло «сельцо», населенное «непашенными» людьми. Поселок этот стал торговым городом и у русских получил название Невское Устье. Позднее, во времена шведского владычества, поселок был переименован в Ниен. Рядом с ним располагалось укрепление, названное шведами Ниеншанц, а русскими — Канцы.

В русских Писцовых книгах XVI столетия, в шведских источниках и на старинных шведских картах XVI в., составленных в те времена, когда устье Невы находилось в руках Швеции, на островах дельты Невы и в прилегавших к ней местах значатся поселения, носящие русские названия. Порой они искажены на шведский или финский лад, но даже в этих искаженных названиях нетрудно обнаружить русскую основу.

На Охте лежала деревня Усадище, на реке Чернавке, притоке реки Охты, деревня Минкино. На территории, занятой позднее Смольным, располагалось село Спасское, Спасский погост, где стояла православная церковь. У Литейного проспекта, там, где сейчас набережная Кутузова, располагались деревни Враловщина и Палениха. У ерика Безымянного, как тогда звалась Фонтанка, лежала деревня Кандуя. На Выборгской стороне значатся деревни Кошкино (Kiskone) и Орешек (Ariska).

У истоков Фонтанки, там, где она вытекает из Невы, стояла деревня Усадище, или Усадица. Возле устья Безымянного ерика были избы деревни Калинки. Память о ней запечатлена в названии Калинкина моста.

Где-то возле будущего Таврического сада лежали Сибирино и Осиновое, на реке Волковке — Гаврилово и Кухарево. На Неве, у места расположения современного Володарского моста, значатся Дубок Верхний и Дубок Нижний. Между Охтой и Большой Невкой были расположены Одинцово, Гринкино, Максимово. Там, где сейчас село Рыбацкое, располагалась деревня Сундерица. Уже тогда стояли деревни Волково, Купчино, Саблино, Лукьяновка. Деревушки в два-три дома располагались на берегу Карповки на Крестовском острове.

На Выборгской стороне лежали деревня Опока и усадьба Одинцова (Адицова — на шведских картах). Вблизи дельты Невы располагались русские поселения: Первушкино и Лигово, Колтуши, Тосно, Токсово, Лисий Нос, Стрельна, Паркола (Парголово), Кавгала (Кавголово), Дудорово (Дудергоф). Вверх по течению Невы лежали Путилово, Муцыкино, Васильево и др. В дельте Невы находились острова Васильевский, Лозовый (Гутуевский), Крестовый (Крестовский), Каменный, Хвойный (Аптекарский), Столбовой (Петровский), Березовый (Петроградская сторона) и др.

Русское население устья Невы, побережья Финского залива и Карельского перешейка в XVII в. переживало тяжелые времена — шведскую оккупацию. Шведские феодалы захватывали земли. Шведское духовенство стремилось обратить в свою веру православное население захваченных земель — русских, карел, ижору, водь, привить им свою культуру. По условиям Столбовского мирного договора 1617 г. все население русских земель, захваченных Швецией, за исключением дворян и монахов, должно было оставаться на месте и подчиняться во всем шведским властям. Но ни русские, ни карелы, ни ижора, ни водь, давным-давно принявшие православие, усвоившие русскую культуру, обычаи, одежду, язык, не намеревались оставаться подданными шведского короля. На шведскую службу перешло лишь несколько дворян (Рубцов, Бутурлин, Аполлов, Аминов, Пересветов). Все остальные дворяне уехали в Россию. Сотнями и тысячами переселялись туда земледельцы.

Несмотря на строжайшие меры, принятые шведами, переселение не прекращалось. Бежали в Россию и крестьяне, и сельское духовенство. Карелы обосновались под Тверью, Москвой, Тамбовом, дошли до Курска, и вскоре на Карельском перешейке их не осталось. Память о них сохранилась лишь в названии города Корелы, переименованного шведами в Кексгольм. После русско-шведской войны 1656–1661 гг. по Кардисскому миру шведское правительство вынуждено было официально разрешить крестьянам переселение в Россию. Поток переселенцев возрос.

