Интендантский департамент против товарищества Грегера, Горвица и Когана
В русско-еврейской историографии, как традиционной, так и новейшей, Русско-турецкая война 1877–1878 гг. нередко оказывается своеобразным водоразделом, после которого в русском обществе стремительно берут верх юдофобские настроения{894}. Чаще всего это связывается с дипломатической интригой Дизраэли и Берлинским конгрессом, перечеркнувшим результаты русской военной кампании. Гораздо меньше уделяется внимания внутренним причинам такого перелома. Об одной из них, связанной с деятельностью Товарищества по поставке продовольствия в действующую армию, и пойдет речь.
В первой половине XIX в. поставками продуктов заведовал Комиссариатский и провиантский департамент. Работал департамент из рук вон плохо, что особенно сказывалось на поставках продовольствия в армию во время военных кампаний. Изза бездарной организации продовольственных поставок в Турецкую войну 1828–1830 гг. в войсках разыгрались чума, цинга и лихорадка, от которых умерло 22 429 человек{895}. Во время Польской кампании 1830 г. департамент попытался ввести раскладку военного налога натурой. В результате действующая армия голодала. В Крымскую войну из-за неумения наладить транспортировку продовольствия к действующей в Севастополе армии войска питались «гнилыми сухарями с плесенью и червями», что привело к массовым желудочно-кишечным заболеваниям (из 7027 заболевших поносом умерло 43 %){896}. Кроме того, и до и после преобразования департамента злоупотребления по комиссариатской части — проще говоря, воровство и торговля казенным имуществом — составляли важную особенность этой службы, не оставшуюся незамеченной даже в самых юбилейно-парадных изданиях Военного министерства{897}.
Одной из важных военных реформ милютинского кабинета было преобразование Комиссариатского департамента в Главное интендантское управление (6 августа 1864 г.). Однако реформа была половинчатой, и перед Русско-турецкой войной интендантство оказалось неспособным самостоятельно организовать доставку продовольствия войскам. Безграмотная организация интендантской службы вынуждала Военное министерство отдавать снабжение войск на откуп подрядчикам, среди которых нередко оказывались еврейские купцы. Как и во многих странах Центральной и Западной Европы, где евреи играли выдающуюся роль в поставках для армии{898}, евреи-подрядчики не были новостью и для русской армии. Еврейские предприниматели — если они были записаны в гильдии — допускались к участию в торгах по откупу снабжения войск{899}. Иметь евреев-контрагентов считалось выгодным, поскольку они знали рынок черты оседлости (как правило, прифронтовой зоны) Wпрекрасно ориентировались в закупочных ценах. Так, советник Вердеревский, поставлявший провиант для войск действующей армии в Крыму в 1854–1855 гг., оказавшись под судом за растрату, не свалил вину на своего контрагента Гесселя Мееровича из Николаева, а, наоборот, выгораживал его как честного и порядочного поставщика. Между прочим, Вердеревский отметил, что Меерович помог ему совершить «выгоднейшие для казны сделки» по «выгоднейшей для казны цене», одержав победу «над своекорыстием продавцов»{900}. Возможно, именно потому, что западные губернии, входящие в черту еврейской оседлости, вплотную подходили к театру военных действий, накануне Балканской кампании Главный штаб прибег к посредничеству Товарищества Грегера, Горвица и Когана, занимающегося поставками, а также к услугам Варшавского, организатора транспортных подвод.
По словам Витте, в разгар военной кампании Товарищество было притчей во языцех; все говорили о его «нечистоплотности и злоупотреблениях»{901}. Военный министр Милютин называл Варшавского, организатора доставки продовольствия в действующую армию, не иначе как «еврей-аферист»{902}. По окончании кампании Товарищество — как и транспортная служба Варшавского — оказалось среди самых ярких примеров вредоносного влияния евреев на армию. История издевательств Товарищества над русской армией вошла в число излюбленных сюжетов русской антисемитской литературы{903}. Очевидно, непосредственно из этой литературы резко негативная оценка деятельности Товарищества перекочевала в советскую историографию, убежденную, что Грегер, Горвиц и Коган наживались за счет голодающей в походе армии{904}. Соглашаясь с общепринятым мнением, английский историк все же предлагает не путать простых евреев с еврейскими капиталистами{905}; иными словами, Товарищество — действительно алчный эксплуататор, но не стоит отождествлять его с еврейским солдатом, который голодал и замерзал на Шипке вместе со своими русскими братьями… Ни западный историк, ни его русские коллеги не потрудились разобраться, что же в действительности произошло с Товариществом и почему Товарищество — этот беспрецедентный опыт снабжения войск, с таким энтузиазмом встреченный правительственными кругами и Главным штабом, — сослужило роковую службу русско-еврейским отношениям{906}.
