Глава I
Глава I
1
Испания, Севилья, 30 марта 1503 года
В девять часов утра король Фердинанд вышел из своих покоев. Пышные кружева, пряжки с чистейшей воды карбункулами на подвязках и башмаках, выполненные лучшими ювелирами и стоящие, наверное, не меньше всей его резиденции в городе Севилье, где в данный момент он находился со своим двором, делали Его Величество ещё величественнее. Он окинул взглядом просторный зал приемной и, не увидев там своей супруги Изабеллы, направился в покои королевы.
Многочисленные придворные низко склонились перед Фердинандом; в то утро их было человек сорок, готовых каждым взглядом и жестом напомнить царствующим особам о своей преданности. Их застывшие в низком поклоне фигуры отражались в натертом паркете пола.
Стекла окон, преломляя солнечный свет, брызгали ослепительными лучами. Фердинанд вынул на ходу из-за манжеты белый платок и приложил его к виску, чтобы бросить тень на заслезившиеся глаза; черная короткополая шляпа с довольно простым плюмажем не спасала короля от ослепительного света. Вдыхая аромат лести и комплиментов дворян-корыстолюбцев, король быстро пересек зал.
Салон королевы блистал облаками кружев и пудры, сверкал бриллиантами, которыми щеголяли придворные дамы.
Изабелла, одетая в дорогое коричневое платье, улыбнулась алыми губами. Она улыбнулась громкому шепоту фрейлин, легким ветром донесшим до нее: король!..
Дамы присели в грациозном реверансе и, не поднимая голов, расступились, пропуская Фердинанда к креслу королевы.
Изабелла в это прекрасное утро была очень красива. Золото, мрамор, кружева, благовония, роскошные ковры — все это великолепие было лишь умелым дополнением к её красоте. Об этом и сказал Фердинанд, касаясь губами протянутой руки супруги.
Она благодарно улыбнулась:
— Вы, как всегда, поэтичны, государь.
Ревнивые к похвалам государыне придворные дамы, постоянно напрягавшие свой ум для излияний красноречивых комплиментов в её адрес, усиленно замахали веерами.
Оправдывая все ещё слезившиеся глаза, Фердинанд, устроившись в соседнем кресле, произнес:
— Сегодня удивительное утро, сударыня. Давайте поскорее покончим с делами и отправимся на прогулку. — Король сделал паузу и соврал, ибо эта идея только что пришла ему в голову: — Я уже дал распоряжение, чтобы все приготовили для верховой езды.
Он испытующе посмотрел на вошедшего вслед за ним обер-церемониймейстера, стоящего в дверях салона. Тот быстро удалился.
— Отличная идея, государь, но… Мы сможем освободиться только к обеду.
— Да, — печально вздохнул Фердинанд, — дела, дела… Тогда давайте поскорее покончим с ними.
Изабелла согласно кивнула.
Сегодня было довольно много просителей. В основном людей, которых Фердинанд не знал. Будучи неплохим физиономистом, он не ленился развивать в себе этот дар, вглядываясь в лица, следя за произведенным впечатлением своей королевской власти. В этом он находил некое развлечение, сочетал приятное с полезным — забавлялся и исполнял свои королевские обязанности, решая судьбы и верша государственные дела.
Вести прием правители решили в салоне королевы, месте, весьма подходящем для этого.
Первым по списку, который огласил секретарь Их Величеств Фернан Альварес, был нотариус Себастьян Доминго. Но вместо него в зал разнузданной походкой ввалился шут — любимец королевы.
— Ты свободен, — небрежно бросил он покрасневшему придворному дворянину. — И вот ещё что. Не пускай сегодня больше никого — у меня будет довольно долгая аудиенция. Король и королева решили покаяться.
Шут повернулся в их сторону и тряхнул головой в нелепом трехрогом колпаке с бронзовыми колокольчиками. Салон наполнился мелодичным перезвоном.
— Но их совесть столь загружена, — продолжил шут, — что для этого понадобится очень много времени. Здравствуйте, ваше величество, — он поклонился Изабелле.
— А почему ты не поздоровался со мной, дурак? — спросил недовольный король: морда наглого шута и его выходки ему порядком надоели.
