Солдатские общины
Вполне естественно, что вокруг молелен за чертой оседлости постепенно стали складываться еврейские общины. Когда уже в начале XX в. Министерство внутренних дел подсчитало богоугодные заведения «иностранных исповеданий», среди них, еврейские, в том числе и находящиеся за чертой, оказалось, что в Кронштадте имелся молельный дом и при нем два духовных раввина; по молельному дому имелось в Петрозаводске и Архангельске, Тобольске, Тюмени, Ялуторовске, по два — в Туле, Курске, Белгороде, Дмитриеве, Перми, Екатеринбурге, Симбирске и Уфе. Молельные дома и синагоги были также зарегистрированы в Камске, Красноярске, Енисейске, Томске, Ржеве, Твери…{237} То были совсем небольшие общины, по 300–400 человек, общины, о которых мало что известно. Но в тех случаях, когда о них сохранились хоть какие-то документальные сведения, совершенно очевидно, что они имели солдатское происхождение. Так, например, в донесениях говорилось о Благовещенске: «Несколько еврейских семей из отставных нижних чинов по старому рекрутскому набору»{238}. Иногда о происхождении молельных домов свидетельствуют названия улиц, где они располагались: в Царском Селе — на углу Артиллерийской улицы, в Ораниенбауме — в Военном переулке{239}. По-видимому, мы можем смело экстраполировать имеющиеся сведения об общинах «солдатского происхождения» на многие другие общины, возникавшие по городам и весям внутренних губерний империи.
Конкретные, скрупулезно документированные отчеты о первых еврейских поселениях за пределами черты вполне подтверждают наше предположение. Так, скажем, в Нижнем Новгороде уже в середине XIX в. появилась еврейская община. Она образовалась из кантонистов городского гарнизона и полицейской команды — унтер-офицеров, рядовых солдат, штабных писарей, каптенармусов и военных музыкантов. В 1850-х годах в городе вместе со своими семьями проживало около 300 нижних чинов из евреев, в большинстве — бессрочноотпускных (т. е. отслуживших срок действительной службы). Костяк будущей еврейской общины города составили 33 отставных нижних чина. Из них 21 занимался торговлей, один продолжал служить, два были собственниками недвижимости, один портняжничал, два занимались плотницким делом, один — переплетным, а пять подрядились музыкантами. Заметим в скобках, что среди поселившихся в городе нижних чинов 25 % составляли евреи — унтер-офицеры (11 из 41){240}. Позже, в 1877 г., среди 78 непостоянных еврейских жителей Нижнего Новгорода 63 составляли нижние чины и только 15 — ремесленники и гильдейские купцы{241}.
В 1846 г. в Нижнем существовало три еврейских молельных дома: на Нижней улице (староста-габай — запасной солдат Подиско), на Почайнинской улице (габай — унтер-офицер Дольник) и в районе Ошары (габаи — унтер-офицер Куй и купец Алешников). Судьба Подиско типична для николаевского солдата. Он родился в мещанской семье под Ровно на Волыни, получил домашнее образование, прослужил с 1846 по 1867 г. в армии. По выходе в отставку занялся торговлей готовым платьем, держал лавку на Нижнем рынке, вместе с женой Реббекой Нотена растил двух сыновей. С 1853 г. Ицка Подиско выполнял функции раввина, а командующий городским гарнизоном Бирюков поддерживал его кандидатуру в местных органах гражданской власти. Подиско пробыл на раввинской должности двадцать лет — пока староста новооткрытого миньяна (молитвенного кворума, необходимого для создания общины) на Дворянской улице не отказался признать его авторитет{242}.
Уволенные в запас и поселившиеся за пределами черты николаевские солдаты неожиданно оказались среди общинных лидеров: небольшие еврейские общества неоднократно обращались в Департамент духовных дел иностранных исповеданий Министерства внутренних дел с просьбой утвердить того или иного отставного солдата местным раввином. Разумеется, подавляющее большинство этих солдат не имело смихи — документа, позволяющего легально с точки зрения еврейского закона исполнять раввинистические функции, они не учились в ешиботах и не сдавали специальных экзаменов. Но, будучи традиционного происхождения и воспитания и получив крепкую закалку в армии, николаевские солдаты вполне удовлетворяли требованиям новообразованных за пределами черты обществ как люди бывалые, ответственные и — вероятно, на фоне стремительно ассимилирующихся торговых сословий — более-менее грамотные, поднаторевшие в еврейском законе. Военное начальство прекрасно понимало, что общины складываются вокруг молельных домов и что общинные старосты нужны для ведения метрикации браков, учета смертей и рождений, составления призывных списков, и потому всячески поддерживало выдвижение отставных и проходящих службу нижних чинов на эти своего рода руководящие должности. Так было в Архангельске{243}, в Семипалатинске, Иркутске, Владивостоке. Так, например, в 1893 г. оренбургский губернатор просил МВД «допустить до исполнения по должности раввинов для еврейских обществ отставного солдата Ицхока Примака и фельдфебеля Нохима Медника»{244}. Случаи, когда еврейским нижним чинам отказывали в праве на общину, крайне редки и в целом объяснимы. Скажем, иркутский губернатор отказал 26 чинам иудейского происхождения, находящимся на действительной службе в 12-й пехотной сибирской резервной бригаде, «ввиду малочисленности»{245}.
Запасные еврейские солдаты в подавляющем большинстве своем составили «нижнюю среднюю», бедную и беднейшую прослойку еврейского населения России — как в самой черте, так и за ее пределами. Понять, к какому слою относился вышедший в отставку нижний чин из евреев, помогает любопытный пример — скандал, разгоревшийся в 1861 г. в Николаеве из-за выборов местного раввина. Всего в городе проживало около тысячи еврейских семейств, причем 40 из них — гильдейские купцы, а остальные, более 900, отставные нижние чины, по преимуществу ремесленники и мещане. Еще в николаевскую эпоху еврейские солдатские семьи собрали 10 тыс. руб. и построили синагогу. Теперь же оказалось, что к обществу приписаны были только купеческие семьи — они и принимали решение о кандидатуре раввина, противоречащее мнению абсолютного неприписанного большинства. Конечно же, здесь сработал не только эффект приписки, но и очевиднейшее экономическое расслоение, доведшее николаевских евреев до открытого противостояния. Отставные солдаты жаловались в Министерство внутренних дел: из тысячи семейств право выбирать предоставлено сорока, «нас» — «бедный класс евреев» — отстранили от выборов, хотя «мы сами поддерживали синагогу двадцать пять лет»{246}. Характерно, что министр внутренних дел Александр Егорович Тимашев заступился за отставных нижних чинов и распорядился, чтобы губернатор пересмотрел вопрос о приписке еврейских семейств к местному обществу{247}.