БАНКИРСКИЙ КРАХ
БАНКИРСКИЙ КРАХ
Весной 1900 года к одному из судебных следователей явился владелец банкирской конторы в Петербурге мещанин Г. А. Никитин и заявил о совершенной им вследствие неудачной биржевой игры растрате чужих денег на сумму до 200 000 рублей. Ввиду этого в его банкирской конторе немедленно был произведен тщательный обыск, и в ней оказалось денежных сумм всего на 4 888 рублей. Вместе с тем обнаружилось, что Г. А. Никитиным были заложены в Обществе взаимного кредита санкт-петербургского уездного земства, в Сибирском торговом банке и у мещанина Федорова различные ценные бумаги стоимостью свыше 332 233 рубля, под которые было взято ссуды 293 766 рублей.
По прекращении банкирской конторой своих операций кредиторы поспешили распродать эти бумаги, причем кроме долга Общество взаимного кредита выручило лишних 6 866 рублей и Сибирский банк — до 1 231 рубля. Считая остававшиеся непроданными процентные бумаги на 10 118 рублей, на покрытие растраты у Никитина было обнаружено, таким образом, только 23 103 рубля.
Из дальнейшего предварительного следствия выяснилось, что Г. А. Никитин приобрел банкирскую контору в декабре 1897 года от своего брата С. А. при вполне удовлетворительном балансе и с активом, превышавшим пассив почти на 15 815 рублей. Своих денег Г. А. Никитин имел тогда около 45 000 рублей, и контора поступила с того времени в его полную собственность. Хотя в ней и занимался другой его брат Василий, но он, как приказчик, никакой самостоятельной роли не играл. Так, когда он пытался изредка делать замечание о рискованности каких-нибудь операций, то Г. А. Никитин просил его не вмешиваться в посторонние дела.
Первоначально новый владелец конторы вел банкирские операции с осторожностью и получал даже прибыль, но затем дела его пошатнулись, и с 1899 года он стал прибегать к помощи своего брата С. А., считавшегося очень состоятельным человеком. Последний разновременно передал ему до 72 000 рублей, хотя эти деньги, по большей части, не записывались ни в какие конторские книги. В делах конторы негласное участие принимал также и купец И. Манус, имевший, по-видимому, неограниченное влияние на Никитина. Последний постоянно придерживался его советов в деле покупки и продажи бумаг, принимал от него различных клиентов и открывал им в своей конторе специальные текущие счета на крупную сумму. Клиенты эти обыкновенно отдавали приказания не самому Никитину, а через Мануса, и, внося по своим счетам весьма небольшое обеспечение, еще часто отсрочивали прием заказанных на срок ценных бумаг, пользуясь покровительством Мануса.
Из показаний наиболее крупных клиентов конторы, потерпевших инженеров Бонди, Крушколла и Бернатовича и подрядчика Парадеева, видно, что все они работали по сооружению Сибирской железной дороги и осенью 1899 года приехали в Петербург для сведения денежных счетов С ними вскоре познакомился Манус и. узнав, что у них имеются деньги, уговорил их начать биржевую игру дивидендными бумагами. При этом как на наиболее надежное учреждение для открытия специальных текущих счетов он указал им на банкирскую контору Никитина.
Сибирские гости последовали его совету, открыли текущие счета, и контора Никитина начала покупать для них и продавать различные бумаги, записывая эти операции в расчетные книжки. Однако никто из них и никогда не видел покупавшихся бумаг, и номера последних почему-то не вписывались конторой в книжки.
Операции банкирской конторы заключались, главным образом, в продаже ценных бумаг и покупке на срок. При продаже в банки Никитин пользовался бумагами своих клиентов, которые сдавал покупателям, и таким путем доставал необходимые средства для продолжения своих операции. С 1898 года он сильно расширяет операции специальных текущих счетов, и по балансу на 1 апреля 1900 года видно, что им было принято всего бумаг на 1 580 859 рублей и выдано клиентам в ссуду 1 432 386 рублей. В особенности же возросли текущие счета с осени 1899 года, когда клиентами в контору вступили три сибирских инженера и подрядчик, сразу открывшие счета на сумму свыше 1 000 000 рублей.