— Здороваться — значит желать здравия, — мудро изрек шут.
— Значит, ты не желаешь здравия своему королю?
— Нет. Ведь я единственный претендент на ваше королевское место. Я хоть и старше вас, Ваше Величество, но надеюсь все же прожить с очаровательной Изабеллой несколько счастливых лет.
— Да ты, дурак, похоже совсем рехнулся! — Король исподлобья взглянул на придворных дам, прячущих улыбки за спасительными веерами.
— Увы, Ваше Величество, мой мозг, так же как и ваш, опасно болен.
— Ну, довольно! — Фердинанд хватил ладонью по подлокотнику кресла.
— Не сердитесь на дурачка, государь, — вступилась за шута Изабелла. А ты, — она вытянула в сторону фигляра руку, — если действительно хочешь занять трон, для начала устраивайся у моих ног.
— О Ваше Величество! — шут опустился на четвереньки и подполз к креслу. — Я буду собакой, прежде чем стану вашим супругом.
— Я прикажу его повесить! — вскричал король.
Изабелла рассмеялась:
— Хорошо, хорошо. Только после обеда.
Шут лег возле её ног и, далеко высунув язык, стал громко дышать.
Фернан Альварес сделал знак придвернику, и тот во второй раз произнес:
— Нотариус Себастьян Доминго.
Нотариус обращался с жалобой на алькальда[4] города Севильи, который, по словам Доминго, из личной неприязни всячески притеснял последнего.
Фердинанд, едва взглянув в жирное лицо нотариуса, в его заплывшие глаза-щелки и на подобострастную фигуру, ощутил острую неприязнь к этому человеку. А шут, громким лаем и тяжелыми с присвистом выдохами "врет!", прерывал нотариуса через каждые два-три слова, заставляя его то краснеть, то бледнеть.
Фернан Альварес, знавший короля много лет и понимающий его с полувзгляда, слегка склонил перед Себастьяном Доминго голову:
— Хорошо, дон Доминго, Их Величества вскоре сообщат вам свою волю, — и жестом руки отпустил нотариуса.
2
К полудню число принятых посетителей перевалило за двадцать; король явно устал от столь скучного занятия и с тоской в глазах смотрел на тень от высокой спинки кресла, которая к этому моменту начала укорачиваться.
— Хуан де Иларио, — объявил Фернан Альварес, скручивая список. Он изобразил на лице обнадеживающую улыбку и добавил: — Этот дворянин последний, Ваше Величество.
Короля подобное известие явно обрадовало.
— Иларио? — переспросил он. — Кто это?
— Ваше Величество изволили забыть. Этот сеньор просит вашего разрешения на организацию экспедиции в земли Нового Света. Вы на прошлой неделе дали согласие, и я уже успел подготовить соответствующие бумаги.
— Ах, да… — Фердинанд потер кончиками пальцев лоб. — Я начинаю вспоминать. Он небогат, но его финансирует…
— Некто Франциско де ла Вега, судовладелец из Кадиса, — помог королю Альварес, — и дон Педро Игнасио, уважаемый и состоятельный дворянин. А Хуан де Иларио действительно небогат — ни крупных земельных владений, ни доходных синекур.
— Но вы, как я вспоминаю, говорили, что он доблестный воин.
— Да, Ваше Величество. При непосредственном его участии десять лет назад пала крепость Альхамбра.[5]
Фердинанд задумчиво кивнул.
Да, десять лет назад, в январе 1492 года, пала Гранада — последний оплот испанских мусульман. Именно в крепости Альхамбре, цитадели мавританского государства, эмиром были подписаны условия капитуляции, при которых он сдавал город: неприкосновенность мавров и свобода отправления мусульманского культа. И именно с этого дня большинство испанских рыцарей, которых кормили войны реконкисты, осталось не у дел. Они пребывали бы в этом состоянии очень долго — незначительные стычки на итальянской территории не в счет, — если бы не Христофор Колумб, открывший в том же году земли Нового Света. «Безработные» воины, оказавшиеся в тяжелом материальном положении, неудержимым потоком ринулись за океан, их манили яркие и заманчивые рассказы очевидцев о несметных сокровищах далекого края.
