КОВАРСТВО И ЛЮБОВЬ
КОВАРСТВО И ЛЮБОВЬ
В 1901 году 31 марта в Петербурге неожиданно разыгралось преступление, имеющее романическую подкладку.
Было 7 часов вечера.
По Фурштадтской улице в это время проезжала пролетка с двумя пассажирами — мужчиной и молоденькой девушкой. По-видимому, они ссорились, и проходившая мимо публика невольно заметила, что между ними идет резкий разговор.
Вдруг вблизи Анненской лютеранской церкви девушка отчаянно вскрикнула. В то же мгновение раздался выстрел.
Сбежавшиеся прохожие увидели в руке пассажира дымящийся револьвер.
— Спасите меня! — закричала девушка и, соскочив с пролетки, упала на мостовую.
Послышались один за другим еще два выстрела. Это снова стрелял пассажир, пустив одну пулю в свою спутницу, а другую — в себя.
Обезумевшая от ужаса девушка быстро приподнялась с земли и, спасаясь, вбежала в ближайшую булочную Герцфельда.
Следом за ней, с револьвером в руке, устремился и ее спутник.
В булочной поднялся переполох. Продавщица спряталась даже за прилавок.
Не обращая ни на что внимания, рассвирепевший пассажир произвел и здесь два выстрела в свою жертву, а затем выбежал на улицу.
Вскоре после этого он был задержан и обезоружен одним из городовых.
— Зачем вы стреляли? — спросили у него.
— Это дело мое. Что хотел сделать, то сделал, — ответил преступник.
Доставленный в полицейское управление, он назвался крестьянином Эдуардом Улевичем и объяснил, что стрелял в свою вероломную невесту.
— Я хотел убить ее за отказ выйти за меня замуж, — признался он на допросе.
К счастью, из всех пуль, выпущенных Улевичем, ни одна не причинила девушке серьезной раны. Стреляя без прицела, Улевич только один раз попал — в живот девушки, но пуля, пробив теплый ватный жакет, застряла в кожаном кушаке.
Точно так же оказалась простреленной и одежда самого Улевича. По освидетельствовании как у него, так и у девушки были найдены на теле только легкие ссадины от скользнувшей пули.
Пострадавшая оказалась мещанкой Варварой Сергеевой, 17 лет, белошвейкой по ремеслу.
По объяснению Улевича, он случайно познакомился с Сергеевой зимой 1900 года, когда жил в одном с нею доме на Забалканском проспекте.
4 декабря были именины Сергеевой, и хозяйка ее пригласила в этот день Улевича на вечеринку. Юная, миловидная белошвейка с первого же взгляда понравилась Улевичу, он влюбился в нее и начал ухаживать. По-видимому, и Сергеева благоволила к нему, принимая подарки, и через три недели Улевич сделал ей предложение.
Получив согласие, он с этого времени стал уже смотреть на Сергееву как на свою будущую жену.
Прошло месяца два после этого. Сергеева отвечала взаимностью своему жениху, но вдруг в обращении ее с Улевичем произошла резкая перемена. Оставив старую квартиру, Сергеева поступила в белошвейную мастерскую на Гороховой улице, а ночевать стала ходить на Петербургскую сторону. В это время она познакомилась с молодым человеком Александром Зябриковым, и последний, в свою очередь, начал ухаживать за нею.
Легкомысленная девушка позабыла свое обещание, данное Улевичу, и благосклонно отнеслась к новому поклоннику. Зябриков стал часто видеться с ней, провожал на квартиру и вообще пользовался вниманием со стороны Сергеевой.
Когда Улевич проведал о вероломстве своей возлюбленной, в нем заговорило сильное чувство ревности.
Встретив как-то Сергееву, он обрушился на нее с упреками.
— Ты же обещала стать моей женой, а между тем позволяешь другим ухаживать за собой! — взволнованно выговаривал он.
— Я раздумала выходить за тебя замуж, — откровенно призналась ему девушка.
Оскорбленный Улевич решил порвать свою любовь и, чтобы забыться, уехал из Петербурга в Ригу.
Перед отъездом Улевича на квартиру к нему зашла Сергеева, проводила его на вокзал и, когда он садился в вагон, заявила, что она все-таки любит его и выйдет за него замуж.
— Я тебе напишу после в Ригу, — сказала она, прощаясь.
Улевич долгое время тщетно ожидал от нее письма. Сергеева, очевидно, забыла о нем.
Жених, наконец, решил возвратиться в Петербург, чтобы убедиться — любит ли его Сергеева.
— Если она обманывает меня, то я убью и себя, и ее, — возбужденно говорил он.
29 марта он был уже в Петербурге и отправился вечером в мастерскую, где работала его невеста.
— Ну, что же ты мучишь меня? — сказал Улевич, встретившись с девушкой.
— Нет, я не выйду за тебя замуж, — ответила на это Сергеева.
Улевич проводил ее на Петербургскую сторону, упрашивая согласиться на брак, но Сергеева оставалась непоколебимой.
— Я раздумала, — упорно твердила она.
В день преступления мучимый ревностью, отвергнутый жених снова стал поджидать Сергееву на улице около мастерской. Но ее, оказалось, в то же время ожидал и ее новый поклонник.
Когда Сергеева вышла из мастерской, ее одновременно встретили и Улевич, и его счастливый соперник.
Втроем они дошли до Невского проспекта. Здесь Зябриков распростился с девушкой, и Улевич остался наедине с ней.