Такой огромный кредит Г. А. Никитин, как владевший незначительным оборотным капиталом, мог оказывать только под условием продажи ценных бумаг, принадлежавших его клиентам, тем более что столь обширным кредитом он сам ни в каком банке не пользовался. И, действительно, он не стеснялся прибегать к продаже чужих ценностей, сбыв к 1 апреля 1900 года бумаг своих клиентов на 1 373 512 рублей. Желая все-таки предохранить себя от ответственности и убытков, Никитин одновременно с продажей этих бумаг покупал такие же бумаги на срок.
Так как ценные бумаги в последние два года все более и более падали, то он, кроме крупных убытков, ничего не получил от этой операции. Помимо того, подобная операция, заключающаяся обыкновенно на конец месяца, заставляла его принимать в конце месяца большую партию бума", и ему с трудом приходилось доставать необходимые дл, я этого денежные средства. В таком же затруднительном положении он очутился ч весною 1900 года, накануне своего признания в растрате
Общая сумма этой растраты при проверке оказатась доходящей до 220 432 рублей 70 копеек, падающих на многих клиентов конторы.
Привлеченный к уголовной ответственности, Г. А. Никитин признал себя виновным в растрате вверенных ему ценностей и объяснил, что он продавал вверявшиеся ему клиентами ценные бумаги для биржевых операций, так как сам не обладал достаточным оборотным капиталом. Бумаги продавались им как внесенные клиентами на обеспечение специального текущего счета, так и покупавшиеся конторой, согласно их поручению С той же целью были растрачены им и внесенные на простой текущий счет деньги, а также положенные на хранение в контору ценные бумаги.
По словам некоторых лиц, близко знавших обвиняемого, он всегда вел скромную жизнь и на свои личные расходы тратил очень мало денег. Ввиду этого произведенная им крупная растрата может быть объяснена исключительно несчастливой биржевой игрой.
Дело это рассматривалось 28 ноября 1900 года в санкт-петербургском окружном суде, под председательством Д. Ф. Гельшерта.
Защитником со стороны подсудимого выступал присяжный поверенный Г. С. Аронсон.
Обвиняемый спокойно рассказал суду о своей биржевой деятельности, приведшей его, в конце концов, на позорную скамью. По его словам, во всем виновато несчастное стечение обстоятельств, которому в значительной степени способствовал и его знакомый — купец Манус. Последнего он знал мало и познакомился с ним только в 1899 году. В том же году он и стал прибегать к продаже и залогу вверенных ему клиентами ценных бумаг, надеясь как-нибудь извернуться в биржевой игре. По совету Мануса, бывшего мелким биржевым спекулянтом, он принял крупных клиентов для онкольных счетов. Но дававшееся им обеспечение не соответствовало открытым им счетам, ему самому приходилось расплачиваться за них, и когда клиенты зарвались, в погоне за наживой, они и его втянули в опасный водоворот. Между тем растрата бумаг клиентов все более и более росла, без надежды на поправку дел, и Никитину, наконец, ничего не оставалось делать, как только чистосердечно признаться во всем. Сам он решительно ничем не воспользовался от своей деятельности, а, напротив, еще стал жертвой, потеряв на биржевых операциях до 400 000 рублей. Ко времени суда над ним его богатый брат пришел к нему на помощь, и обвиняемому удалось сполна удовлетворить все претензии бывших клиентов его конторы.
Товарищ прокурора Ф. С. Зиберт, ввиду полного сознания подсудимого, находил излишним допрашивать многочисленных свидетелей, тем более что по этому делу не было заявлено никаких гражданских исков.
