Глава 7

Глава 7

Мои?

Каковы мои намерения относительно замужества?

У меня внутри все сжалось.

– Никаких, сэр. Я никогда об этом не думала. – И, почувствовав, как в душе у меня закипает гнев, добавила:

– А почему вас это интересует?

В лице его ничего не изменилось.

– По-видимому, при дворе только и разговоров что о свадьбе.

– Не о моей. Уверяю вас. Похоже, он мне не поверил.

– Однако при дворе говорят, что некая известная – и хорошо известная – вам особа собирается вступить в брак.

Я рассмеялась.

– И кто же будет этой счастливой парой?

– Конечно же, лорд Садли, барон Сеймур, и его нареченная невеста, а кто же еще?

Так я узнала, что Екатерина умерла – ребенок стоил ей жизни. Схватки начались во время утренней мессы и длились несколько дней и ночей, когда она истекала кровью и жизненными соками: в ее старом теле уже не оставалось сил, чтобы разродиться. Когда же наконец «крупный мальчик», которого ей сулили, появился на свет, он, так же как я, как сестрица Мария, как Мария Шотландская, как кузина Джейн и ее сестра, оказался нежеланной дочерью. Они назвали ее Мария. Спустя три дня и королева, и дитя были мертвы.

Бог справедлив, хотя и не всегда добр. Екатерина умерла от родильной горячки, как моя бабка Елизавета Йоркская и мать Эдуарда Джейн Сеймур, как многие женщины, разделившие ложе с мужчиной и нашедшие через это свою смерть. От дурных соков в крови рассудок ее мутился, но в свои последние минуты, когда лорд Том (мой лорд, ее лорд, но более всего свой собственный лорд) умолял ее сказать, что он был ей хорошим мужем, она, собрав остаток сил для своих последних слов на этой земле, взглянула на него в упор и выплюнула ему в лицо: «Нет! Он нанес ей так много горьких обид!» И хоть он пытался заставить ее отречься от своих слов, но она не взяла их назад.

Умерла она – а он остался жить, ибо, как у всех котов, у него было девять жизней.

И теперь он женится?

Поверил ли мне Денни, когда я изо всех сил старалась показать, что все это интересует меня лишь постольку-поскольку.

– Значит, милорд Садли снова надумал жениться?

Денни не сводил с меня глаз.

– Само собой разумеется. Более того, он собирается устроить королевскую свадьбу! Он купил права опекунства над вашей кузиной Джейн…

Джейн? Не станет он на ней жениться, у нее нет денег!

– И говорят, скоро он сделает ее женой… Нет! Не может этого быть! Только не Джейн!

– ..вашего дорогого брата, короля Эдуарда. Он обещал это ее отцу, который заплатил ему за это две тысячи фунтов.

Эдуард и Джейн?

Какой тугой завязывается узелок! Оба Тюдоры, оба горячие приверженцы новой веры! Почему я этого не предвидела? А что же он?

– А как же сам милорд? На кого он теперь положил глаз?

Кто бы это мог быть? Говорят, он уже пытался заполучить сестрицу Марию. И старая принцесса Клевская все еще жива со всеми ее мешками золота. И, кроме них, есть еще немало богатых наследниц – молодых леди, которым принадлежит полсевера, огромные владения в Уэльсе или Ирландии. Кого же он выберет?

– Милорд? – как-то странно переспросил Денни. – Нет, мадам, игра, в которую играют при дворе, называется «найдите леди».

Мы стояли прямо друг против друга, и я все чаще и чаще дышала, потому что в душе моей рос страх. Почему он так со мной обращается? Где уважение, почтительность, которую он всегда выказывал мне раньше?

– Сэр Энтони, что вы хотите этим сказать?

– Мы живем в беспокойное время.

К чему он клонит?

Он снова забарабанил пальцами по пакету.

– Новости, которые я получил… Странные это новости, миледи…

– Какие новости? – Мой голос сорвался.

– Что эта леди – вы. Что вы выходите замуж.

– Замуж? Что за нелепица? Меня даже не поставили в известность! Он развел руками.

– В таком случае за кого?

– Мадам, за кого, если не за лорда-адмирала, брата протектора, милорда Садли?

Действительно, за кого?

Снова мой лорд.

У него было больше жизней, чем у кошки, и каждая грозила мне гибелью.

Я вложила в издевку все силы, что у меня оставались:

– Я выхожу замуж за лорда-адмирала? Это просто лондонская сплетня, о которой будущую невесту даже не поставили в известность.

Денни проницательно меня рассматривал.

