Десятилетие до образования империи
Коронация, какой бы впечатляющей она ни была, являла собой акт насилия над духом времени. Через несколько недель либералы победили на выборах в парламент — в Кёнигсберге избрали Юлиуса Руппа; — и обозначился конфликт в войсках, который перерос в спор о новой конституции. Но не о нём здесь речь.
Реформа армии дала гарнизону Кёнигсберга два новых пехотных полка (41-й и 43-й), обозные войсковые части, разделение на тяжёлую (осадную) и лёгкую (полевую) артиллерию; конституционный конфликт привёл к укреплению либерализма и его радикализации в лице «Партии прогресса», среди основателей которой было несколько восточно-прусских депутатов. Университетские профессора оставались умеренно либеральными, хотя они и выступали в защиту своего прогрессивного коллеги, профессора медицины Мёллера, но так и не смогли помешать снятию его с должности, так что открытие наследным принцем, который был в то время ректором университета, 20 июля 1862 года нового здания университета, построенного на Парадной площади в 1858-59 годах по планам Фридриха Августа Штюлера, ученика Шинкеля, в стиле флорентийского ренессанса, прошло без помех. Всё это произошло за несколько недель до того, как король назначил Бисмарка премьер-министром, доверив ему судьбу Пруссии. Торжественную речь произнёс проректор Розенкранц.
Старое здание университета перешло в собственность города. В 1864 году здание так называемой Новой коллегии снесли и на её месте возвели Кнайпхофскую гимназию. Здание Старой коллегии сдали в аренду, в ней позднее разместились городские библиотека и архив. В это время произошли и другие изменения в облике города, как например, снос самых красивых ворот Грюнес Тор у моста Грюне Брюке и лабиринта узких переулков с маленькими домами перед западным крылом замка, где было намечено оборудование большой рыночной площади, получившей название Гезекусплатц.
Политические события десятилетия перед созданием империи почти не мешали кёнигсбергской торговле. Благотворно сказалось дальнейшее расширение железнодорожной сети: строительство первого железнодорожного моста через Прегель, установление железнодорожной связи с внешней гаванью Пиллау от специально построенного для этих целей (таможенного) Лицент-вокзала, продление Восточной железной дороги до Айдткунена и строительство Южной дороги в сторону Просткена; обе дороги имели выход к русской железнодорожной сети, благодаря чему зона обслуживания Кёнигсбергского порта простёрлась до Москвы и Одессы. С другой стороны, на морском сообщении сказалось то, что часть торговых грузов стала перевозиться не водным, а железнодорожным транспортом. Восточная дорога принадлежала государству, Южная и Пиллауская дороги — построившему её акционерному обществу, в котором большую роль играли английский капитал и железнодорожный магнат Штроусберг. Поэтому магистрали имели свои отдельные вокзалы и самостоятельные привязки к портам. И только в 1903 году Южную дорогу приобрело государство.
Расширение российской железнодорожной сети оживило торговлю чаем и индиго, которые из Лондона доставлялись в Россию через Кёнигсберг. В то время в Кёнигсберге имелось семь больших чаеторговых домов, объединившихся в «Чаевую компанию». Через Кёнигсберг из Америки в Россию поставлялся также керосин, причём, в большом количестве. И только после строительства Великой Сибирской магистрали, протянувшейся до китайской границы, торговля чаем уменьшилась, равно как и открытие месторождений нефти в Каспийском море, изобретение газового, а затем и электрического освещения привело к упадку торговли керосином. В торговле зерном и сельдью заявили о себе новые фирмы «Мюллер и Гутцайт», «Каркутш и Мигге», а также пароходства и транспортные конторы Роберта Клайенштюбера и Роберта Майхёфера. Их владельцы после 1870 года стали влиятельными личностями в экономике Кёнигсберга. Благодаря семье Цимер большое развитие получило производство ликёра.
Новыми отраслями хозяйства стали производство минеральной воды, сконцентрированное на нескольких фабриках, и фотография, которая развивалась наряду со старыми способами репродукции — гравюрой и литографией; новыми формами хозяйственной деятельности стали ассоциации и агентуры неместных страховых компаний.
