СМЕРТЬ ЗА ИЗМЕНУ

СМЕРТЬ ЗА ИЗМЕНУ

Года два назад в Петербурге проживала крестьянка А. Сергеева. Молодая 18-летняя женщина, она не отличалась разборчивостью в сердечных делах и меняла своих любовников, как перчатки. Однако последний роман ее оказался неудачным и закончился трагически.

В 1901 году, вечером 6 марта, он была доставлена в Обуховскую больницу с тяжкой раной на животе и, несмотря на все принятые меры, через три дня скончалась.

— Кто вас ранил? — спросили у нее перед смертью.

— Любовник… Александр Богданов, — слабым прерывающимся голосом ответила она.

По словам Сергеевой, любовник ревновал ее. Прожив с ним около месяца на одной квартире, она, наконец, бросила его и перебралась в другой дом. Но любовник не переставал преследовать ее и 6 марта встретился с ней на углу Садовой улицы и Никольского переулка. Она выходила из трактира «Вена», как вдруг к ней быстро подошел Богданов.

— Что, загордилась? Ушла? — резко сказал он и, прежде чем она успела отбежать, вонзил в нее нож.

В общем предсмертное показание молодой женщины было проникнуто недобрым, злым чувством к любовнику.

Однако из рассказов других лиц удалось выяснить, что Богданов далеко не представлял из себя жестокую преступную натуру. Напротив, это был трудолюбивый, скромный молодой человек 20 лет, избегавший спиртных напитков. Познакомившись с покойной Сергеевой, он очень дружно жил с ней первое время, пока она не «свихнулась». Соскучившись по старой, легкомысленной жизни, она мало-помалу стала распутничать, завела каких-то подозрительных кавалеров и по целым суткам пропадала иногда из дому.

— Где ты ночевала? — тревожился Богданов, окидывая молодую женщину ревнивым взглядом.

— У матери, — коротко говорила она.

Чувствуя недоброе, Богданов тем не менее любил беспутную женщину и даже намеревался жениться на ней.

Познакомился он с нею случайно в театре. Завязалось быстрое знакомство, он полюбил бойкую молодую женщину и вскоре вступил с ней в близкую связь. Кто она была — Богданов первоначально не ведал, хотя и узнал, что он является уже не первым ее любовником.

Получив предварительное воспитание в каком-то благотворительном приюте, Сергеева служила потом горничной у одного чиновника, затем работала на винном заводе, в типографии и постепенно познакомилась с «прелестями» городской цивилизации. Своих родителей она почти не навещала, но до сведения матери нередко доходили слухи, что дочка «шибко гуляет».

Убийца-любовник был привлечен к уголовной ответственности и в конце 1901 года предстал перед присяжными заседателями.

Дело слушалось по 1-му отделению санкт-петербургского окружного суда, под председательством Н. А. Чебышева.

Со стороны обвинительной власти выступал товарищ прокурора Ф. С. Зиберт.

Защищал присяжный поверенный Н. П. Карабчевский.

В своем признании на суде обвиняемый объяснил, что он очень любил покойную Сергееву, несмотря на ее строптивый характер. Между тем она явно издевалась над ним, заводила частые ссоры и осыпала его грубой бранью. Любя ее, он не мог спокойно относиться к ее распутной жизни. Ему делалось очень больно, когда она оставляла его одного, набирала разных мужчин и уходила с ними гулять или кататься на тройке.

Однажды как-то он встретил вероломную женщину на Садовой улице. Она шла об руку с каким-то. мужчиной и держала себя в высшей степени непринужденно. Это так подействовало на Богданова, что он выхватил из кармана небольшой нож и стал пилить себе горло. Израненного, его немедленно поспешили отправить в ближайшую больницу.

Выздоровев, он упорно начал разыскивать все еще любимую им женщину. Он готов был все простить ей, лишь бы только она снова возвратилась к нему. Но она также оказалась в больнице. Богданов поспешил навестить ее.