– Однако он намерен жениться и, по-видимому, счел, что из всех женщин вы более всего подходите, чтобы занять место покойной королевы.

– Чтобы я вышла за него замуж? Да я скорее выйду за… за… – Я овладела собой. – И хочет он или не хочет, какое это имеет значение! Я послушна лишь воле своего отца.

Наконец лучик тепла пробил броню его холодности.

– Простите меня, миледи. Но весь двор только об этом и говорит. И после нашего с вами разговора о том, что вам необходимо беречь свое имя и положение, я опасался, что тот самый лорд склонил вас… – Он сделал тактичную паузу.

Соблазнил, говорите уж прямо!

– ..забыть ваш долг и волю короля… Я посмотрела ему прямо в глаза.

– Я помню о воле отца и о цене, которую заплатит всякий, кто решится ее нарушить.

– Да, мадам. Они все поплатились жизнью. Никак не меньше.

Есть ли на свете мужчина, который стоил бы такой цены?

Теперь я узнала о смерти Екатерины из его собственных бесстыжих уст; в пространных посланиях ко мне он изливал свое горе. Он просил меня помолиться о нем в этот тяжелый для него час так, словно между нами никогда ничего не было.

А неподалеку от меня нашелся еще один человек с такой же короткой памятью. Когда я уже лежала в постели, ко мне вошла Кэт, ее голубиная грудь вздымалась, губы торопливо складывали слова:

– Мадам, потрясающая новость!

Я не видела ее такой взволнованной с тех пор… с тех пор…

О Боже Всемогущий! На свете есть только один человек, способный заставить так порозоветь ее щеки.

Она была похожа на маленькую девочку, которой не терпится поделиться своей тайной.

– Мадам, я сегодня слыхала, что после смерти королевы не отослали никого из ее дам и кавалеров, горничных или стражи. Разве это не доказательство, что милорд Том собирается жениться на леди королевского достоинства, которая будет держать такой же двор, как покойная королева. Задумайтесь, мадам! – продолжала тараторить она. – Кто это может быть?

– Кто? Да мне-то какая разница?

– Кроме вас некому! Он снова свободен, и теперь он может жениться на вас! Подумайте об этом, мадам!

Подумать? Нет, эта мысль была мне ненавистна!

– Кэт, опомнись! Ты забыла его предательство, как будто ничего и не было?

– О, миледи! – Ее глаза были полны слез. – Что же еще оставалось милорду делать?

Она плакала о нем. Мой гнев был безграничен. Я завопила от ярости и выставила ее из комнаты. Пришлось позвать за доктором и аптекарем – облегчить последовавший приступ. Но Кэт знала, что его вызвало, и больше на эту тему не заговаривала. И хотя я была так больна, что меня тошнило несколько дней без передышки, но я снова чувствовала себя хорошо.

Ибо я была свободна от него, свободна от коросты этой глупой первой любви, этой жажды прикосновений и поцелуев, этого сладкого томления в крови, и в сердце, и в самых мягких и тайных глубинах женского существа.

Не знаю, как это случилось – его жена умерла в горячке, и я едва не последовала за ней, – но кризис миновал и жар испепелил недуг. Я корчилась от боли при мысли, что потеряла его и что потеряла его так. Я горела в огне, как Анна Эскью, и ни она, ни я, не заслужили этой муки. Но, благодарение Господу, в один прекрасный день эта любовь прошла без следа, и ни воспоминания о нем, ни его почерк на конверте, ни даже запах мускуса не волновали меня ни капли.

– Ваша королевская милость!

Парри подкараулил меня, когда я шла по парку. Земли Чешанта лежат в укромной долине, широкие прогулочные дорожки вокруг дома укрыты тенью дубов и берез даже в декабре, когда деревья стоят голые. Парри поцеловал мне руку, и я почувствовала, что он дрожит.

– Ну, так какие вы привезли новости, сэр? Мы едем ко двору?

Он покачал головой, и при этом его пальцы теребили казначейскую цепь.

– Мадам, я сделал все, что было в моих силах! Но лорд-протектор…

– ..этого не пожелал.

Итак, это правда. Как я и боялась, у Эдуарда нет власти. Страной правит лорд-протектор.

– А что насчет Хэтфилда?

– Вы можете возвратиться туда, когда пожелаете. Совет дал вам на это свое разрешение.

Ну что ж, хоть это хорошо. Дома я снова буду сама себе хозяйка. Поблагодарив Парри, я поклонилась и повернулась, чтобы идти. Но тут его прорвало:

– Мадам, брат лорда-протектора, милорд Садли…

Черт бы его побрал!

