34. Непосильные перегрузки
34. Непосильные перегрузки
Не только на историю СССР, но и на всю мировую историю второй половины XX в. наложило свой мощный отпечаток "противостояние двух систем". Написано об этом предостаточно, а по мере "раскрытия тайн" появляются все новые сенсации. Поэтому отдельно данного вопроса можно было бы и не касаться. Но традиционно сложившиеся подходы к нему все же требуют некоторых уточнений.
Ведь если разобраться, то речь шла вовсе не о борьбе идеологических систем. Как раз до идеологии и внутренней политики коммунизма Западу никогда не было особого дела — точно так же, как до идеологии нацизма, пока его агрессия не обрушилась на страны демократического альянса. Западные государства вполне мирились с существованием коммунизма в 20-х, когда СССР держался в относительной самоизоляции, а на международной арене и рынках выступал на вторых ролях, распродавая по дешевке свое сырье и ценности своих музеев. Ничего они не имели против коммунистического режима и в 1941-45 гг., когда он требовался в качестве союзника — и даже щедро прикармливали его, отдавая в распоряжение целые страны и народы. В 1944 г. американцы начали было наводить мосты и с Мао Цзэдуном, поскольку тоже искали союзников против японцев, а Чан Кайши казался им недостаточно «демократичным», и на него крепко обиделись за книгу "Судьба Китая", где он с национально-патриотических позиций резко осудил прежнюю хищническую политику Запада в своей стране. Впрочем, и позже, в 60-х, США демонстративно пошли на сближение с коммунистическим Китаем, едва лишь наметилась его вражда к СССР. Можно тут вспомнить и то, что «цивилизованные» западные банки отнюдь не отказывались открывать тайные счета для "золота КПСС" (как, кстати, и для зубных коронок "золота Третьего Рейха"). И при этом ни о какой "отмывке денег" как-то и близко речь не заходила. Так причем тут, спрашивается, идеологические принципы?
Истинная суть противостояния заключалась в другом. После Второй мировой начался тот самый процесс, о котором Гитлер предупреждал Сталина в 40-м, а Рузвельт — в Тегеране. Распад прежних колониальных империй. Англия, Франция, Голландия, Бельгия, хотя и вышли из войны победительницами, но оказались существенно ослаблены — и в материальном плане, и в плане морального авторитета на международной арене. Зато на главные роли вышли две других, «свежих» державы. США, сумевшие обогатиться и усилиться в ходе войны, в значительной мере подмяв под себя своих западноевропейских союзников. И СССР. И между ними развернулась борьба за геополитический передел мира. Которая и продолжалась вплоть до перестройки. И на самом-то деле эта борьба со стороны Запада понималась и рассматривалась не в качестве «антикоммунистической», а в качестве «антироссийской». Речь шла о том же "усилении России" и "русской угрозе", что и во времена Крымской войны. Пресловутый план «Дропшот», принятый в 1950 г., на своем третьем этапе, т. е. уже после атомной бомбардировки, на этапе вторжения, предусматривал: "В данной кампании упор делается на физическое истребление противника". Разумеется, физическое уничтожение конкретных «русских», а не каких-то там "коммунистов".
К счастью, до "горячей войны" дело не дошло, но и в пропагандистских кампаниях были выкопаны из сундуков и взяты на вооружение все те же лозунги прошлого и начала нынешнего веков. Поэтому коммунистическая политика от прежней России не отделялась, а наоборот, отождествлялась. Всеми силами и способами выстраивались доказательства, что коммунизм — это фактически нормальное, привычное состояние недоразвитых русских варваров. А политика коммунистических вождей — прямое продолжение "имперской политики" русского самодержавия. Да ведь и впрямь так-то удобнее получалось. Скажем, если события в Венгрии и Чехословакии преподнести как торжество коммунистической реакции, то можно тут и вспомнить, что незадолго до того демократический Запад сам подарил эти страны коммунистам. А вот поднять шум по поводу "русской агрессии" — совсем другое дело. В ходе этой борьбы реанимировались исторические фальшивки, вроде "завещания Петра I". А националистические движения, поддерживаемые американцами, всегда говорили только о "русской оккупации". Как будто сами латыши или украинцы советскую власть не устанавливали, и как будто грузины или эстонцы сидели не в тех же лагерях, что и русские!