Край запустел, но не обезлюдел. В устье Невы, в окрестностях ее, в старинных русских поселениях все еще оставалось коренное, хотя и поредевшее, население — русские, водь, ижора.

После того как по Столбовскому миру Ижорскую землю захватила Швеция, королевское правительство стало привлекать в завоеванный край шведских и немецких феодалов, раздавая им земли, покинутые прежними владельцами. Усиленно переселяли на берега Невы финских крестьян из северо-западной Финляндии. Они положили начало собственно финскому (суоми) населению Ижорской земли, переименованной шведами на свой лад в Ингрию, или Ингерманландию. Переселенцы-финны, состоявшие из двух этнических групп — савакот и эвремейсет, получили у русских название «чухонцы», «чухны». Именно они дали названия многим рекам, озерам и поселениям Ижорской земли.

В начале XVIII столетия в дельте Невы стояло несколько деревушек ижоры и переселенцев-финнов: Манола — у современной Калашниковской набережной, Вихтула — на Черной речке у Александро-Невской лавры, Гольтинс, или по-русски Ллтынец, Ситала — около Волкова кладбища и там, где пересекаются Лиговский проспект и Обводный канал, — деревня Антала. Все это были крохотные деревушки в пять-шесть дворов с курными избами, топившимися по-черному.

Для местного русского населения настали времена испытаний.

Тоской по родине проникнут «Плач о реке Нарове», написанный в 1665 г. в Стокгольме приехавшим из Ругодива (Нарпа) русским Леонтием Петровичем Белоусом. В «Плаче» Белоус рисует трагедию русских людей Ижорской земли от Наровы до Невы, подпавших под власть шведского короля и подвергшихся притеснениям, унижениям, оскорблениям. Грабежи и вымогательства шведских властей, произвол, переселение в разные края сделали жизнь русских людей в землях, отошедших к Швеции, невыносимой.

Связи их с Россией не прерывались. Русские купцы из Новгорода, Ладоги плыли Ладожским озером, Невой, добирались до Канцев, плыли «за море», «за свейский рубеж», в «Стекольно» (Стокгольм). Из-за нового «свейского рубежа» русские подданные шведского короля ходили на заработки в Новгород, Вологду, Белоозеро, Москву, косили сено на русской стороне, нередко пахали пашню.

Во время походов русских войск в Ижорскую землю в 1656–1657 гг. русское население и ижора энергично помогали русским воеводам, доставляли сведения о шведах, снабжали продуктами, помогали строить укрепления, расправлялись со шведскими и немецкими феодалами.

Овладев Ниеншанцем, русские должны были действовать решительно: на взморье виднелись суда шведского адмирала Нумерса, а в каких-нибудь двадцати пяти километрах к северу от Ниеншанца, на берегах реки Сестры, стояли шведские войска.

8 мая русские войска под командованием Б. П. Шереметева двинулись к Копорью и вскоре вступили в этот древний русский город. Другой отряд русских войск освободил от шведов город и крепость Ям (современный Кингисепп). Под натиском русских войск шведы отступали на запад.

В первые дни мая 1703 г. Петр в своих письмах, в том числе к Августу II, подчеркивал, что пишет из Шлотбурга.

После взятия Ниеншанца перед Петром встал вопрос: где именно на невских берегах «ногою твердой стать при море»?

Переименовав Ниеншанц в Шлотбург, что означало по-голландски «город-замок», Петр еще не решил его судьбы. Пока было неясно, где целесообразнее всего построить город-крепость и одновременно гавань и военно-морскую базу России на Балтийском море.

Ознакомившись с островами дельты Невы, Петр отказался от идеи строить город-крепость и порт на месте Ниеншанца. Ниеншанц был мал, «не гораздо крепок от натуры», т. е. не имел серьезных естественных рубежей, в частности не был огражден водой с севера и северо-востока, а также удален от моря. Стоило шведам укрепиться на островах дельты Невы, как, даже владея Ниеншанцем — Шлотбургом, русские все равно оказались бы отрезанными от моря.

