Стыд и срам

С конца XIV века бани постепенно приобретают дурную славу. Их персонал состоит теперь из «обученных мастеров» и женщин-профессионалок. Банщица и шлюха становятся синонимами: можно сказать одно, подразумевая другое, и тем не менее соблюсти приличие. «Растиральщицей» называют банную массажистку и девушку, оказывающую сексуальные услуги. Банщицы становятся проститутками, а банщики исполняют роль сводников: они организуют контакт посетителей с банщицами или разрешают мужчинам привести с собой девушку (женщины тоже могут прийти со своими любовниками). Нет сексуальной услуги, которую персонал бани не мог бы оказать или организовать.

В XV веке появляется много жалоб на то, что банный персонал состоит сплошь из сброда. Даже студенты порой становятся фокусниками, музыкантами или банщиками. Именно сравнение с фокусниками и музыкантами доказывает, с каким презрением смотрели на банщиков. И все-таки в бани по-прежнему ходят даже князья и император, и посетители творят там с банщицами все, что им вздумается. Эти заведения продолжают терпеть, хотя публично ими возмущаются.

Как и следовало ожидать, духовенство в этом отношении также демонстрирует двойную мораль. Церковные соборы и городские советы развязывают войну против публичных женщин, а те прекрасно знают, что благочестивые господа составляют их лучшую клиентуру. Доступные девушки специально стараются устроиться на службу в баню, чтобы иметь возможность встречаться с представителями духовенства.

В бане священнику прислуживает проститутка, затем он без зазрения совести берет ее к себе в покои, однако это не влечет за собой никаких неприятностей. «Что нравится, то и можно», — думают при этом. Тем более что священники почти никогда не посягают на непорочных девушек. Так или иначе, среди божьего обслуживающего персонала на земле царит неописуемая дерзость и бесцеремонность, которая вполне согласуется с вольностью местных законов по части банных удовольствий. Так, в источниках 1520 года можно прочитать, что в баню нельзя допускать священника, который хочет уединиться с девственницей, но ему полагается выделить комнату, если он приводит с собой «развратницу». Предполагается, что в последнем случае нет опасности возникновения любовной интрижки.

Тем не менее официальная линия выглядит — как всегда — совершенно иначе: теологи и церковные иерархи отнюдь не в восторге от бань и считают их делом греховным. Особенно ненавистны им горячие ванны, поскольку они размягчают тело и побуждают к разврату. Августин обрушивается на бани и в приступе высокоморальной ярости требует разрешать максимум одно посещение в месяц. Иероним идет дальше и допускает купание только для детей. То, что предписывают и требуют отцы церкви, направлено не против гигиены, а против «внутренней нечистоты».

Слишком рьяные монахи и монашки с ранних времен существования церкви поносят бесполезное пристрастие к купанью, выступая как против чувства удовольствия от мытья, так и против обнажения тела. Цистерцианцам разрешается купаться раз в месяц — и это уже слишком часто. Некоторые представители духовенства вообще никогда не купаются. От мытья отказываются не только отшельники и отшельницы — даже архиепископ Бруно Кёльнский и епископ Рейнхард фон Люттих принципиально не садятся в банный ушат. О Елизавете Тюрингской рассказывают, что она, после долгих уговоров решившись-таки помыться, омочила ступню в воде и сочла купание оконченным. Точно так же обстояло дело с императрицей Агнессой: она избегала теплых ванн, чтобы не разжигать плотские желания.