Что же касается лозунгов «социализма» с одной стороны, и «демократии» с "правами человека" с другой — то они, в конечном счете, оказывались лишь знаменами, под которыми велась борьба за сферы влияния. Сталин это уже понимал. Хрущев, судя по всему, нет — и в эйфории краха колониальной системы воспринимал свои лозунги буквально. Брежнев — кто его знает? Он тащил бремя этой борьбы уже по инерции. И продолжать становилось тяжко, и выключиться было нельзя, чтобы не потерпеть поражение, чтобы не начала тут же расползаться по швам вся созданная система международного влияния. А бремя было и в самом деле для страны разорительным. Ведь в итоге, возможности такого противоборства определялись финансовыми и экономическими потенциалами сторон. А они у США, да еще вместе с западноевропейскими союзниками, были куда больше, чем у СССР.
Правда, с идеологической точки зрения коммунистические лозунги оказывались более сильным оружием, чем демократические. Но одновременно они и связывали советскую сторону по рукам и ногам, лишали ее гибкости и делали для нее противоборство куда более убыточным. К примеру, в 60-х Индия на 15 % удовлетворяла свои потребности по развитию экономики из бюджета СССР, а Египет — аж на 50 %. А к ним добавлялись все новые и новые «друзья». Едва какой-то режим проявлял себя «прогрессивным» и "антиимпериалистическим", его тут же начинали щедро кормить, сами навязывались с проектами строительства и подъема национальной экономики. И даже если он не оправдывал первоначальных надежд, все равно приходилось прикармливать — а то как бы не переметнулся в противоположный лагерь.
Позиция США в данном отношении оказывалась более выгодной. Они тоже прикармливали дружественные режимы — поощряли займами МВФ, помогали вооружением, техникой, специалистами. Но не будучи связаны идеологическими условностями, заодно и привязывали к себе долгами таких партнеров. В случае неугодной политики могли прекратить финансирование, потребовать возврата кредитов. За ними оставалась и возможность вернуть долги, хотя бы частично — прибрав под контроль местную промышленность или природные ресурсы. Но разве мог таким образом поступать Советский Союз, преподнося свои вложения под идеей "братской помощи"? Или, например, в партийных архивах сохранилось множество расписок Суслову от Пальмиро Тольятти, Долорес Ибаррури и т. д. на получение сотен тысяч и миллионов долларов. Уж конечно, в социалистическом лагере у американцев тоже имелись платные агенты. Но не думаю, чтобы им отваливали такие гигантские суммы. И к тому же, если подобный агент "не ловил мышей", его в любой момент могли рассчитать, как нерадивую прислугу. А попробуй-ка рассчитай какую-нибудь Долорес Ибаррури!
Но между прочим, хотелось бы предостеречь от односторонних взглядов на мировое противостояние, которые под влиянием средств массовой информации стали складываться в перестроечную и «демократическую» эпоху — будто только Советский Союз вскармливал по всему свету диктаторские режимы и очаги терроризма. В этом смысле стороны действовали на равных. При таких правилах игры настоящих-то, идейных коммунистов, вроде Фиделя Кастро, как и идейных антикоммунистов, вроде Пиночета, в обоих лагерях оказывалось мало — а больше выигрывали разные проходимцы и авантюристы. Если Москва спешила приветить любого партнера, абы тот примерил "антиимпериалистический" имидж, так и США, несмотря на их хваленые "права человека", поддерживали и кровавых диктаторов, и прогнившие коррумпированные правительства мафиозного толка — абы только были антикоммунистическими. Или даже коммунистическими, шут с ними, но антисоветскими. Что же касается террористических рассадников, то кто, как не американцы и их азиатские союзники полддержали и выпестовали нынешних афганских талибов, когда это казалось выгодным в борьбе против СССР?
Ну а на стыках, так сказать, "на нейтральной полосе" глобального противостояния СССР-США, к которому позже добавилась и третья сила — Китай, создались условия для появления вообще жутких монстров. Так же, как Гитлер сумел возвыситься и утвердить свою власть, лавируя и играя на противоречиях между Советским Союзом и Западом, таким же образом сумел укрепиться и расцвести, например, режим Иди Амина в Уганде. Который истребил полмиллиона подданных, с аппетитом кушал человечинку, практиковал самые изощренные пытки и казни, умерщвлял надоевших жен из необозримого гарема. Но при этом и с СССР отношения поддерживал, получая военную технику, и Запад от контактов с ним не уклонялся. Людоедскую руку не брезговали пожимать папа римский, генеральный секретарь ООН Курт Вальдхайм, другие политические деятели — он же был и председателем Организации Африканского Единства! Никаких эмбарго ему не объявляли, покупая кофе и бананы, поддерживали дипломатические отношения. И та, и другая сторона знали о художествах и "маленьких слабостях" диктатора. Но обе предпочитали смотреть на них сквозь пальцы. А то ведь обидишь, прижмешь слишком сильно — как бы он к твоим противникам не перекинулся. По аналогичным причинам смогли реализоваться и другие подобные режимы — Бокассы в Центральной Африке, Масиаса в Экваториальной Гвинее, Пол Пота в Камбодже.