– ..просил вам кое-что передать. Он приказал мне сказать, что он предлагает свои услуги по обустройству земель, что оставил вам отец. Некоторые из них лежат по соседству с его, и большую их часть можно…

– К чему это вы клоните? Парри выдавил из себя:

– Милорд предлагает, чтобы его и ваши владения, лежащие по соседству, управлялись как одно. Весьма лестно получить такое предложение от брата лорда-протектора, столь влиятельного и могущественного джентльмена… – Он теперь прямо лучился от восторга. – Возможно, за ним последует другое, очень важное для вас!

Итак, и Парри попался на удочку моего лорда! Неужели он кому угодно может пустить пыль в глаза?

Я прямо-таки взвилась от ярости:

– Как это любезно со стороны милорда, так заботиться о моем наследстве! Теперь ему остается только соединить наши владения в одно!

– А если он это сделает, миледи? Если он изыщет способ соединиться с вами как со своей женой, что скажет на это ваше высочество?

После всего, что случилось, он все еще надеется, что я выйду за него?

Теперь, словно при вспышке молнии, озарившей темное небо, я увидела всю картину целиком. Сначала он женит Эдуарда на своей воспитаннице Джейн, а потом дернет за цепь, на которой, как он считает, он все еще держит меня, и женится на мне. Таким образом он станет опекуном жены мальчика-короля и мужем его сестры – вот тут-то он поквитается с братом, которого, я знала, он ненавидел с такой силой, с какой никогда не любил и сотню сопливых девчонок, вроде меня.

Поистине присутствие духа не изменило гордому Тому, когда он послал моего же слугу добиваться моего расположения. Со стороны Парри даже слушать эту чушь было безумием. Меня бросало то в жар, то в холод. Чей-то неприкаянный дух проходил над моей могилой. Чем больше мы говорим… ибо при одной мысли об этом вокруг нас разбегались круги смерти.

Я пристально всмотрелась в сияющее лицо Парри.

– Сэр, напрасно вы суетесь, куда не следует. Вы можете накликать беду на всех нас. Ибо подобные вопросы находятся в ведении короля и совета, даже за пустячную болтовню можно поплатиться жизнью. Я не желаю об этом слышать ни сейчас, ни потом!

Я хлопнула в ладоши, чтобы позвать слугу. У Парри, как у кролика, от страха дрожали веки. Он не желал мне зла – наоборот. Я улыбнулась ему в знак того, что прощаю.

– Если нам разрешили уехать в Хэтфилд, то поедем поскорее! Считайте это женским капризом – я хочу встретить Рождество дома и прошу вас об этом позаботиться.

Он поспешил повиноваться.

– Мы справим его ничуть не хуже, чем при дворе. Нам будет так весело, что даже сверчки за камином будут благословлять имя Елизаветы!

Мы уехали из Чешанта в спешке, как и приехали, но на душе у нас было куда веселее. Я приказала Парри от всей полноты его валлийского сердца написать милорду холодный ответ и отказаться от всех его предложений. Такой же ледяной отпор я продемонстрировала моему хозяину, сэру Энтони, в надежде, что он передаст своим друзьям при дворе, какое отвращение внушило мне это гнусное предложение. Мы расстались добрыми друзьями, и я не сомневалась, что на этом инцидент исчерпан.

Я-то не сомневалась, но кто мог поручиться за него?

Как он осмелился снова подступиться ко мне? Я не знала и не желала знать. В сердце у меня теперь был лишь Хэтфилд, и я никак не могла дождаться, когда же снова увижу свой дом.

Декабрь, когда дни коротки, и даже самые отчаянные грачи предпочитают не покидать насиженных мест, – не самое лучшее время для путешествий. Но после ясной осени дороги остались сухими, и мы ехали на редкость резво. Нам всем не терпелось поскорее добраться до Дома, и даже мулы, казалось, налегали сильнее, когда мы двигались к западу, где лежал Хэтфилд. Рядом со мной ехала Кэт, чуть позади Парри, мой Джеймс, мой Ричард, Чертей, Вайн и все остальные, и впервые после смерти отца я снова стала самой собой и обрела душевное равновесие.

Хэтфилд предстал передо мной, как любимый, возвратившийся из дальних странствий, знакомый и в чем-то новый, еще прекраснее, чем я его помнила. Как я веселилась в те Святки! Прослышав о моем возвращении, люди за много миль вокруг приходили поприветствовать меня. Все двенадцать дней Рождества мы поутру отправлялись на охоту или верховую прогулку, а вечером играли в камешки или устраивали представления. И когда в последнюю, двенадцатую ночь Кэт подоткнула мое одеяло и вышла из комнаты в слабом свете бледного серпа луны, я чувствовала себя самой счастливой девушкой на свете.

