Отцы церкви — женоненавистники

Итак, церковь с презрением относится к женщинам из-за того, что они якобы духовно и нравственно неполноценны. Она признает за мужчиной право на телесные наказания, принуждающие женщину к послушанию, подчинению и терпеливому отношению к несправедливости. Однако почему теологи вообще рассуждают о женщинах, эротике и браке? Может, у церковников — из-за того, что они всю жизнь проводят в благонравном целомудрии, — искаженные представления о сексуальности? Или речь идет о представителях духовенства, которые, несмотря на свои обеты, часто и охотно вступают в связь с женщинами и, несмотря на это или именно в силу этого обстоятельства, женщин презирают? Так или иначе, их рассуждения подобны разговору слепых о цвете или возне в нечистотах собственной фантазии. Они охаивают женщин, чтобы облегчить молодым клирикам отказ от брака («виноград-то зелен!»). Бесчисленные религиозные сочинения изображают женщину слабой, склонной к грехопадению, таящей опасность для мужчины, олицетворяющей соблазн.

Многие женщины ищут защиты от мужского господства и насилия со стороны общества мужчин, укрываясь за стенами монастырей или во дворах религиозной секты бегинок[17], чтобы не связывать себя обетами. Начиная с VIII века, знатные дамы часто становятся основательницами монастырей. Кроме того, появляются «служанки Бога», «женщины под покрывалом» и «посвященные Богу», не вступающие в брак и не покидающие свои родовые замки. До возраста «старой девы», который начинается на двадцать пятом году жизни, женщине не дозволяется давать нерушимые обеты и отрекаться от мира. Но если этот шаг все же сделан, женщина вдруг приобретает большой почет: церковь, упорно принижающая статус мирской женщины и называющая ее «сосудом греха», парадоксальным образом признает за ней такое же право на уединенную жизнь, как и за мужчиной. К тому же в монастырях и бегинских общинах представительницы прекрасного пола приобретают несопоставимо больше прав и свободы, чем их мирские сестры, так что их положение зачастую намного лучше, чем положение замужних женщин.

Скепсис по отношению к слабому полу, выпавший на долю мирской женщины Средневековья, формулируется богословами уже на самых ранних этапах существования церкви. Могущественные святые отцы столетиями учили, что женщина есть существо неполноценное, неудачный вариант мужчины. Впрочем, основной тон, который подхватило христианство, был задан еще Аристотелем, писавшим, что похоть высасывает у человека разум. Блаженный Августин согласен с отвержением плоти, с проекциями собственной испорченной и не поддающейся укрощению сексуальности на теологию. В его труде «О благе брака» проводится черта между невинным супружеским актом, необходимым для зачатия, и непростительным, служащим утолению чувственности. «Прелюбодеяние и распутство несут в себе смертные грехи. А посему воздержание от всякой половой жизни ценится определенно выше, чем даже супружеский, служащий зачатию, акт любви». Фома Аквинский решительно заключает, что в браке мужчина несет лишь потери. Супружество якобы можно оправдать лишь известной пользой, которая его сопровождает. За подобными утверждениями следует безоговорочное церковное проклятие, вульгаризирующее сексуальность в целом. Вместо того чтобы дать эросу приют на небесах, его вытесняют в ад.

Фома считает даже, что мужчина в вожделении подобен животному, а во время совокупления — зверю, и вину за это возлагает, разумеется, на женщину. Мужчина отделяет сексуальное желание от себя и проецирует его на женщину: это она соблазняет его, толкая к греху, к сексуальности, к плотской похоти. Постель — место, где мужчина подвергается опасности дьявольского искушения. Вожделение, которое, согласно Фоме, всегда сопровождает супружеский акт, есть мерзость. Женщина может быть полезна только в домашнем хозяйстве и для заботы о детях. Сваливая на женщину дьявольские инстинкты, которые терзают его самого, мужчина получает возможность не обращать на них внимания.