В Товарищество входило несколько крупных подрядчиков, как русских, так и еврейских. Доля паев распределялась следующим образом: Горвиц, Грегер и Непокойчицкий владели 55 % паев, Коган, Любарский и Аренсон — 45 %{907}. Витте вспоминал, что Товарищество получило «громадный подряд» именно благодаря Грегеру, который в юности был близко знаком с Непокойчицким. Когда впоследствии Непокойчицкий стал начальником действующей армии у великого князя Николая Николаевича (точнее — начальником штаба армии во время Балканской кампании), он помог Грегеру и его компании получить этот подряд{908}.
Подрядчики из кожи вон лезли, чтобы обеспечить армию продовольствием. Где только можно было, Товарищество устраивало пекарни за свой счет. Хлеб поставлялся самого лучшего качества, какого солдаты не получали даже в мирное время. Если в предыдущих походах на хлеб смотрели как на роскошь, а на сухари — как на повседневную пищу, то в эту кампанию — наоборот, хлеб был повседневной реальностью, а сухари стали резервом{909}. При переходе румынской границы на поставки оказало влияние качество местного урожая. Так, сено в Румынии всегда сырое, непросушенное, с запахом гнилости, поэтому жалобы кавалерии на «гнилое сено» должны быть рассмотрены в свете этих специфических обстоятельств{910}. Позже, при переходе болгарской границы, взаимонепонимание между интендантством и Товариществом достигло критической точки. Под влиянием главнокомандующего по гражданской части князя Черкасского военное интендантство решило, что сумеет содержать армию за счет местных ресурсов. Товариществу дали понять, что никаких поставок от него не ждут и что его деятельность ограничивается исключительно Румынией. Таким образом, в ходе военных действий интендантская служба Главного штаба фактически отстранила Товарищество от снабжения армии. Под этим предлогом губернатор г. Систово арестовал заготовленный Товариществом овес. Понадобилось многократное вмешательство Петербурга, чтобы снять с него арест и доставить в армию. Причем Товариществу пришлось еще и доплачивать губернатору, чтобы освободить товар из-под ареста. Так продолжалось в течение всей кампании: всякий раз в Болгарии и Румынии при перевозе продуктов через границу местные начальники — как русские, так и румынские — требовали уплаты гигантских пошлин, а в большинстве случаев до получения денег задерживали продукты на границе{911}.
Товарищество оказалось, таким образом, посредником между русским оккупационным чиновничеством и армией. Кроме того, в Болгарии Товариществу на каждом шагу приходилось бороться с военными властями, убеждая их — где при помощи давления из Петербурга, где подкупом, — что Товарищество выполняет военные функции и не может работать без содействия различных военных служб, прежде всего — транспортной. Военные службы были другого мнения. Когда дороги превратились в грязное месиво, стали непроходимыми для подвод Варшавского, исчисляемых десятками тысяч, и когда подвоз продуктов на подводах оказался физически невозможен, последовало распоряжение не давать под грузы Товарищества ни одного вагона. Когда Варшавский, Кауфман и Баранов, ответственные за доставку грузов, направили жалобу военным властям, им ответили: «…не представляется никакой возможности к перевозке грузов интендантского вольнонаемного транспорта, почему перевозку овса придется отложить до более благополучного времени»{912}. Затем последовал приказ о расформировании подвод — иными словами, о приостановке поставок продуктов войскам, находившимся в глубине военного театра Болгарии. Таким образом, «Товарищество не имело ни обязанности, ни права, ни возможности сделать то, на что оказались бессильными все усилия военной администрации»{913}.