Что касается добычи янтаря, то тут дело обстояло следующим образом. Корабельный юнга Штантин, обнаруживший, ныряя за камнями, янтарь на морском дне, и «еврей-лоточник» Моритц Беккер арендовали в 1861 году у прусского государства право на добычу янтаря. Беккер вскоре стал единоличным владельцем фирмы. С 1862 по 1899 год он добывал янтарь со дна Куршского залива у Шварцорта паровыми экскаваторами. В 1872 году он приобрёл поместье Палмникен, где заложил первое и единственное в мире предприятие по добыче янтаря. Он стал коммерческим советником и богатым человеком. Когда в 1899 году государство решило расторгнуть арендный договор, то оно вынуждено было выплатить ему 8 миллионов марок.
Успешное развитие экономики способствовало возникновению новых ассоциаций — «Союза коммерсантов» в 1858 году и «Парусного клуба Ре», основанного в 1855 году. В целом же время спорта ещё не наступило. Центрами общения стали лишь союзы гимнастов, певцов и стрелков. Гильдия стрелков отпраздновала в 1851 году свое 500-летие и в 1855 году переехала в новый Дом стрелка в Трагхайме. Местами проведения досуга по-прежнему оставались ложи; почти все известные кёнигсбержцы — экономисты, профессора и школьные учителя, адвокаты и врачи, музыканты и художники являлись членами какой-либо ложи. Наряду с двумя старыми ложами, в 1863 году возникла третья — Иммануилова ложа, которая, как и первые две, обосновалась на улице Хинтертрагхайм. Здесь членство евреев уже не являлось проблемой. Её членами были многие евреи-коммерсанты, а также редакторы, артисты, музыканты и художники.
Университет принимал в развитии научной жизни самое активное участие. Там работали уроженцы Восточной Пруссии, которые посвятили всю свою научную и преподавательскую деятельность родному университету. Для многих других Кёнигсберг был ступенькой в большой карьере: для теолога Августа Дорнера, юристов Огго Штоббе и Пауля Лабанда; для медиков — Гельмгольца, который в 1851 году, будучи ординарным профессором физиологии, изобрёл глазное зеркало; Юлиуса Якобсона, которому в 1852 году создали первую в Пруссии кафедру глазного лечения, и Эрнста Лейдена; филологов древности Людвига Фридлендера и Карла Лерса, историка Гизебрехта, ученика Якоба Гримма Оскара Шаде, математика Юлиуса Рихелота, физика Густава Кирххофа, ботаника Роберта Каспари, зоолога Густава Цаддаха. Может вызвать удивление, что в такой аграрной провинции, как Восточная Пруссия, сельское хозяйство только теперь получило доступ в университет, являясь до этого лишь практической областью и борясь за право стать научной дисциплиной. Первую кафедру сельского хозяйства с институтом в 1869 году получил Теодор фон дер Гольтц.
Научную базу университета в ещё большей степени, чем раньше, составляли объединённые в ассоциации пасторы, юристы, врачи и учителя, проводившие разные исследования. Следует сказать, что многие врачи в качестве депутатов выступали за укрепление здоровья граждан, а больше всех Вильгельм Шиффердеккер, который более 30 лет являлся председателем «Физико-экономического общества».
Альбертина была основана как питомник лютеранства. После долгих споров она признала равноправными кальвинистов, но принятие католиков в преподавательский состав отклонила. После эмансипации евреев возник вопрос о том, что имеет большее значение — устав университета или государственный закон. Это была не расовая проблема — евангелические евреи уже давно находились в числе профессоров, — речь шла, по словам Розенкранца, о том, является ли «свобода только лишь протестантского духа основополагающим принципом настоящей, основанной на беспощадной критике науки», или же Альбертина есть учреждение государства «для всех прусских граждан всех сословий и всех конфессий». В 1866 году решили, что и не евангелические христиане могут стать заведующими кафедрами на всех факультетах, кроме теологического.
