ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ
ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ
В начале VI в. одним из самых могущественных государств становится Остготское королевство. Король Теодорих не только укрепился в Италии, подчинив себе и некоторые прилегающие территории, но и стремился играть ведущую роль в общей европейской политике. Важным орудием этой политики стали брачные связи, с помощью которых Теодорих намеревался создать сеть германских государств, управляемых одной королевской семьей{461}, в которой ведущую роль будет играть, разумеется, он сам. Сам Теодорих уже вскоре после завоевания Италии женился на дочери Хлодвига Аудефледе. Сестра Теодориха Амалафрида стала женой вандальского короля Тразамунда, а племянница Амалаберта — тюрингского короля Герминафрида. Распорядился Теодорих и руками своих дочерей. Одну он отдал в жены наследнику бургундского трона Сигизмунду, а другая его дочь, Теодегото, стала женой Алариха II (Procop. Bel Goth. I, 22)[71]. Такая система брачных союзов должна была, по мысли Теодориха, стать прочной основой его внешней политики.
Для Алариха женитьба на дочери Теодориха была в значительной степени гарантией сохранения положения Вестготского королевства в системе варварских государств. И особое значение приобретали отношения с франками. Военные действия 90-х гг. оказались лишь прелюдией к решающей схватке между франками и вестготами. Огромное значение в это время приобретает религиозный вопрос. Еще в 90-е гг. V в. Хлодвиг принимает христианство в форме католицизма, а вслед за ним католицизм становится религией всех франков. До этого времени франки были язычниками, и арианской стадии в их религиозном развитии не было. С одной стороны, принятие католицизма «снимало» одно из важнейших противоречий внутри Франкского королевства — религиозное, ибо теперь и франки, и галло-римляне исповедовали одну религию в одной форме — католическое христианство. С другой — это давало возможность Хлодвигу в своей политике по отношению к соперникам разыгрывать религиозную карту{462}, поскольку вестготы, как и остготы и бургунды, были арианами, в то время как местное население их государств — католиками.
Раннехристианский саркофаг («Саркофаг львов»)
Это обстоятельство довольно ярко проявилось в Вестготском королевстве. Если восстания Бурдунела и Петра были как-то связаны с франками, то религиозный аспект в них не мог не присутствовать. Еще острее эта проблема встала в галльских владениях вестготов. Григорий Турский (II, 35) пишет, что многие жители Галлии тогда хотели быть под властью франков. Это — понятное преувеличение автора «Истории франков», жившего к тому же под властью франкских королей, но все же в какой-то степени отражает настроения католических подданных Алариха и особенно католического клира. Аларих же колебался между антикатолическими репрессиями и привлечением католиков к своей поддержке. С одной стороны, были сосланы некоторые епископы, в том числе один из виднейших теологов того времени Цезарий, который был сослан в Бурдигалу (Бордо){463}. Еще суровее расправился Аларих с турским епископом Волузианом. В его деле политическая подкладка была еще яснее: он был заподозрен в стремлении перейти под власть франков (Greg. Tur. X, 31), и за это он не только был смещен с епископской кафедры, но и отправлен в изгнание в Испанию, т. е. как можно дальше от франкской границы (Greg. Tur. II, 26)[72]. Католическое духовенство было лишено дарованных ему римскими императорами привилегий в налоговой области{464}. С другой стороны, Аларих созвал в 506 г. собор галльских епископов, который подтвердили свою верность королю, и тот же Цезарий в нем активно участвовал{465}. Испанские епископы в этом соборе участия не принимали. Видимо, их позиция в тот момент вестготского короля не интересовала.