Ну а что касается Советского Союза, то он в беспрецедентном геополитическом состязании по финансированию «друзей» и "братской помощи" просто надорвался. И проиграл. Проиграл он и на другом «фронте» мирового противостояния — в гонке вооружений.
Тут я, конечно, могу услышать серьезные возражения. Мол, как же так? Вон какой мощный военно-промышленный комплекс существовал, разваленный нынче конверсиями и приватизациями. И паритет, вроде, поддерживали. И современные образцы вооружения производили — вон самолеты даже сейчас, при всех свалившихся проблемах, создают лучше зарубежных аналогов… В основном, такие представления идут от самих работников пострадавшего ВПК (который, не могу не согласиться, действительно был разрушен глупо и бездарно). И охотно распространяются некомпетентными тележурналистами, слышавшими звон, да не знающими, где он. Поэтому здесь, пожалуй, нужны некоторые пояснения.
ВПК и впрямь был могучем, развитым, с мощной производственной и исследовательской базой, прекрасными специалистами. Но все больше отставал от современных условий и требований. Не только по техническому уровню, но и по своей структуре. Ну, предположим, у нас конструировали лучшие танки. И делали много танков, очень много. Потому что в верхах сидели ветераны Великой Отечественной, и в военной теории продолжала господствовать стратегия Великой Отечественной — прорыв обороны противника массированными танковыми ударами, и все, операция выиграна… Но еще в 45-м немцы внедрили и применили такое оружие, как фаустпатрон, против танков весьма эффективное и дешевое. А в последующие годы на той же основе разрабатывались и совершенствовались другие противотанковые средства — гранатометы, базуки, безоткатные орудия, авиационные средства поражения. И уже китайско-вьетнамская война отчетливо показала — танк перестал быть универсальным средством прорыва и ведения боевых действий, и роль его по сравнению с временами Второй мировой существенно снизилась. То же подтвердили последующие локальные конфликты и войны — арабо-израильские, Афганистан, Кувейт, Югославия, наконец — первая Чеченская кампания. Это один пример, а можно было бы привести и другие.
Но надо учитывать и то, что сама величина и мощь советского ВПК делали весьма затруднительным отслеживание новых тенденций, соответствующее перепрофилирование и постоянное совершенствование. Если сейчас мы наблюдаем, как некоторые предприятия, имеющие умных и толковых руководителей, ухитряются проводить реконструкцию, обновлять технологии и держаться на уровне передовых достижений, то стоит иметь в виду — это далеко не одно и то же, что поддерживать на передовом современном уровне весь ВПК. Тут уж не одно, не два, не десять, а сотни и тысячи предприятий требовалось то и дело реконструировать и внедрять новое. А при неравенстве экономических возможностей СССР и Запада это сказывалось все сильнее…
Если же коснуться примера великолепных самолетов, демонстрируемых сейчас на выставках, парадах и авиасалонах, то автор этих строк сам служил во времена оны в научно-испытательном институте ВВС, поэтому к данному примеру могу добавить несколько поправок. Отбор по принципу «лучших» образцов получил в авиационной технике зеленую улицу только в годы перестройки — когда открылись широкие возможности для торговли, хорошими самолетами заинтересовались иностранцы, а это соблазнительно запахло валютой. А при "развитом социализме" приоритеты финансирования, материального обеспечения, сроков и очередности разработок зависели чаще всего не от их качества, а от веса и связей в партийной номенклатуре руководителей того или иного предприятия. Поэтому лучшие нередко и затирались, задвигались на второй план.
Второй аспект. Те образцы, что сейчас отделывают и доводят до совершенства для более выгодных показов и продажи, и те, что поступали для испытаний и принятия на вооружение в советские времена — это "две больших разницы". В то время сроки их создания определялись не фактической готовностью и доводкой, а приурочивались к очередным съездам, круглым датам, праздникам — причем желательно было отрапортовать досрочно. Так что хватало и тяп-ляп, недоделок и недоработок. Наши летчики-испытатели сами про себя шутили, что настоящий испытатель должен быть очень смелым и очень тупым — чтобы не понимать, на чем ты летишь, и чем тебе грозит полетное задание. И попробуй, кстати, не прими такой образец, даже если он будет сущим «гробом» — потому что генеральный конструктор к членам Политбюро запросто вхож, с министром обороны за ручку здоровается. И достаточно одного его звонка министру или главкому, как тебя же самого вместе со всем твоим начальством на уши поставят. Какой уж тут "паритет"!
