Попытка окончательного решения

Слияние черносотенных идей русской правой и Главного штаба — если оно вообще когда-либо имело место — могло произойти не ранее 1914 г. В самом начале военных действий евреи — как национально-этническое формирование — были признаны предателями русского дела и шпионами всех враждебных России государств. Обвинение это не было сформулировано в официальных документах, хотя именно от него отталкивались и к нему апеллировали все распоряжения, касающиеся евреев — как гражданских лиц, так и военных, санкционированные Главным штабом. Евреев, посмевших отдыхать летом 1914 г. на немецких курортах и вернувшихся в Белосток и Гродно, в трехдневный срок без суда и следствия выслали в Иркутскую губернию по подозрению в шпионаже. По распоряжению военных властей из автомобильных рот Петербурга и Москвы были исключены все бывшие в них евреи — специалисты со знанием слесарного дела, техники, инженеры^{1042}. Евреи-солдаты рассматривались Главным штабом не только как шпионы, но и как люди, напрочь лишенные патриотических чувств, столь свойственных русскому человеку. Евреев — героев фронта просто не могло существовать по определению. А чтобы общественное мнение в этом не сомневалось, Главный штаб категорически запретил военным цензорам пропускать в печати какое бы то ни было упоминание о подвигах еврейских воинов^{1043}. Этот запрет воспринимался как само собой разумеющееся распоряжение. Когда газета «Минская копейка» посмела опубликовать сообщение о подвиге еврейского солдата^{1044}, старший адъютант штаба Минского военного округа полковник Дессино потребовал объяснений у редактора газеты: «Прошу уведомить, откуда были получены сведения о геройском поступке еврея Аппель, изложенном в заметке, под заглавием “Герой еврей”, каковая заметка была исключена военным цензором подполковником Мелтиковым 13 июля с.г.» (курсив мой. — Й. П.-Ш.)^{1045}.

В напряженной атмосфере шпиономании и юдофобии евреи по необходимости должны были оказаться в числе главных виновников военных неудач. Отнюдь не отличавшийся трезвым отношением к евреям главный протопресвитер русской армии вспоминал с некоторой иронией: «Если в постигших нас неудачах фронт обвинял Ставку и военного министра, Ставка — военного министра и фронт, военный министр валил все на великого князя, то все эти обвинители, бывшие одновременно и обвиняемыми, указывали еще одного виновного, в осуждении которого они проявляли завидное единодушие: таким “виноватым” были евреи»^{1046}. То, чего так настойчиво требовала черная сотня с конца 1910-х годов, должно было вот-вот свершиться. Получив донесения Верховного главнокомандующего Янушкевича о еврейском шпионаже и дезертирстве, военный министр написал на его докладе: «Пора евреев убрать из армии»^{1047}. Однако и на этот раз решение принято не было.