Узнав, что Сергеева хочет навестить приют Сергиевского братства, где она раньше воспитывалась, жених подозвал извозчика, и они поехали в приют.
Дорогой Улевич по-прежнему стал упрекать невесту в легкомыслии.
— Ты меня губишь этим. Я все равно не буду жить без тебя, — сказал он, когда они ехали по Фурштадтской улице.
Сергеева молчала.
Потеряв надежду уговорить ее добром, Улевич выхватил из кармана револьвер и стал стрелять…
Через полгода после преступления он предстал перед присяжными заседателями по обвинению в предумышленном покушении на убийство.
Дело рассматривалось во 2-м уголовном отделении, под председательством Д. Ф. Гельшерта. Обвинял товарищ прокурора Воронов. Защитником подсудимого выступал присяжный поверенный Н. П. Карабчевский. Большой зал санкт-петербургского окружного суда буквально осаждался многочисленной публикой, и места брались чуть не с боем.
Среднего роста, красивый молодой человек, лет 26, с небольшими усами, Эдуард Улевич производил на всех благоприятное впечатление. По ремеслу он столяр.
На суде фигурировали также в качестве свидетелей Варвара Сергеева и Александр Зябриков — молодой парень, из мастеровых, еще не достигший совершеннолетия.
— Признаете себя виновным? — спросил председательствующий Улевича.
— Признаю.
— Расскажите, как это случилось.
Подсудимый тихим голосом начал передавать историю своего знакомства с Сергеевой. По его словам, он страстно любил эту девушку и, когда она оставалась без работы, часто помогал ей деньгами. При этом он беспрестанно твердил ей: «Когда же ты, наконец, станешь моей женой?»
Сергеева охотно брала у него деньги, и первоначально ей было весело с ним, но потом она разлюбила своего жениха.
— Он мне опротивел, — жаловалась она своей хозяйке.
— Не обещали ли вы выйти за Зябрикова замуж? — спросил товарищ прокурора.
— Да, обещала, — смущенно ответила Сергеева.
Как выяснилось на судебном следствии, Сергеева была довольно сентиментальная особа и любила «чувствительные» стихи.
— Действительно ли вас любил Улевич? — спрашивают девушку на суде.
— Да, любил, — отвечала Сергеева. — Теперь я простила его и злобы против него не имею.
Когда между ними произошла окончательная размолвка и они ехали по Фурштадтской улице, Улевич обратился вдруг к ней с решительным видом:
— Выйдешь за меня замуж?
— Нет, — сказала она.
После этого он почти в упор стал стрелять в нее.
Как объяснил подсудимый, он лишился в это время всякого самообладания и не сознавал уже, на что идет.
— Я не знаю, что со мной делалось тогда, — оправдывался он.
Другие свидетельские показания подтвердили данные обвинительного акта. В общем, очевидно, что Сергеева, встретившись с Зябриковым, почувствовала к нему более сильное влечение, чем к жениху, и решила покончить с надоевшим ей Улевичем.
— А вы предлагали ей выйти за вас замуж? — спросили у Зябрикова на суде.
— Ничего я не предлагал, — последовал холодный ответ.
Основываясь на следствии, товарищ прокурора настаивал на обвинении Улевича.
Слово было предоставлено защитнику подсудимого, который произнес горячую речь в защиту Улевича.
Обрисовав с симпатичной стороны личность обвиняемого, присяжный поверенный Карабчевский подробно охарактеризовал и бурную страсть Улевича, и легкомысленное отношение к нему сентиментальной девушки, очень легко меняющей свои привязанности. Со своей поруганной любовью отвергнутый Улевич должен был глубоко страдать, и не его вина, что развязка его первой любви чуть было не закончилась трагически.
По мнению защитника, Улевич вполне нормальный, хороший человек, которому доступно святое чувство любви. Он приближался к Сергеевой с искренним намерением сделать ее своей законной женой, матерью детей. Да и ее также нельзя назвать испорченным существом. Недостаток ее лишь в молодости и в том, что, полуразвитая и романтически настроенная, она принимает поверхностную накипь чувства за самое чувство. По своей неопытности, она не в силах примириться с тем, что ее свободу ограничивают и во имя долга подчиняют чужой воле. И потому любовная идиллия под конец завершилась трагической развязкой. Не надо забывать, что под ногами влюбленных всегда лежит как бы мина, грозящая взорваться при малейшей неосторожности. Имея пламенные уверения в любви, Улевич совершенно не мог ожидать того, что он встретил по возвращении, — бесцельной лжи, обмана. Под влиянием поруганного чувства он мог впасть в исступление и машинально ступить на роковой путь.
Между прочим, защитник указал присяжным заседателям, что преступление Улевича ничего не изменило во внешнем мире: Сергеева жива, здорова и от души простила Улевича, оценив его безусловно честное отношение к ней. Несмотря на всю тяжесть предъявленного к Улевичу обвинения в покушении на Сергееву, в его действиях, по мнению защиты, скорее содержится лишь признак известной 38 статьи уст. о нак. — нарушение общественной тишины и спокойствия. Присяжные заседатели должны не карать подсудимого, который сбился с пути под влиянием чувства, порабощающего и более сильные души, а, напротив, помочь ему снова выбраться на честную, трудовую дорогу.
Присяжные заседатели совещались не более пяти минут и вынесли Эдуарду Улевичу оправдательный вердикт.
В зале посыпались громкие аплодисменты. Когда присяжный поверенный Карабчевский вышел в коридор, ему была устроена восторженная овация со стороны публики.