И третий аспект — одно дело, создать несколько опытных экземпляров самолета нового поколения для показа. Или небольшую партию — на продажу. А совсем другое — запустить это самое "новое поколение" в серию, перевести на него крупные авиационные заводы, перевооружить полки и дивизии. И не только перевооружить, но и переучить. Уровни затрат несопоставимые.
А чем более «наукоемкой» становилась современная техника, тем труднее и дороже становилось стране гнаться за ее передовым уровнем для поддержания «паритета». Новые разработки, новые исследования осуществлялись в условиях все более острого дефицита финансирования — потому что направлений научно-технического развития было много, все они требовали постоянных вложений, и средства приходилось распылять на все. А на все их просто не хватало. Скажем, в нашем испытательном управлении в 80-х часть измерительных приборов была еще трофейной, вывезенной из Германии в 45-м. И цеха «экспериментальных» мастерских были укомплектованы трофейными станками, со свастиками на станинах. В гражданских НИИ с этим было получше, но там своих проблем хватало. Там научно-технический «паритет» достигался ценой нищенской зарплаты специалистов, которые после работы вынуждены были идти разгружать вагоны или искать другие способы дополнительного заработка. Ценой их проживания в тесноте общежитии — с надеждой получить квартиру в предпенсионном возрасте. Ценой невероятных ухищрений человеческого ума: до поры — до времени помогала вытягивать на равных с Западом "русская смекалка", когда, скажем, отсутствующую или некондиционную электронику заменяли хитроумными механическими решениями.
В условиях недостатка необходимых средств рождались такие явления, как «панк-наука» — это когда изготовлялись самодельные приборы и оборудование чуть ли не из консервных банок. Впрочем, тут я для пущей наглядности могу привести яркий пример из собственной практики. Однажды нам срочно потребовалось уточнить, как протекают некоторые процессы на больших высотах, в условиях разрежения и низких температур. Прикинули конструкцию термобарокамеры — получалась она довольно сложной, поскольку для наших исследований в ней требовалось несколько пар окошек, а их оптические оси должны были пересечься в одной точке — причем очень строго, с лазерной точностью. На какой-нибудь завод обращаться? Это сразу отпадало. Потому что у части никаких средств на изготовление подобной установки не хватило бы. Обращаться в вышестоящие штабы и ведомства? Так ведь и там с деньгами не густо было, положат в долгий ящик, и попробуй докажи, что тебе нужнее, чем другим. Казалось бы, раз нет возможностей финансирования — то и говорить больше не о чем. И любой иностранный специалист на этом бы, наверное, и остановился. Но это у них, а не у нас. А «смекалка» на что?
Идем с техниками на свалку и выбираем подходящие заготовки — ржавые куски труб, обрезки, железяки. И тащим к сварщику дяде Семе. С бутылкой спирта, разумеется. "Ну чего, дядя Сема, смогешь?" — и про требуемую точность объясняем. А он работяга был старый, опытный, покумекал, почесал в затылке: "А чего ж, смогу". Разметил наш хлам мелом и царапинами и давай его кромсать да варить в своем дырявом сарае. Вид у нашей установки получился потрясающий — нечто, напоминающее броневик Ильича. Причем броневик после попадания нескольких тяжелых снарядов, так как при сварочных работах всю конструкцию повело и покорежило — и мы, признаться, насчет точности сильно засомневались. Однако дядю Сему это не смутило, взял он обычную кувалду и давай править изделие. Тут уж безо всяких измерительных инструментов, на глазок. Поколотит с одной стороны, поглядит на чертеж, как оно там примерно выглядеть должно — и с другой стороны ухнет со всего плеча. И говорит: "Готово, забирайте". И вот хотите верьте, хотите нет, а когда мы потом с помощью лазера проверили нужные оптические оси, они сошлись с высочайшей, ну просто идеальной точностью! Так что подвиг русского умельца Левши, подковавшего блоху, лично мне после этого вовсе не кажется невероятным.