КАРАБЧЕВСКИЙ Николай Платонович

Родился 30 ноября 1852 года. По окончании курса Санкт-Петербургского университета в конце 1874 года выступил на юридическом поприте. В ряду русских юристов он занимает почетное место, числясь одним из корифеев адвокатуры. Важнейшие дела его, в которых он выступал с блестящими защитительными речами, следующие: процесс-монстр об интендантах и подрядчиках последней русско-турецкой войны (длился два месяца), убийство Сарры Беккер, крушение парохода «Владимир», Мултанское жертвоприношение, дела братьев Скитских, А. Пальмы, В. Бутмиде-Кацмана, поручика Имшенецкого, Ольги Падем, II. Кашина, А. Богданова. Член совета присяжных поверенных округа санкт-петербургской судебной палаты.

— Чем ты больна? — стал допытываться он.

— Так, просто… расстроилась, — неохотно отвечала она, не желая вступать с ним ни в какие объяснения.

Когда любовница покинула Богданова, он тщетно пытался уговорить ее на совместную жизнь. Она не отказывалась брать у него деньги, но все-таки избегала возобновления любовной связи с ним.

Наконец доведенный до отчаяния, он стал искать забвения в водке.

В день преступления он проходил случайно мимо магазина металлических изделий — и, не отдавая себе отчета, под влиянием тоски, купил остро отточенный финский нож. Для чего ему понадобился нож: для самоубийства или кровавой расправы с изменницей — он не знал в то время.

Вечером, желая заглушить горе водкой, он зашел в трактир «Вена». К его негодованию, здесь оказалась также и скрывавшаяся от него Сергеева, пьянствовавшая в компании мужчин. Она вызывающе посмотрела на своего бывшего любовника и презрительно отвернулась в сторону.

Возмущенный Богданов вышел из трактира и на улице стал поджидать любовницу. Последняя через некоторое время также оставила трактир, но не обратила внимания на Богданова и стала быстро удаляться.

— Подожди! — крикнул ей. нагоняя, молодой человек.

— Чего тебе?

— Прощай! Простись со мною!

— Чего ты ко мне лезешь? Я тебя не знаю, — рассердилась она и вскрикнула.

Потеряв самообладание, Богданов ударил ее ножом в живот.

Первоначально он думал скрыться и с поездом Николаевской железной дороги поехал в Старую Руссу, к матери. Однако в вагоне им овладело раскаяние в своем жестоком поступке, и, по совету старика пассажира, он возвратился обратно в Петербург, чтобы отдаться в руки правосудия.

После обвинительной речи товарища прокурора Н. П. Карабчевский с обычным талантом обрисовал все настоящее дело.

Защитник находил, что сознательно и по своей воле убивают только изверги и сумасшедшие, как редкие исключения… Все остальное большинство убийств — только несчастие и мука, и прежде всего несчастие и мука именно для тех, кого мы называем убийцами. Они гораздо несчастнее самих жертв своих. И единственный вопрос, который приличествует судье задать им: «Что обрушило на вас подобное несчастие?» Нередко они сами не в силах ответить и на такой вопрос.

Человек не хочет убивать. Он хочет есть, пить, спать, плакать, смеяться, радоваться, любить, быть счастливым, дышать всею грудью… Но прекратить в себе или другом это дыхание, эту жажду жизни — всегда противно его воле и его разуму.

Под какую категорию убийц подвести нам дотоле. незлобивого и даже нравственного юношу, двадцатилетнего Александра Богданова? Согласиться ли с обвинителем, что он хотел зла своей жертве, обдумал его и совершил это зло сознательно. Едва, ли на этом может успокоиться судейская совесть. Бедной и жалкой Сергеевой, также юной, нам, разумеется, не воскресить. К чему бы привела ее жизнь, мы не знаем. Хуже или лучше ей было, если бы она оставалась на этом свете, мы предугадать не в силах, но перед нами другая, молодая еще жизнь, за дальнейшую судьбу которой мы всецело ответственны.

