Часть 1. Формирование философских и общественно-политических взглядов В. Г. Белинского
Разгром восстания декабристов почти на 15 лет приостановил развитие русской революционной мысли.
Но, начиная с 30-х гг. XIX века, общественная жизнь в России вновь начинает оживляться. В Москве возникает кружок Герцена-Огарёва, занимающийся изучением утопического социализма Сен-Симона, в Петербурге создаётся кружок Станкевича, член? которого занимались освоением немецкой классической философии.
В 1833 г. к кружку Станкевича присоединяется молодой литератор Виссарион Белинский. В ходе своих занятий в кружке Станкевича Белинский последовательно изучил всех основных германских философов того времени: Фихте, Шеллинга, Гегеля. Как отмечал Н. А, Бердяев, "Белинский прошёл через все стадии философских исканий русского общества того времени. Он по очереди был фихтеанцем, шеллингианцем, гегельянцем, потом перешёл к фейербахианству".1
Овладевая идеалистической философией Фихте, в 1836 г. Белинский попытался использовать её в качестве теоретического обоснования идей утопического коммунизма. По этому поводу он писал следующее: "Фихте сказал, что государство, как все человеческие постановления, стремится к собственному уничтожению и что цель всех законов - сделать ненужными все законы. Да, наступит это время, царство Божие, когда не будет ни бедного, ни богатого, ни раба, ни господина, когда все люди признают друг в друге своих братьев во Христе".2
В 1836 г. начинается знакомство Белинского с философией объективного идеализма Гегеля. Первые общие сведения о Гегеле Белинский получил ещё в 1835 г. Более систематическое и глубокое изучение гегелевской философии Белинский начал с осени 1837 под влиянием Михаила Бакунана, будущего "отца мирового анархизма".3
В 1838 г. Белинский полностью овладел философией Гегеля и стал его горячим сторонником. Однако, усвоение гегелевской философии вызвало у Белинского серьёзный идейно-нравственный кризис, который он сам назвал "насильственным примирением с действительностью". О своём решении начать "насильственное примирение с действительностью" на основе выводов из филлософии Гегеля Белинский сообщает 7 апреля 1837 в письме к Д. П. Иванову. Причиной такого решения Белинского стало неправильное и слишком буквальное понимание им известного гегелевского тезиса: "Всё, что разумно, существует. Всё, что существует - разумно". На основании этого Белинский и решил начать примирение с "действительностью". Кроме этого, в силу своего характера, Белинский не только продумываля ту или иную филослфскую систему, но и стремился воплотить её в своей личной общественно-политической жизни.4
Из гегелевского тезиса Белинский сделал ошибочный вывод о необходимости и разумности существовавшего в тогдашней России общественного строя и бесполезности борьбы с ним. Но общественно-политическая и философская практика вскоре убедили его в несосотятельности подобного вывода. Поняв, что диалектические принципы философии Гегеля, требующие рассмотрения явлений действительности в непрерывном развитии, противоречит его первоначальным поспешным выводам, Белинский с присущей ему страстностью обрушился на свои прежние взгляды.5
В конце 1839 г. Белинский объявляет о своём разрыве с принципом "примирения с действительностью" и с 1840 г. он переходит на позиции левого гегельянства, делая из философии Гегеля революционно-демократические выводы.
Следует отметить, что в этом же 1840 г. на позиции левого гегельянства в Германии перешли Маркс, Энгельс и Фейербах. Как отмечал в связи с этим Н. А, Бердяев: "В России в 40-х гг. XIX в. был тот же диалектический процесс мысли, который происходил в левой гегельянстве у Фейербаха и Маркса. Происходил разрыв с отвлечённым идеализмом и переход к конкретным действиям". 6
Работы Фейербаха, Маркса, Энгельса, издававшиеся в период 40-х гг. XIX в. в Германии, были хорошо известны Белинскому и находили у него положительный отклик. Выражая им своё сочувствие, Белинский отмечал, что они "отложились от Гегеля и свой прогресс полагают в живом примирении философии с жизнью, теории с практикой".7
Свой отход от гегельянства сам Белинский чётко связывал с начавшимся в 1841 г. изучением теории коммунизма. В письме В. П. Боткину от 8 сентября 1841 он писал: "Я теперь в новой крайности - это идея социализма, которая стала для меня идеею идей, бытием бытия. Всё для неё и всё из неё".8
Процесс перехода Белинского от диалектического объективного идеализма Гегеля к диалектическому материализму проходил в период 1840-1843 гг. В его статьях 1844 г. уже не встречается упоминаний о "вечной идее, творящей мир". К 1845 г. Белинский окончательно утверждается на позиции диалектического материализма.