В тот кульминационный 1492 год Изабелла и Фердинанд не могли на свои средства организовать многочисленные экспедиции, как они делали это для Колумба, так как зависели от своих богатых союзников — купцов и банкиров. Но и содержать оставшихся не у дел воинов — занятие весьма опасное. Поэтому Изабелла и Фердинанд избрали тогда единственно верное решение: прибегли к помощи частных лиц. Они стали заключать договоры на новые открытия с предприимчивыми рыцарями, судовладельцами, купцами. При этом, правда, пришлось поступиться своими интересами, и много усилий ушло для того, чтобы установить регламентацию и контроль над деятельностью "новых испанцев": пусть не ограничить, но хоть подвергнуть контролю. А вот чего не смог сделать Фердинанд вместе со своей супругой, так это укротить будущих конкистадоров, которые подобно саранче кинулись на индейские поселения.
Воинам, отправляющимся в Индии за свой счет, ставились непременные условия: отдавать в казну две трети добытого золота и десятую часть иных доходов. В разрешении Хуану де Иларио, подготовленном Фернаном Альваресом, стояла совсем другая цифра: одна пятая. Что касается "иных доходов", то секретарь о них вообще не упомянул, как делал это по личному распоряжению правящей четы на протяжении последних двух лет. За десять лет непрерывных заморских экспансий в казну мало что поступило. И поэтому, чтобы увеличить вливания денежных средств, налог был снижен сначала до одной трети, потом до одной пятой. Удовлетворяя желания других, Изабелла и Фердинанд хотели иметь собственную выгоду — но получалось это не совсем удачно.
— Просите его, — король устремил неподвижный взгляд на дверь.
Хуан де Иларио оказался невысоким и слегка худощавым. На нем красиво смотрелся светло-коричневый камлотовый[6] костюм с пышным жабо; не менее пышные банты поддерживали шелковые чулки. Он не был похож на военного. Но жесткий взгляд и резко очерченные скулы все же выдавали в нем солдата.
Фердинанд, склонив голову набок, пытался выжать все из облика пятидесятилетнего дворянина. Он внимательно разглядывал короткую, аккуратно постриженную бородку, длинный шрам на правой щеке, широкие сильные ладони. Впрочем, король мыслил категориями, и беглый взгляд выдал короткую информацию: жесток, честолюбив, жаден.
Изабелла также с интересом смотрела на дона Иларио и заговорила с ним первой.
— Подойдите ближе, сударь.
Дворянин поклонился и подступил на два-три шага.
— Мы наслышаны о вашей доблести в войне с маврами. Вы — храбрый воин.
Снова почтительный поклон. И ни слова. Казалось, что Хуан де Иларио боится открыть рот.
"Ну, что же вы? — говорил взгляд королевы, — хоть поблагодарите за комплимент".
— Сеньор, наверное, глухонемой, — подал голос шут, который отлежал бока на глянцевом паркете. — А скажите, сударь, это не вы приехали на шикарной карете, запряженной четверкой гнедых с горбатым форейтором на правой пристяжной?
Дон Иларио перевел взгляд с королевы на шута и обратно.
— Говорите, — подбодрила его Изабелла.
— Да, Ваше Величество. — Его голос оказался мягким, но звучным.
— Оказывается, он не глухонемой, он — слепой, — сказал шут, бесстрашно глядя в колючие глаза просителя. — Но он, Ваше Величество, делает вид, что зрячий. — Шут зачем-то понюхал туфлю королевы и продолжил свою безрассудную речь: — Дело в том, что нынче утром, когда не было ещё и восьми, я видел, как этот господин, сидя в карете, читал книгу.
— Извините этого дурака, — снисходительно попросила королева.
— Да, я — дурак. Но один мудрец сказал: если дурак назовет себя дураком, значит — он умный. И наоборот. Вот вы, Ваше Величество, можете сказать, что вы умная?.. Погодите! — вскричал он, прерывая попытку Изабеллы заговорить. — Предупреждаю: если вы скажете, что вы умная — все! Нам обоим придется влачить жалкое существование и оставшиеся дни питаться отбросами. Ибо вы словом «умная» возведете себя в ранг…
Король вскочил с кресла.
— Прекратится сегодня эта бессмысленная болтовня или нет?!