Александр Богданов, двадцатилетний юноша, портной по ремеслу, выросший в самом низменном омуте столичной трудовой жизни, наперекор всему сохранил в себе все черты молодой, не тронутой пороком души. В неприглядной обстановке мастерового, среди дурных примеров и окружающей его нравственной распущенности, он умудрился уберечь всю свою чистоту, всю свежесть, всю молодость. Для этого надо было иметь недюжинные задатки. Он не пьет, не бражничает с товарищами, до двадцати лет вовсе не знает женщин и прежде всего сторонится размалеванных красавиц, с которыми другие его товарищи не прочь «водить компанию». Живет он скромно, одевается чисто, копейке знает цену, но не копит деньгу, а помогает своим заработком отцу и матери. Так обстоит дело до зимы 1900 года. В эту зиму он случайно знакомится в театре с А. Сергеевой. Участь его решена. Он влюбляется в нее, — влюбляется всем пылом и всеми муками первой юношеской страсти.

Здесь председательствующий рядом настойчивых вопросов, обращенных к подсудимому, стремился выяснить: какой именно любовью полюбил Александр Богданов Акулину Сергееву — плотской или духовной? «За тело ли» или «за ее душевные качества»? На этот вопрос подсудимый, по-видимому, не сумел ответить; он упорно отмалчивался, багровел и потуплялся. Я думаю, что если бы любому из нас, взрослому, поставить такой же вопрос, мы тоже, если бы хотели быть искренними, ответить не сумели. Любовь к женщине вещь слишком сложная и деликатная, чтобы ее можно было разложить на столе вещественных доказательств и разобрать на составные части. И самый вопрос едва ли ставится правильно: «За что любишь?» Люблю — потому, что люблю. Ни за что и — за все! Люблю! Как только разберешься, за что именно, — наступит черед уважению, благодарности, признательности и другим прекрасным чувствам, но любви-то собственно, с ее огромным стихийным придатком, почти всегда наступит конец.

Итак, оставим спор: за что любил Богданов Сергееву? Это отвлекло бы нас слишком далеко и притом совершенно бесцельно в сторону. Достаточно, что он ее любил и что это была его первая любовь. Этого никто не отрицает, да и отрицать было бы мудрено. В самой мизерной обстановке он умудрился создать чистый приют для своей любви и терпеливо и радостно лелеял мысль о браке с полюбившейся ему девушкой. Пусть нигде ни встречает сочувствия его затея, пусть отец косится на его «распутную» нареченную, пусть приятели про себя хихикают и подсмеиваются над его «гулящею» возлюбленною, он один только знает ей цену, один простил ей все ее прошлое, один готов отдать ей все свое будущее. Он ее не ревнует, не бранит, «пальцем не трогает». Он только бесконечно жалеет ее и все боится, чтобы она не ушла от него, не оступилась, не окунулась опять в омут прежнего разврата.

Если бы это была не любовь, что бы его тянуло к ней? Насладился ею, насытил свою животную страсть и — будет! Для чего связывать себя, становиться добровольным батраком и пестуном такой женщины, как Акулина Сергеева? Мало ли таких шестнадцатилетних Акулин, Настасий и Лукерий выбрасывает на свою поверхность и затем вновь поглощает в себя омут столичного разврата? На каждого молодца (особливо такого красавца, как Александр Богданов) всегда найдется новая свежая Акулина… Но вот, подите же! Ни «свежей» Акулины, ни Настасьи, ни Лукерьи ему не нужно. Прилепился он духом и телом к одной и во что бы то ни стало хочет вытянуть ее из омута, точно собственную душу боится с нею вместе погубить. Когда в первый раз уходит от него Сергеева, он в тот же вечер встречает ее на Фонтанке, отзывает от «компании» в сторону, на ее глазах тут же режет себе горло перочинным ножом и попадает в больницу. Едва оправившись, он опять разыскивает Сергееву и находит ее уже в больнице. Есть основание думать, что она болела не совсем хорошей болезнью, которую затем передала и ему. Поблекшую, утомленную, он водворяет опять к себе и снова счастлив. Надо быть самому очень молодым и очень чистым, чтобы постигнуть всю реальную возможность такой экзальтированной идеализации любимой женщины. Вспомним нашу раннюю молодость, и, может быть, каждый из нас найдет в ней задатки такой всепрощающей и всепревозмогающей любви. За чистоту ли мы всегда любим женщину или, наоборот, любя и нечистую, хотим ей привить нашу чистоту?! С жизнью все это утрачивается, забывается нами, но, пока мы сами молоды и чисты, нам кажется, что, любя, мы священнодействуем. А когда священнодействуешь, всегда ждешь чуда. С Сергеевой, к сожалению, подобного чуда не случилось. Для нее не наступило момента нравственного перерождения. После небольшого отдыха от панельной жизни ее скоро опять потянуло на гульбу и легкую жизнь.