За пределами университета художественная литература переживала свой скромный расцвет. Существовало даже «Старопрусское поэтическое общество», которое несколько лет издавало «Альманах муз». Двое его членов — Август Хаген и Рудольф Ройш — основали в 1858 году «Литературный кружок», к которому принадлежали также Рудольф Райке и его свояк врач Генрих Бон, а позднее Эрнст Вихерт и Феликс Дан. Начало ему положили две женщины: Эмилия Райке и Паулина Бон. Старые просветительские союзы допускали на свои заседания только мужчин. Женщины, стремившиеся получить образование, вынуждены были ограничиваться докладами №Общества Густава-Адольфа» или «Внутренней миссии». В кружках они не только нашли возможность получить образование, но и распространять знания.
Больших поэтов в Кёнигсберге тогда не было. Либералы Домартовского периода состарились. Вокруг них подрастало поколение, открывшее для себя буржуазный реализм. Примечательно, что среди как романтиков, так и реалистов выделялись чиновники-юристы: среди первых Эйхендорфф, Шенкендорфф и Э. Т. А. Гофман, среди вторых советник Верховного земельного суда Людвиг Пассарге, его коллега Эрнст Вихерт и профессор Феликс Дан. Юридическим референдарием был и Артур Вольтерсдорф, всю жизнь руководивший Кёнигсбергским театром. Правда, его много критиковали, но тем не менее он имел неоспоримый успех. У него не было возможности проводить дорогостоящие эксперименты, но в 1846 году он первым поставил драму Хеббеля «Мария Магдалена» и уже рано познакомил жителей Кёнисгберга с операми Вагнера («Риенци» в 1845 году, «Тангейзер» в 1853), о которых велись жаркие споры. За новатора в области музыки, Вагнера, вступился известный дирижёр, музыкальный критик и писатель Луис Кёлер.
Изобразительное искусство сконцентрировалось в Художественной академии, которой 30 лет руководил Розенфельдер. Это было время расцвета исторической живописи. Самым большим её достижением являлись настенные росписи в новом актовом зале университета, аллегорические многофигурные изображения факультетов, выполненные Розенфельдером, Пиотровским, Хайдеком и Браузеветтером. Пиотровский, руководивший в Академии классом античности, был первым, кто сделал новую технику предметом своего искусства, написав для Восточного вокзала картину «Хвала железной дороге».
Австро-прусская братоубийственная война{114} 1866 года была в Кенигсберге крайне непопулярной. Опасения либералов подтвердились, что авторитарный премьер-министр приведёт Пруссию к катастрофе. Городские депутаты незадолго до начала войны постановили направить правительству протест против военных приготовлений. И хотя мобилизованные резервисты подчинились приказу, они находились в плохом настроении. Но оно изменилось, когда поступили первые известия о победах и по городу длинной колонной прошли первые пленные. Если первое время политику Бисмарка признавали только «Восточно¬Прусская газета» и «Патриотический союз», основанный консерваторами в 1863 году, то теперь во всём Кенисгберге поднялась волна патриотизма и люди говорили о нём не иначе, как «наш Бисмарк». Многие либеральные противники Бисмарка перешли во вновь образованную Национал-либеральную партию; другие, почувствовав себя преданными своими бывшими соратниками, встали под новое знамя социал-демократии, не став при этом убеждёнными марксистами. Страшным последствием войны явилась тяжёлая эпидемия холеры, но и она не смогла затмить радость победы при Кёниггреце{115} и быстро заключённого мира после короткой летней войны. В Кёнигсберге были за Северо-германский союз{116}, в который теперь входила и Восточная Пруссия, за войну против французского «заклятого врага», ратовали за германскую кайзеровскую империю, в которой все видели исполнение мечты всех немецких патриотов, коренившейся в преданиях о Киффхойзере{117} — создание немецкого национального государства, во имя которого добровольцы в 1813 году шли на поле брани. Это государство возникло не на основе демократии, «Паульскирхенпарламента» и чёрно-красно-золотого триколора — путь, которым пытались идти их отцы, — оно явилось плодом гения консервативного пруссака. Оно не стало государством всех немцев, потому что Австрия, носитель старой имперской идеи, осталась за его пределами. Но что всё это значило в сравнении с версальским провозглашением кайзера{118}, которое зажигало сердца! И в Кёнигсберге под тугими парусами пустились в новое плавание.