Участники кампании дают весьма противоречивую картину деятельности Товарищества. Они утверждают, что в Румынии кормили очень хорошо, а в Болгарии очень плохо (что в целом совпадает с самооценкой Товарищества){914}. Особенно трудно пришлось тем, кто защищал Шипку. Им доставляли раз в день консервы — ненавистные солдатам «концерты» с сухой лапшой, — а также некачественную говядину и ячменную кашу. О хлебе и речи не было{915}. Генерал Зотов, наслышанный о «знаменитом Товариществе», вспоминает о непрекращающихся жалобах войск на неразбериху с доставкой пищи; с его точки зрения, интендантство само по себе вредное учреждение, а в эту войну «при армии имеем их два: одно официальное, министерское, другое жидовское»{916}. Госпитальные врачи вспоминали, что унтер-офицеры, отвечавшие за заготовку продуктов, не появлялись в госпиталях, никакими заготовками не занимались, отсюда — значительный процент смертности среди больных и раненых{917}. Жаловались не только на Товарищество, но и на все интендантство в целом. Начальник военного интендантства Аренс не смог или не захотел организовать совместную работу с Товариществом, в середине кампании уволился в отпуск и уехал в Одессу. На каком-то этапе командующий войсками Одесского военного округа требовал привлечь Аренса к судебной ответственности за развал работы и злоупотребление властью{918}. Товарищество имело все основания заявлять, что, как только началась кампания, военное интендантство, насчитывавшее шесть тысяч человек, рассеялось, как пороховой дым{919}.
Комментируя тяжбу между Товариществом, защищавшим свое доброе имя, и интендантской службой, защищавшей честь мундира, «Санкт-Петербургские ведомости» решительно стали на сторону первого{920}. Товарищество, отмечала газета, было сформировано тогда, когда оказалось, что главнокомандующий не может опереться на армейское интендантство, и потому единственный выход — обратиться за помощью к предпринимателям. Все обвинения Товарищества в недопоставках и обсчитывании казны голословны; ни одна из комиссий не обнаружила с его стороны никаких злоупотреблений. Не менее голословны утверждения тех, кто видел в Товариществе рассадник шпионов. В отличие от интендантской службы, не несущей никакой ответственности за продовольствование армии, Товарищество отвечало залогом в полмиллиона рублей. На момент подписания договора существовала полная неизвестность, как и по каким ценам удастся снабжать армию из прилегающих к театру военных действий государств, поэтому обвинять Товарищество в том, что оно не оговорило закупочные цены, абсурд. Наконец, войска перешли границу 12 апреля, контракт подписан был 16 апреля, тем не менее уже с первого дня Товарищество снабжало войска продуктами.
Вместо того чтобы выслушать прения сторон, специальная Комиссия по расчетам с Товариществом, созданная при Военном министерстве, a priori стала на сторону интендантства и, защищая ведомственные интересы, не нашла лучшего выхода, как обвинить во всем Товарищество. С точки зрения комиссии, вместо того чтобы быть предпринимателями, Варшавский и Коган оказались всего лишь поставщиками, виновными в том, что воюющая армия терпела лишения. Подрядчики Гальберштадт, Гольдштейн, Ковнацкий, Пергамент и Сахаров спровоцировали в Сан-Стефано голод. Левитан, Левинзон и Пергамент разворовали казенные средства{921}. Спор между Товариществом и военным ведомством грозил превратиться в затяжной судебный процесс. А пока интендантство собирало документы, члены Товарищества по-прежнему находились в Бухаресте и продолжали выполнять договор по снабжению продуктами войск, все еще расположенных в Румынии и Болгарии. Оправдательные документы, которые члены Товарищества направляли в Петербург, свидетельствуют, что поначалу они не отдавали себе отчета в серьезности предъявляемых им обвинений. Поэтому они пытались убедить Петербург, приводя в доказательство очевидную для них самих истину: в Восточную кампанию военное интендантство переложило все обязанности со своих плеч на Товарищество. За собой же интендантство оставило единственную функцию — контролера. Из Бухареста писали: нам (Товариществу) пришлось всего лишь «добывать и доставлять продовольствие», так что военной администрации «оставалось только предъявлять требования, сохранять и расходовать полученное, наблюдая за исполнительностью Товарищества»{922}.