Соблазн все более и более рос. Богданов целые дни на работе. Она, не привыкшая ни к делу, ни к работе, томится, скучает. Ее зовут то кататься на тройке, то провести вечер. У «компании», которая за ней так настойчиво ухаживает, по-видимому, никогда не переводятся деньги, и притом деньги легкие. По сведениям Богданова (и это больше всего его убивало), в группе уличной молодежи, сманивавшей и, в конце концов, сманившей от него Сергееву, числились и профессиональные воры. Они не прочь были втянуть и смазливую молодую женщину в свое темное ремесло. Богданов хорошо понимал, что она была уже на самом краю пропасти. А между тем он любил ее по-прежнему. Может быть, любил даже больше прежнего и жалел, как никогда… Для роста жалости было достаточно пищи: что ждало, что могло ждать эту несчастную впереди? Или тюрьма, или больница у Калинкина моста… А он любил ее!

Однажды, не предупредив его, Сергеева ушла и уже вовсе не вернулась. Богданов «закрутился на месте», точно его больно ухватили за самое сердце. Он бросил работу и, дотоле непьющий, принялся кутить. Несколько дней спустя он на улице случайно сталкивается с Сергеевой. Она уже совершала свои профессиональные прогулки. Он умоляет ее бросить все и уехать в провинцию к его матери, чтобы там начать новую жизнь. Он сулил ей и деньги на проезд. Так как деньги он все прокутил, то закладывает за восемнадцать рублей свое пальто и надеется ее вновь встретить, чтобы передать деньги и отвезти ее на вокзал. Не встречая ее затем несколько дней, он впадает в совершенное отчаяние. Он снова принимается за бесшабашный кутеж. Кутил он всего лишь несколько дней, пока не перевелись деньги. На последние гроши он покупает затем финский нож, покупает про запас, чтобы покончить либо с нею, либо с собою, как приведет судьба. Он понимает только одно: «Надо покончить!» Покончить действительно было впору. В тот же вечер, попав в трактир, он случайно встречает Сергееву. Она была там с своими «обожателями», — они ее поили водкой. Потом она вышла на улицу на свою уже обычную «профессиональную» прогулку.

Богданов кинулся за нею.

— Прощай, простись со мною, — заступил он ей дорогу, щупая нож в кармане.

— Я тебя не знаю. Что ты лезешь? — И она уклоняется от него, желая продолжать свой путь…

Ему «ударило в голову»: куда же ведет ее путь?.. Если бы он не любил ее, он бы брезгливо посторонился, послав ей, по обычаю, вдогонку разве только площадное слово, чтобы сорвать свою молодецкую удаль. Не тут-то было! Уйти от нее он уже не мог. Он чувствовал всем существом своим, что любит ее и жалеет больше жизни, больше самого себя. Он и сам рад был бы умереть, — так ему было невыносимо. Но она пошла бы дальше. Путь ее был проторенный, известный… Он решил, что она не сделает больше шага по этому пути. И он ударил ножом не себя, а ее. Ударил сильным, смертельным ударом в живот. Став таким образом убийцей, он тут же почувствовал себя и слабым, и беспомощным, как ребенок. Ноша оказалась непосильной! Он вспомнил о матери… Думал у ней укрыться на груди. Его образумил первый встречный, участливый человек, — «и мать бессильна спасти убийцу»!

Может быть, спасете его вы, присяжные заседатели?! Вы — людская совесть! Подумайте, попробуйте!.. Если можете взять ею грех на себя и отпустить его, — спасите!

Присяжные заседатели недолго совещались и вынесли Александру Богданову оправдательный вердикт.