Защитник Г. С. Аронсон, присоединяясь к мнению обвинителя, просил допросить только купца Мануса как главного свидетеля, показания которого могли пролить свет на данное дело.
Свидетель Манус показал, что он знал подсудимого за солидного биржевого дельца, которому смело можно было довериться. Поэтому, когда он познакомился с сибирскими инженерами, желавшими попытать счастья в биржевых операциях, он прямо отрекомендовал им контору Никитина. Вместе с тем он стал давать им советы относительно биржевой игры, но они мало слушались его и вскоре совсем перестали прибегать к его содействию. Свидетель предупрежденно относился к крупным клиентам Никитина, ссылаясь, между прочим, на то, что они сами были не менее его опытные биржевики и могли понимать, куда дело клонится. Сам же Никитин никого не мог обмануть, и его считали неспособным к биржевой деятельности. В то время как при открытии онкольных счетов необходимо обеспечение от клиентов в размере до 30 процентов, — у Никитина были и такие клиенты, обеспечение которых не превышало 3 процентов, а некоторые не только обходились без обеспечения, но еще у него же брали крупные суммы в долг. В конторе Никитина происходила и так называемая «американская биржа», после 3 часов дня, участниками которой являлись разные лица, не допускавшиеся на настоящую биржу, всевозможные биржевые зайцы, любители быстрого обогащения и прочие. Здесь тоже заключались сделки, покупались и продавались ценные бумаги. В этой нелегальной бирже принимал участие также и Никитин с своими клиентами-сибиряками.
Защитник Аронсон заметил, что ведь краху конторы Никитина содействовал собственно сам свидетель, влияя своими советами на подсудимого и навязывая ему малообеспеченных клиентов.
По просьбе присяжных заседателей были оглашены на суде письменные показания некоторых свидетелей. Эти показания обрисовывали Мануса далеко не в выгодном свете. Знакомясь с будущими клиентами конторы Никитина, он уговаривал их настойчиво на биржевую игру, сулил в будущем золотые горы, соблазнял их, наконец, выгодными денежными операциями, а затем преспокойно умывал руки в случае биржевых неудач.
Манус объяснил, между прочим, что в биржевых операциях все дело основано исключительно на кредите.
— Я, — сказал он с апломбом, — не имею сейчас и тысячи рублей, а между тем, если захотите, могу предложить вам акций на миллион рублей.
По его же словам, подсудимый, расплачиваясь со своими клиентами после краха конторы, некоторым из них даже переплатил лишние деньги. Так, например, он возвратил одному клиенту 5 100 рублей, между тем как, благодаря биржевым операциям, он сам должен был дополучить с него вдвое большую сумму. На это же было указано также и экспертизой, которая, отметив неправильное ведение книг в конторе Никитина, тем не менее не усматривала в этом какого-либо злого умысла или недобросовестности с его стороны.
Оборот в конторе подсудимого иногда доходил до 2 миллионов рублей в день.
Товарищ прокурора усматривал в растрате Никитина, на основании следствия, лишь признаки легкомыслия.
Присяжный поверенный Г. С. Аронсон, с своей стороны, произнес горячую речь в защиту подсудимого. От действий бывшего банкира, по словам защитника, решительно никто не пострадал, а скорее он сам сделался жертвой различных «американских» дельцов, потеряв все свое состояние и превратившись в нищего. Метко охарактеризовав тот кипучий, азартный мирок, в котором вращались манусы и другие подобные биржевые дельцы, Г. С. Аронсон находил, что подсудимый в своей печальной деятельности играл почти исключительно пассивную роль, всецело подпав под постороннее влияние.
В заключение речи защитник выразил надежду, что присяжные заседатели, признав Никитина невиновным, тем самым дадут хороший урок на будущее время всем другим биржевикам и удержат их от рискованной игры ценностями в погоне за наживой.
Присяжные заседатели недолго совещались и вынесли Г. А. Никитину оправдательный вердикт.