Материализм Белинского существенно отличался от антропологического материализма Фейербаха. В противоположность Фейербаху, который вместе с идеализмом Гегеля отбросил его диалектический метод, Белинский стремился применить принцип диалектики, принцип развития к познанию явлений природы, человека и общества.
Говоря о значении Белинского для русской материалистической философии, его ученик и последователь Н. Г. Чернышевский отмечал, чито он "самостоятельно подверг критике гегелеву систему, и что с этого момента умственное движение в России уже не подчинялось никакому чужому авторитету. Тут в первый раз умственная жизнь нашего Отечества произвела людей, которые шли рядом с мыслителями Европы, а не в свите их учеников".9
Эта солидная философская подготовка помогла Белинскому в ходе разработки им теории коммунизма избежать того ложного пути, на который встал его ровесник Герцен, заменивший после поражения Европейской революции 1848-1849 гг. утопический социализм Сен-Симона и Фурье на не менее утопический социализм русской крестьянской общины.
Теперь относительно ставшего традиционным для бывшей советской историографии причислении Белинского к лагерю русских утопических социалистов и предшественников народничества. В связи с этим необходимо коснуться самого научного определения русского утопического социализма и народничества. Наиболее общая формулировка в советской историографии звучала примерно так: "Утопические социалисты мечтали о преобразовании капитализма в социализм путём мирных реформ". Относительно народничества имеется известная формула Ленина, согласно которой народничество состоит из следующих основных элементов: "1) признание капитализма в России упадком, регрессом; 2) утверждение о самобытности русского экономического строя; 3) игнорирование связи юридических и политических учреждений страны с материальными интересами определённых общественных классов".10
Достаточно внимательно прочитать произведения Белинского, чтобы понять, насколько его взгляды не соответствовали всем этим признакам утопического социализма и народничествва. Относительно иллюзии о возможности мирного перезода к социализму Белинский писал: "Тысячелетнее царство божие утвердится на земле не сладенькими и восторженными фразами, а террористами - мечом Робеспьеров и Сен-Жюстов".11
Относительно исторической роли капитализма вообще, и в России в частности, Белинский отмечал: "Мой верующий друг доказывал мне, что избавь бог Россиюот буржуазии, а теперь ясно видно, что внутренний процесс гражданского развития в России начнётся не прежде, как с той минуты, когда русское дворянство обратится в буржуазию".12
В другом письме, критикуя французского социалиста-утописта Луи Блана, Белинский писал: "Прочёл я книгу Луи Блана. Буржуазия у него ещё до сотворения мира является врагом человечества, тогда как даже по его книге видно, что без неё не было бы той революции, которой он так восхищается".
Белинский, также в отличие от европейских социал-утопистов и будущих русских народников, ясно видел, что для социалистической революции нужен не народ вообще, а передовой класс, возглавляемый авторитетным вождём: "Когда я при моём верующем друге сказал, что России нужен новый Пётр Великий, он напал на мою мысль, как на ересь, говоря, что народ сам должен всё для себя сделать. Что за наивная, аркадская мысль?!"13
Всё это делает невозможным ставить Белинского в один ряд с такими действительными русскими социалистами-утопистами, как Герцен, Огарёв, Бакунин и Лавров.
Что касается научности Белинского, то можно отметить его гениальное открытие, которое позже повторил Ленин - о том, что ситхийное народное движение не может создать научную революционную теорию и революционных вождей. Об этом Белинский сказал следующее: "Все теперешние враги буржуазии и защитники народа не принадлежат к народу, а принадлежат к буржуазии".14
Белинский был реалист и трезво мыслящий человек. Он твёрдо знал (в отличие, скажем, от Герцена, а также от Маркса и Энгельса), что социализм не придёт ни в Европу, ни в Россию в течение XIX века.Социалистическую Россию он видел только в 1940 году, а социалистическую Европу - и того позже: поскольку социалистическая Россия, по его словам, в 1940 году будет служить примером остальному миру.15
В своём последнем произведении - знаменитом "Письме Гоголю" - он намечает весьма скромную программу буржуазных реформ в России XIX века: 1) отмену крепостного права; 2) создание буржуазного правового государства, - очевидно, полагая, что при сохранении неограниченной монархии в России на большее рассчитывать не приходится.