Придворный буффон понял, что шутки кончились, и с громким лаем умчался в заботливо открытую лакеем дверь.
Король сел.
— Этот дурак прежде времени загонит меня в могилу. Надеюсь, вы не обиделись, дон Иларио?
— Нет, Ваше Величество. Тем более ваш шут прав: я действительно читал книгу, дожидаясь аудиенции.
— Вот как? И что же вы читали, если это не секрет?
— Я читал Петра Каместора, магистра схоластической истории.
— Вы?! — брови Фердинанда поползли вверх.
— Да, Ваше Величество.
Король начал по-новому смотреть на визитера. Может, он ошибся, его подвел дар физиогномиста, или он не до конца понял свой внутренний голос? "Этот человек не так прост, как кажется," — решил он и спросил:
— А чем вызван ваш интерес к истории, излагаемой столь великим ученым?
— Если позволите, я скажу, что читаю не только Петра Каместора. Я, например, недавно прочел некоторые из трудов Беды Достопочтенного и Исидора Севильского. А интерес вызван тем, что эти уважаемые ученые очень точно излагают мысль о местоположении земного рая.
— Господи Иисусе! — Изабелла даже подалась вперед. — Вы просите нас о разрешении на организацию заморской экспедиции и в то же время подумываете о рае!
— Вы неправильно истолковали мои слова… Простите, Ваше Величество, спохватился дон Иларио. — Я поясню. Дело в том, что Петр Каместор и другие названные мной ученые, в своих трудах поместили земной рай на Востоке земли там, по их мнению, выше западных. Святой Амвросий, например, ссылается на произвольное толкование одного места в латинском переводе библии. Он полагает, что рай — самая высокая точка земли. И он не одинок в своих суждениях. Исидор Севильский и Петр Каместор также говорят об этом.
— Боже правый, как много вы знаете! — воскликнула Изабелла. — Уж не обладаете ли вы степенью лиценциата, уважаемый дон Иларио?
— Нет, Ваше Величество. Я даже не имею чести называться бакалавром.[7]
— А я этого совершенно не помню, — нахмурился король, — хотя тоже читал и Беду Достопочтенного, и других. А ну-ка, скажите нам, сеньор Иларио, откуда они взяли, что рай обязательно должен быть на Востоке.
— Это не они, Ваше Величество, это Аристотель.
— Час от часу не легче! Так они или Аристотель?
— Все же «виноват» в этом Аристотель. Он утверждал, что восточные страны выше стран западных. А Исидор Севильский и другие историки просто увязали его мнение с этим толкованием библейского текста.
Дон Иларио не рисовался перед королем и королевой, изображая из себя ученого или, во всяком случае, весьма осведомленного в истории мужа. Для него этот ряд средневековых деятелей науки был непререкаемым авторитетом, и он свято верил им.
Христофор Колумб, так ловко открывший земли Нового Света, в частности землю Парии,[8] и не подозревал — по мнению дона Иларио, — что эта земля и есть тот самый рай. Нужно только спуститься ещё ниже, к экватору, где экспедиции Алонсо де Охеды и Винсенте Пинсона открыли обширный берег восточной части Парии вплоть до Пресного моря.[9] Сейчас Колумб ищет в Верагуа[10] копи царя Соломона — ну и пусть ищет. А он, Хуан де Иларио, будет искать их в другом месте. Пусть они будут называться по-другому — это не важно, но он их найдет. Он и так слишком долго взвешивал все «за» и «против» и мог ещё в далеком 1493 году сделать первую попытку осуществления своих честолюбивых планов — сразу после выхода в свет буллы папы Александра VI "Inter Caetera". Этот документ появился 3 мая 1493 года. В нем папа предоставил кастильской короне права на земли, которые она открыла или откроет в будущем. Поистине обладая талантом оптимиста, дон Иларио был тихо обрадован перспективой самому открывать и покорять новые земли, естественно, давать им названия — может, даже своим именем — и, чем черт не шутит, заложить город. Чем он хуже этого выскочки адмирала Колумба! У которого отряд состоит из многочисленных бездельников. Они даже себе не добыли золота, зато гордятся проектом организованной работорговли да ещё пишут об этом мемуары. Дураки!