Город-крепость должен был стоять именно «при море», а не в нескольких километрах от него. Вот почему было «по несколько днях найдено к тому удобное место»: Заячий остров (по-фински — Ени-Саари, названный шведами Луст-Эйланд — «веселая земля»). Расположенный недалеко от моря остров стоял у разветвления Невы на два больших рукава и со всех сторон был окружен водой, создававшей естественную преграду.

Заячий остров невелик — около 750 метров в длину и 360 в ширину. Постройка крепости на нем имела ряд преимуществ. Крепость могла бы занять почти всю площадь острова. У противника не оказалось бы, по сути дела, ни клочка земли, на которой можно было бы расположиться. В то же время орудия крепости могли бы держать под прицелом неприятельские корабли при возможной их попытке пройти к городу по Неве или Большой Невке. Отсюда их можно было бы расстреливать чуть ли не в упор. С суши, со стороны Березового острова, крепость была труднодоступна из-за проток и болот, почти непроходимых.

В день закладки крепости — 16 мая Петра не было на Заячьем острове: 11 мая царь уехал в Лодейное Поле, откуда вернулся в Шлотбург лишь 20 мая. Фактически закладку крепости на Заячьем острове на месте крохотного «поселения чухонского», жители которого вымерли, вел «друг сердешный» Петра А. Д. Меншиков.

29 июня заложили церковь святых Петра и Павла, ознаменовав это событие пальбой из пушек. Не в свою честь, а в честь своего христианского патрона, апостола Петра, день которого (Петров день) отмечался 29 июня, Петр назвал новую крепость и возникающий вокруг нее новый город «Санкт-Питербурхом». Какое-то время город носил и другое название — Петрополь. Оно не привилось.

Имя апостола Петра, по христианскому преданию, обладателя ключей от врат рая — «ключаря» являлось в глазах Петра символом. Город, носящий имя его святого покровителя, по замыслу Петра должен был стать ключом от Балтийского моря. Шлотбург — Ниеншанц потерял свое значение.

Работы по возведению крепости шли очень быстро и успешно. Г. И. Головкин писал Петру в августе 1703 г., что «городовое дело строится истинно с великим прилежанием». На работах были заняты солдаты, находившиеся в Шлотбурге, солдаты и рабочие, трудившиеся над укреплением Шлиссельбурга. Это были первые строители Петербурга. В июле на строительство Петербурга пришли «работные люди» из других городов, согнанные на берега Невы по царскому указу. К осени 1703 г. насчитывалось уже несколько тысяч «подкопщиков» — чернорабочих, занятых главным образом на весьма тяжелых земляных работах. На них же возложили обязанность валить лес для строительства и сплавлять его по Неве.

Петр, хотя и отлучался часто по разным делам из Петербурга, уезжал то к реке Сестре, где русские разгромили шведов, то в Лодейное Поле, где руководил строительством кораблей Балтийского флота, но при первой же возможности возвращался на берега Невы и следил за постройкой крепости.

Особенно напряженная ситуация сложилась под Петербургом в июле 1703 г., когда шведский полководец Крониорт со стороны Выборга подошел к реке Сестре. 7 июля 8-тысячный русский отряд под командованием Петра, состоявший из 4 кавалерийских и 2 пехотных полков, выступил навстречу шведам.

Драгуны под начальством полковника Ренне, несмотря на сильный огонь шведской артиллерии, овладели мостом через реку, заставили противника отступить, а затем обратили его в бегство. Войска Крониорта отступили к Выборгу. Петр придавал большое значение сражению на реке Сестре — он опасался за судьбу молодого Петербурга.

Вскоре строителям Петербурга пришлось впервые столкнуться с обычным для устьев Невы явлением — наводнением. 19 августа 1703 г. началась «жестокая погода с моря», и во многих «станах» вода залила «рухлядь» (имущество), «помочила людишек». Но свершилось и радостное событие — в том же месяце к устью Невы подошли первые торговые голландские корабли. Голландцы закупали у шведов лес и на этот раз явились для того, чтобы совершить обычную торговую операцию, но вместо шведов застали русских. Нисколько этим не смущенные, голландцы обратились к Меншикову с просьбой разрешить им закупить лес и нагрузить лесом 12 судов. Меншиков охотно согласился и попросил голландцев войти в Неву. Но шведский адмирал Нумере, эскадра которого крейсировала в Финском заливе, воспротивился, и голландцам пришлось повернуть назад. Тем не менее «окно в Европу» было пробито, и ничто в дальнейшем не могло воспрепятствовать России «завести торг с иноземными» в новом городе-крепости.