Но та же история имела и продолжение. Процессы, происходящие в термобарокамере, требовалось как-то зафиксировать. Полезли в захламленную отдельскую кладовку и откопали там старый, списанный фотокинопулемет от МиГ-17. Но у него скорость съемки несколько сот кадров в секунду — где ж столько кинопленки напасешься? Тут наш техник выручил, Саша Колосов, мастер — золотые руки. Притащил из дома поломанный будильник и из его шестеренок собрал редуктор, снижающий скорость съемки до полутора кадров в секунду. И провели все-таки мы эти исследования, результаты очень ценными потом признали. Вы, конечно, спросите, а зачем фиготень с шестеренками и фотокинопулеметом городить было? Не проще ли было взять обычную кинокамеру с нормальной скоростью съемки? Проще. Но у нас-то ее не было. И вообще в нашей части не было. В принципе, конечно, можно было ее заказать — но очень долгим и сомнительным способом. Подать заявку, но лишь на включение в план материально технического обеспечения на следующий год. Если еще в него включат — поскольку подобных заявок изо всех подразделений множество набиралось, а общая сумма очень ограничена. А когда план пойдет в вышестоящие инстанции, там из соображений экономии половину срежут. А если твой заказ и не срежут, то еще неизвестно, сколько лет ты его ждать будешь и дождешься ли… Ну а про видеокамеры, которые в то время за рубежом были уже доступны всем и каждому, я вообще молчу. Их тогда даже в ведущих НИИ Академии Наук имелось всего несколько штук, и выделяли их вместе с бригадами обслуживания лишь для важнейших работ по важнейшим темам, на ограниченное время.
Ясное дело, далеко не всегда доходило до описанных крайностей, они все же оставались больше исключением, чем правилом, и обычно исследования проводились на вполне солидной материальной базе, но в частности, и таким образом научно-технический «паритет» поддерживался. Пока можно было. Пока удавалось. Последней каплей, нарушившей равновесие уже необратимо, стала компьютерная революция. Тут, правда, можно еще разок Никиту Сергеевича помянуть, безапелляционно заявившего, что "кибернетика — это буржуазная лженаука" и затормозившего отечественные исследования в данном направлении. Но в общем плане глобального состязания вряд ли можно считать решающим его очередной заскок. Если бы и раньше начало осваиваться новое поле деятельности, то все равно в создавшихся условиях средств на его освоение оказалось бы недостаточно. Ведь новый этап гонки вооружений, развернутый Картером и Рейганом, программы "Стратегической оборонной инициативы" "звездных войн", преднамеренно нацеливались на дорогостоящие "высокие технологии". И если не в этом, то в каком-то другом месте должно было "лопнуть".
Оно и «лопнуло». В то время как в западных странах компьютеры становились рядовым средством обихода, в СССР имелось всего несколько десятков тысяч "электронно-вычислительных машин" — допотопных, ненадежных, чрезвычайно сложных в управлении и громоздких, занимавших целые залы и этажи. Как это сказалось в военной сфере, тоже могу привести парочку примеров. Скажем, в 80-х был разработан и создан один принципиально-новый, очень сложный комплекс авиационного вооружения, различные системы которого должны были действовать в автоматическом режиме. Однако разместить такое вооружение оказалось возможно только на транспортнике Ил-76. Поскольку другой самолет просто не смог бы поднять всей массы тогдашних «компьютеров», обеспечивающих работу этого комплекса. Да и то он застрял на стадии испытаний, так как установленные на борту ЭВМ никак не удавалось отладить. Другой пример — американцы создали для радиоэлектронной борьбы и разведки свой АВАКС, который по своим возможностям был способен захватывать до 200 целей и устойчиво вести 50. Когда был построен советский аналог, он мог захватывать только 5 целей.
Кстати, в то время мне доводилось знакомиться с любопытными подборками советских разведданных — такими, где приводились данные американской разведки о военной технике и ее разработках в СССР. Так вот, тактико-технические характеристики и боевые возможности советских систем вооружения там очень часто завышались, и порой просто безбожно завышались. По какой причине, остается лишь гадать. То ли и впрямь у них были "глаза велики", то ли действовала какая-то наша методика дезинформации. Впрочем, у нас считалось, что американская разведка и военное ведомство завышали эти данные преднамеренно — чтобы посильнее застращать свой Конгресс и получить побольше ассигнований на собственные дальнейшие разработки. Соответствовали ли такие предположения действительности, я не знаю. Но факт остается фактом — даже в тех направлениях, где у Советского Союза получалось не отставать, поддержание «паритета» требовало новых и новых финансовых вливаний. И в этой гонке страна тоже надорвалась.