Однако подобные апелляции к здравому смыслу комиссии действия не возымели; комиссия продолжала выдвигать обвинения одно серьезнее другого. Обвинения сводились к трем — Товарищество не всегда поставляло качественные продукты; оно неисправно работало, поэтому войска страдали от лишений; при закупках оно искусственно завышало цены. Тогда Товарищество предприняло решительный шаг и, чтобы «представить неопровержимое доказательство того, что Товарищество, при существующих условиях, не могло сделать больше того, что им было сделано в действительности», опубликовало в 1878 г. два чрезвычайно любопытных и обстоятельных отчета — «Очерк деятельности Товарищества Грегер, Горвиц и Коган по продовольствию действующей армии в Восточную войну 1877–1878 годов» и «Вольнонаемный интендантский транспорт в Турецкую войну 1877–1878 гг.». Отчеты содержали скрупулезнейший анализ истории военных поставок в европейских войнах, многочисленные расчетные таблицы, демонстрирующие объемы закупок, поставок и перевозок, выполненных Горвицем и Варшавским, документы, копии приказов военных интендантов. Эти отчеты не оставляют сомнения в том, что причины плохого снабжения армии заключались, во-первых, в полном нежелании военного интендантства и оккупационных властей содействовать Товариществу, а во-вторых, — в специфических местных условиях Румынии и Болгарии, совершенно не известных ни военным властям, ни Товариществу.
Комиссия завершила свою работу докладом военному министру, представленным 11 апреля 1880 г. Двумя основными виновниками были названы главный румынский интендант Россицкий и само Товарищество. Россицкий «не выполнил указания о предоставлении информации о местных ценах», а Товарищество «уклонилось от установленных контрактами своевременных и точных расчетов по действительным ценам»{923}. Доклад напоминал скорее обвинительный акт, чем независимую экспертизу, а потому, вероятно, Комиссия по расчетам была упразднена, а вместо нее была учреждена новая комиссия — следственная, подчиненная военному прокурору Неелову и главному военному суду. Через полтора года работы, 28 августа 1880 г. следственная комиссия признала Товарищество виновным и потребовала от него выплату неустойки за «неисполнение контракта» и «недопоставки» в размере 17 210 рублей{924}. В ответ Товарищество, до сих пор терпеливо ожидавшее решения суда, направило в комиссию возражение и предоставило дополнительные материалы — а именно без малого 101 723 расходные квитанции на сумму 3 442 085 руб. 79 коп. (все, что Товарищество истратило в Восточную кампанию на поставки для армии), из которых Товариществом было получено всего 38 523 руб. 36 коп. Необходимо также учесть, что Товарищество расплачивалось золотом, а получало из казны бумажные деньги. Но к осени ситуация не изменилась — с Товарищества была востребована неустойка, ни о каких дополнительных выплатах по контракту речи больше не было{925}. История с Товариществом на этом не завершилась. По словам Витте, благодаря закулисным интригам, в центре которых — присяжный поверенный Серебряный и княгиня Юрьевская (молодая вдова Александра II), Товариществу удалось добиться возврата части денег, в которых ему отказал суд{926}.
Через четыре месяца по окончании суда над Товариществом на престол вступил Александр III, командовавший во время Балканской войны Рущукским отрядом. Отправляя военного министра Милютина в отставку, он заверил его, что нареканий на работу Военного министерства у него нет, что во всех неприятностях ни Военное министерство, ни интендантская часть, ни сам Милютин не повинны и что вся беда — «от несчастного этого товарищества»{927}. Бывший начальник штаба в Турецкую кампанию генерал Левицкий подтверждает мнение военного министра:
Убеждение в недобросовестности евреев-подрядчиков было настолько укоренившимся, что верили всяким заявлениям о неисправности того или другого поставщика, без какой-либо проверки; всякие злоупотребления со стороны интендантства и других агентов по снабжению армии прикрывались ссылкою на виновность евреев. Последствием этого было быстро растущее раздражение против евреев вообще, и это замечалось особенно в штабе той армии, которой командовал наследник цесаревич, глубоко проникшийся антисемитским духом. Враждебно настроенный против евреев Александр III с этим настроением вступил на престол{928}.
К этому необходимо добавить, что начальником штаба Рущукского отряда, которым командовал будущий Александр III, был генерал Петр Семенович Ванновский. Именно Ванновского Александр поставил на место Милютина. Ванновский пробыл в должности военного министра семнадцать лет — с 1881 по 1898 г. Между прочим, одним из дел, которые достались Ванновскому от прежнего министра, была продолжающаяся тяжба с Товариществом, о чем он, став военным министром, информировал Александра III{929}.