Глубокой осенью, в ноябре 1703 г., когда шведский флот ушел по заливу в Выборг, в Неву вошел голландский корабль шкипера Выбеса, доставившего соль и вино. Меншиков наградил Выбеса 500 золотыми. Еще в конце мая 1703 г. Петр назначил награды: 500 золотых первому иностранному судну, которое бросит якорь в Неве, 300 — второму и 100 — третьему. Меншиков выполнил приказ Петра.

Строилась крепость очень быстро. Уже в июле «едва не с половину состроили». Не случайно 28 июня крепость на Заячьем острове носила весьма неопределенное название «новозастроенной», а через два дня, после закладки церкви Петра и Павла, она уже именовалась «Санкт-Питербурхом».

Стены Петропавловской крепости для ускорения строительства насыпали из земли. Бастионы — раскаты, выступавшие из общей линии крепостных стен, строили под наблюдением самого царя, а также Меншикова, Нарышкина, Трубецкого, Головкина и Зотова. Как бы вырастая из толщи стен, бастионы позволяли увеличить площадь обстрела вокруг крепости. Названы они были по именам соратников Петра — Трубецкой, Меншиковский и т. д. Бастион, возведением которого руководил Петр, стал называться Царским, или Государевым, раскатом. Три бастиона были обращены к Неве, три — на север. Уже осенью 1703 г. на бастионах установили пушки, числом более 120. Наиболее мощной являлась артиллерия царского бастиона, насчитывавшая 58 орудий. На Трубецком и Нарышкинском бастионах стояло по 52 пушки. Впоследствии, начиная с 1706 г., земляные валы Петропавловской крепости стали заменять каменными стенами. На территории крепости строились дома, цейхгауз, склады продовольствия и т. п. Через весь остров для ослабления напора воды при сильных западных ветрах прорыли канал, вместе с тем служивший для доставки в самый центр крепости боевых припасов, продовольствия и строительных материалов.

Благодаря исключительно напряженному труду уже в середине сентября строительство Петропавловской крепости было закончено.

Современник постройки Петропавловской крепости немец Гюйсен, оставивший подробное описание Петербурга и Кроншлота в первые годы их существования, подчеркивал, что крепость построили «непостижимо скоро». И за четыре летних месяца она была «вчерне окончена». Постройка Петропавловской крепости продолжалась до апреля 1704 г. Время от 16 мая 1703 г. до 4 апреля 1704 г., когда на Царском бастионе впервые зажгли фонарь — в знак того, что строительство крепости завершено, составляет первый период истории Петропавловской крепости. С 30 мая 1706 г. начинается второй этап ее истории, который характеризуется возведением каменных укреплений.

Превращение земляной Петропавловской крепости в каменную было делом нелегким. Старые земляные укрепления крепости нельзя было разрушить: тревожная обстановка под Петербургом сохранялась, и можно было ожидать новых нападений шведов и с моря, и с суши. Поэтому камнем как бы обкладывали валы и прочие оборонительные сооружения. Каменная обшивка земляных укреплений называлась больверком. Под больверком необходимо было вбивать в болотистую почву огромное количество свай. Первый больверк заложили 30 мая 1706 г. на Меншиковском бастионе. Через два года, тоже в мае заложили больверк Трубецкого бастиона. К 1710 г. бастионы, обращенные к Васильевскому острову, уже имели каменные укрепления.

Но усиление Петропавловской крепости выразилось не только в сооружении больверков. Высота бастионов была увеличена и достигла 12 метров. Больверки дали возможность поместить пушки в казематах с амбразурами с целью уменьшения людских потерь от огня противника. И, наконец, на территории крепости соорудили каменные пороховые погреба, казармы и дома.

В Петропавловской крепости имелось двое ворот: одни вели в Кронверк (дополнительные укрепления, в плане напоминающие корону, отсюда их название), другие — на Березовый остров. Крепость была связана с ним подъемным деревянным мостом.