Со стремлением урегулировать отношения со своими романскими подданными связана и законодательная деятельность Алариха. Принятый при его отце кодекс относился только в готам. Романское же население продолжало жить по старым римским законам. Это в какой-то степени привязывало галло-римское и испано-римское население к империи, что шло в разрез с политикой как Эйриха, так и Алариха. К тому же правовое развитие римского общества, находившегося под властью вестготов, затормозилось: последний римский закон, принятый в этой части Галлии, относится к 463 г.{466} Все это требовало нового законодательного оформления. И Аларих сделал очень важный внутриполитический шаг. По примеру восточноримского императора Феодосия II он решил объединить в единый свод существующие римские законы. По его приказу, который он издал после консультаций с епископами и местными аристократами, римские юристы под руководством готского графа Гойариха составили свод законов, основанный на кодексе Феодосия, а также других законодательных актах и толкованиях римских юристов. Включенные в этот свод законы были снабжены интерпретациями, которые должны были пояснить действие того или иного закона в новых обстоятельствах. Эта работа не была механической. Явно по желанию короля в новый кодекс не вводились законы, не совпадающие с политикой Алариха, как, например, те, что определяли налоговые привилегии католического клира или власть римского папы над епископами Галлии. Хотя в целом привилегии сенаторов сохранялись, раздел «Об имениях сенаторов» также был исключен из кодекса. Не вошли в него и статьи, относившиеся к чиновничьей и военной системе Римской империи{467}. В соответствие с новыми условиями были приведены некоторые статьи. Так, если по римскому закону сенаторов должны были судить префект Города, т. е. Рима, и пять сенаторов высшего ранга, то кодекс Эйриха предусматривал суд только «пяти знатнейших мужей»{468}.
В 506 г. Аларих официально ввей в действие новый свод законов, которым должно было подчиняться галло-римское и испано-римское население. Вводя в силу новый свод, вестготский король преследовал ряд целей. Во-первых, этим сводом облегчалось судопроизводство, ибо с этого времени судьи могли уже руководствоваться одним документом, а не теряться в массе разнообразных актов. Во-вторых, закреплялось в правовом отношении разделение вестготов и римлян, ибо теперь для двух групп населения действовали два разных кодекса: Эйриха для вестготов и Алариха для римлян. В третьих, приобреталась юридическая независимость вестготского королевства от Византии, ибо отныне на его территории действовал собственный свод законов, и законодательные акты Константинополя уже не имели силы для римских подданных Алариха. Характерно, что дата введения в силу этого кодекса определена по годам правления Алариха, а не римского императора. Вестготский король подчеркивает не только свою полную независимость от империи и юридическое равенство с императором{469}, но и то, что римляне, живущие на территории его королевства, являются исключительно его подданными. В четвертых, привлекая к законодательству римских юристов и советуясь с церковной и светской знатью подчиненного римского населения, король стремился показать свое расположение к римским и католическим подданным накануне решающей схватки с франками.
Эта схватка не заставила себя ждать. Аларих пытался мирно договориться с Хлодвигом. По его инициативе оба короля встретились на острове посреди пограничной реки Лигера (Луары) и после совместного пира договорились о мире и дружбе (Greg. Tur. II, 35). Но это было лишь временной передышкой. В дело попытался вмешаться Теодорих. Он направил письма Хлодвигу, бургундскому королю Гундобаду и Алариху (Cass. Varia III, 1; 2; 4), в которых настойчиво советовал не начинать войну. Алариха он призывал проявить терпение, говоря, что у него с Хлодвигом нет серьезных разногласий, а возникающие споры можно уладить мирно. В этой ситуации большое значение приобретала позиция Гундобада. Его сын, как и Аларих, был женат на дочери Теодориха, совсем недавно вестготский король активно помог ему в борьбе с братом, которого не менее активно поддерживали франки. Гундобад, как и Аларих и Теодорих, был арианином. Франки были соперниками бургундов в борьбе за власть в Галлии, а недавние события показали, что они готовы при удобном случае вмешаться вдела Бургундии. Все это, казалось, должно было склонить бургундского короля к поддержке Алариха или, по крайней мере, к нейтралитету. Но, с другой стороны, и вестготы были соперниками бургундов, а союз двух готских королевств был очень опасен не только для Хлодвига, но и для Гундобада. Да и ссориться со все более набирающим силу Хлодвигом было для него тоже опасно. Не меньшее значение имело стремление бургундов захватить принадлежавшую вестготам юго-восточную часть Галлии, чтобы выйти к средиземноморскому побережью. Средиземное море по-прежнему связывало все территории, ранее входившие в Римскую империю, и по нему приходили богатства, особенно ценимые германцами. И его побережье являлось желанной целью практически всех варварских государств. Не были исключениями ни франки, ни бургунды. Все это привело к тому, что в конце концов Гундобад присоединился к Хлодвигу в войне с вестготами. Не исключено, что между ними была заключена договоренность о разделе галльских владений вестготов.