Хуан де Иларио не сомневался, что скоро адмирал окажется в опале, ему не поможет даже католическая церковь с её духовными орденами, благодаря Колумбу приобретшая многомиллионную паству. А скорее всего сама церковь и станет главной гонительницей великого пионера.
Король и королева с интересом дослушали рассказ почтенного идальго о знаменитых ученых.
— Вы, конечно, не сидели сложа руки, пока мы рассматривали ваш вопрос? — спросила королева. — Позвольте узнать о численности вашей экспедиции. Нам это небезразлично.
— Конечно, Ваше Величество. Сейчас в Кадисе стоят три корабля — три прекрасных галиона, и двести превосходных солдат ждут с нетерпением попутного ветра.
— Ого! — проронил Фердинанд. — Значит, вы готовы отплыть при попутном ветре и без нашего на то разрешения?
— Наверное, под попутным ветром дон Иларио подразумевает нас с вами, государь, — предвосхитила ответ дона Иларио королева.
Тот снова низко склонил голову, соглашаясь с Изабеллой.
— Что ж, прекрасный ответ, — похвалила она себя. — Ваши компаньоны тоже отправляются вместе с вами?
— Нет, Ваше Величество. Франциско де ла Вега слишком занят на своих верфях, но представлять его будет доверенное лицо — некто Родриго Горвалан, которого он посылает в экспедицию. Честно говоря, я его ещё не видел. А дон Педро Игнасио намного лучше чувствует себя на суше, чем на море.
В последних словах дона Иларио прозвучала неумело скрытая ирония: дон Педро страдал морской болезнью, следовательно, ни о каком путешествии по воде речи быть не могло.
— Иначе говоря, возглавлять экспедицию будете вы. Что ж, это справедливо и разумно. Такой смелый солдат уже давно должен стать командором.
Слово «командор», произнесенное королевой, напомнило в этот момент королю Христофора Колумба, и он по какому-то наитию неожиданно спросил:
— А нет ли в вашей эскадре корабля под названием "Санта Мария"?
— Есть, Ваше Величество. Это новый галион.
Дон Иларио подчеркнул слово «новый», так как каравелла Христофора Колумба носила то же название.
— А другие?..
— Другие, — подхватил дон Иларио, — это "Мария Глориоса", которой будет командовать капитан Химен Франциско и «Тринидад» — под началом Гарсии де Сорья.
— "Санта Мария" — под вашим командованием?
— Не совсем так, Ваше Величество. Боюсь показаться невежественным, но в морском деле я мало что понимаю. Зато вместе со мной на корабле будет опытный шкипер Диего Санчес.
— Ну что ж, любезный дон Иларио, я думаю это все, что мы хотели узнать. Ваши бумаги в полном порядке, и сеньор Альварес незамедлительно вручит их вам. Помимо нашего личного разрешения, вы получите письмо к губернатору Николасу Овандо.[11] Когда прибудете на Эспаньолу, передайте его и следуйте полученным инструкциям.
Фернан Альварес взял в руки грамоту и стал зачитывать текст, а на лице дона Иларио промелькнула довольная усмешка. В ушах уже гудел морской ветер — не призрачный, как это было ещё утром, а самый настоящий: крепкий и соленый, такой, каким он бывает при величественном появлении прекрасной Авроры.[12] И у этого ветра даже был цвет — цвет золота.
Он отогнал будоражащее ум видение и дослушал последние слова секретаря:
— "…идти и обосновываться в Индиях. Я — король. Я — королева. По приказу короля и королевы — Фернан Альварес".
Дон Иларио принял из рук секретаря грамоту и положил её в широкий карман камзола.
— Ну вот, дорогой командор, попутный ветер у вас в кармане, — пошутила Изабелла. — С ним вы можете спокойно пускаться в плавание.
— Спасибо, Ваше Величество, — командор отвесил ей глубокий поклон и так же низко поклонился Фердинанду: — Благодарю вас, Ваше Величество, — и твердой походкой вышел из салона королевы.
— Ну, как вам новоиспеченный командор, государыня?
— С глаз долой, — лаконично ответила королева.
— Ну и отлично. А теперь, — Фердинанд встал и подал Изабелле руку, долгожданная прогулка.