Укрепления же Шлотбурга по приказанию Петра были разрушены, так как он опасался, что если их захватит противник, а шведы находились еще совсем близко, это может создать угрозу молодому Петербургу. Только четыре высоких мачтовых бревна, врытые в землю, свидетельствовали о том, что на этом месте когда-то стоял Ниеншанц — Шлотбург.

Каменное строительство Петропавловской крепости растянулось на много лет: в годы Северной войны боевые действия все больше и больше удалялись от невских берегов.

Закладка Петропавловской крепости и основание города в дельте Невы создавали на ее берегах «морское пристанище» — военно-морскую базу, основу для превращения России в морскую державу. Лихорадочно работала верфь в Лодейном Поле. Этой верфи Петр придавал очень большое значение.

К концу 1703 г. на стапелях Лодейного Поля было заложено сорок три судна. Часть из них в том же году была спущена на воду. Уже летом 1703 г. в Петербурге бросили якорь 7 судов, построенных в Лодейном Поле, спустившихся по Неве из Ладожского озера.

И тем не менее шведский флот, многочисленный и боеспособный, угрожал отвоеванным русским землям в Финском заливе.

Как только шведский флот направился на зимовку в Выборг, Петр на яхте вышел в море в поисках места для морского форпоста. Наиболее подходящим местом для этой цели был остров Котлин. Но оборудовать в короткий срок береговые батареи, которые могли бы простреливать весь южный фарватер, было невозможно.

Решили возводить двухэтажный форт, модель которого Петр прислал из Воронежа. Крепость предстояло построить на оконечности мели, идущей от берега к Котлину. Зимой 1703/704 г. солдаты свозили на лед лес и строили ряжи. Ряжи заполняли камнями, и весной, когда лед начал таять, они силой своей тяжести постепенно опустились на дно. На этом фундаменте соорудили деревянную башню и установили на ней пушки. К сожалению, источники не сохранили сведений о деталях конструкции башни и ее размерах. Известно лишь, что она была пятиугольной, трехъярусной, что крепостное «строение было деревянное и земляное». При освящении крепости 7 мая 1704 г. присутствовал Петр. Так возник Кроншлот — предшественник Кронштадта. «Содержать сию ситадель с божьей помощью, аще случится, хотя до последнего человека…», — писал Петр.

На мысу Котлина против Кроншлота соорудили деревянное укрепление и поставили там пушки. Старая Ивановская и Новая Ивановская батареи острова Котлина еще более укрепили положение морской крепости в устье Невы. Теперь фарватер простреливался с двух сторон. Подход к Петербургу с моря для вражеского флота был закрыт наглухо. После постройки Кроншлота и возведения батарей на острове Котлин Петр говорил окружающим: «В Петербурге спать будем спокойней».

Прошла зима 1703/704 г. Петру стало ясно, что новая крепость — город-порт должна стать столицей России. Петр решил порвать с традициями отцов и дедов, перенести столицу к Балтийскому побережью, совместив здесь гавань для торговых судов, базу военно-морского флота, промышленный и культурный центры страны.

Петра не смущало, что Петербург возник на первом же отвоеванном куске побережья и мог считаться как бы окраиной России. Он стал ее военным, торговым, дипломатическим форпостом и политическим центром.

Уже 28 сентября 1704 г. Петр писал Меншикову, что он едет в «столицу Питербурх».

К. Маркс отмечал исключительную смелость, с которой «Петр воздвиг новую столицу на первом завоеванном им куске Балтийского побережья, почти на расстоянии пушечного выстрела от границы, умышленно дав своим владениям эксцентрический центр. Перенести царский трон из Москвы в Петербург — значило поместить его в такие условия, в которых он не мог быть обеспечен от нападения до тех пор, пока все побережье от Либавы до Торнео не будет покорено»[14], т. е. до тех пор, пока не будет завершено отвоевание Прибалтики. И неутомимый в достижении цели Петр намечал дальнейший план действий. Гром русских пушек на берегу Финского залива возвестил начало новой главы истории России.