Вполне возможно, что Хлодвига подстрекал константинопольский двор{470}. Было ясно, что в союзе двух готских королей решающую роль играет Теодорих, а отношения между ним и императором были не самыми добрыми. Отношения же с франками у византийцев были гораздо лучше. До 548 г. франкские короли чеканили на своих монетах лицо императора (Procop. Bel. Goth. III, 33, 5), а Хлодвигу сразу же после этой войны император Анастасий отправил торжественный наряд патриция и даже назначил его консулом (Greg. Tur. III, 38). Определенную роль мог играть и религиозный фактор: в противовес союзу арианских королевств создавалась коалиция католическо-православных государств.
Предлогом, который выдвинул Хлодвиг для разрыва недавно заключенного мира, было желание ликвидировать в Галлии власть ариан (Greg. Tur. II, 37). В 507 г. франки перешли Луару. Политика привлечения галльской знати, проводимая, хотя и с колебаниями, Аларихом, частично дала свои плоды. Лидером этой группы знати стал сын Сидония Аполлинария Аполлинарий. В начавшейся войне он со своими сторонниками встал под знамена Алариха. Аларих призвал на помощь своего тестя, но тот медлил, и вестготы вступили в битву. Решающее сражение произошло на Богладском поле в 10 милях от Пуатье. Вестготы в этой битве были разгромлены, асам Аларих погиб (Greg. Tur. II, 37; Chron. Gal. 688; Chron. Caes. a. 597; Paul. Hist. Rom. XXVI, 10; Procop. Bel. Goth I, 33-40). Это было концом. Как написано в «Цезаравгустанской хронике», Толосское (т. е. Тулузское) королевство разрушено.
После этого сражения остатки Вестготского королевства в Галлии остались совершенно беззащитными. Франки и бургунды захватили и сожгли Тулузу. В руки Хлодвига попали сокровища вестготских королей, в том числе и остатки награбленного в Риме после его двукратного взятия вестготами. Некоторые города Галлии еще пытались сопротивляться. Так, в течение довольно долгого времени выдерживал осаду Арелат. Упорное сопротивление оказал Каркассон, куда была перевезена казна вестготских королей (Procop. Bel. Goth. I, 12, 41—42). Но Хлодвиг и его сын Теодорих сломили остатки готского сопротивления (Greg. Tur. II, 37; Chron. Gal. 689). Остготский король в тот момент не смог (или не захотел) вмешаться[73], но уже в следующем году, воспользовавшись задержкой франков и бургундов под Арелатом, он направил в Галлию армию под командованием комита Иббы (или Геббана). В ожесточенном сражении остготы одержали победу (Paul. Hist. Rom. XXVI, 10). Был освобожден от осады Каркасссон, и в руки остготов попали вестготские сокровища (Procop. Bel. Goth. 1, 12, 44). Это остановило франкское наступление. Теодорих присоединил к своим владениям юго-восточную часть Галлии между Роной и Альпами, ранее принадлежавшую вестготам. Но за это помог самим вестготам сохранить под своей властью так называемую Септиманию — относительно широкую полосу земли между Пиренеями и Роной с городами Нарбонном, Каркассоном и некоторыми другими.
Богладская катастрофа означала крах претензий вестготских королей на великодержавие. Вестготское королевство теперь было ограничено в основном Испанией. Хотя сами вестготы еще долго официально называли Септиманию Галлией, но это была лишь фикция, позволявшая им ощущать себя владыками всей Галлии. Вестготское королевство отныне было исключено из «большой политики» того времени и все более сосредоточивается на своих внутренних делах, время от времени вступая в конфликты с другими государствами не с целью навязать им свое господство, как это было при Эйрихе, а чтобы удержаться от их нападений. Только на Пиренейском полуострове вестготские монархи еще позволяли себе вести активную политику.