Я вспоминала свою утраченную любовь, Серрея и Сеймура без злости и тоски, решив с нового года начать все сначала и забыть о прошлом.

Даже при мысли о смерти Екатерины слезы не наворачивались на глаза, как обычно. Я представила ее на небесах рядом с Пресвятой Девой, баюкающей в яслях младенца Христа. Теперь она вечно будет вкушать блаженство материнства. И с этим видением перед глазами я уснула, и сны мои были полны покоем и довольством.

Вот тут-то жизнь и преподала мне еще один урок: в самые безмятежные минуты нашей жизни надо более всего быть настороже. Пренебрегать обороной – значит приглашать врага, самого страшного врага на свете – завистливую судьбу.

В январе исполнился год с того дня, когда умер Гриндал и когда я впервые познала любовь – любовь женщины к мужчине. Я не видела моего лорда с Духова дня, уже больше шести месяцев. Теперь я все реже и реже вспоминала о нем. Но он все еще думал обо мне – и вовсе не с благими целями.

Год сменился, дни становились длиннее. Хотя на дворе еще стоял январь, в то роковое утро рассвет был ясным и солнечным, как весной. На сердце у меня было легко и ум ясен, как никогда. Уроки пролетели так быстро, что я опомниться не успела.

Мой наставник Эскам с довольным смехом откинулся назад и заявил:

– На сегодня все, мадам. Вы совсем меня загоняли.

После его ухода я сидела в классе, погруженная в книгу по истории, которую мы с ним начали изучать. В конце концов я уже не могла больше не обращать внимания на голод. Мне хотелось чего-нибудь полегче, просто хлеба с сыром, чтобы можно было читать до темноты. Я подняла голову:

– Эй, кто-нибудь!

Самая младшая из служанок просунула голову в дверь и сделала реверанс:

– Слушаю, мадам.

– Попроси кого-нибудь из моих дам или мистрис Кэт, чтобы они приказали прислать мне обед сюда.

Поспешно сделав реверанс, она убежала. Как долго я читала после этого, не знаю. Когда я подняла голову в следующий раз, то увидела на стене тени. Прошло еще немного времени, но никто не появлялся.

Я немного повысила голос:

– Есть тут кто-нибудь?

Когда на твой зов никто не откликается, чувствуешь себя дурой, если не хуже. В сердце мне закрался страх:

– Эй, кто-нибудь, сюда! Я приказываю! По-прежнему тихо. Теперь я по-настоящему испугалась и, встав на ноги, обнаружила, что они дрожат. Никогда, с самого моего рождения ко мне не проявляли такого небрежения. Где мои дамы, где горничные, где охрана, где Кэт? Неожиданно в дверях появилась горничная. Я с трудом разбирала ее путаную, прерывистую речь.

– Мадам, мистрис Кэт исчезла! Ее нигде не могут найти.

Я схватилась за стул.

– Что ты говоришь? Как она могла потеряться?

– Она не потерялась, мэм, ее забрали. Забрали сегодня.

– Идиотка! Кто мог ее забрать? Страх мутил ей мысли. Она с трудом могла говорить.

– Они, мадам… Там внизу… они все… когда они пришли., сюда… сегодня…

– Говори по-человечески, дура! Кто пришел? Зачем? Почему они забрали мою наставницу? Говори же, а не то тебя выпорют.

Я думала привести ее в чувство, но она повалилась на пол в истерике, хватаясь за мою юбку, как слабоумная. Я была вне себя от ярости. Пинком отшвырнув ее, я направилась к двери. На пороге меня остановил топот бегущих ног.

Во дворце никто никогда не бегает. Это означает беспорядок, сумятицу, хаос. Нервы мои были напряжены до предела.

Спустя пару секунд я увидела громоздкую фигуру. Парри? Это была Парри, но никогда раньше я не видела ее такой: лицо ее было восковым, на нем застыло выражение дикого страха, волосы растрепаны, одной рукой она придерживала юбку, чтобы удобнее было бежать, в другой сжимала… Что это? Болтающаяся золотая цепь?

Она тяжело дышала и всхлипывала, как загнанная лошадь под ножом мясника. Но за ее спиной раздался иной звук, глуше, громче и страшнее, звук шагов вооруженных людей…

– Мадам… миледи… О Господи, спаси нас! Она почти швырнула мне в руки золотой предмет. Мои пальцы узнали его быстрее, чем глаза; это была казначейская цепь – цепь, принадлежавшая мастеру Парри…

– Мадам, они забрали его и мистрис Кэт, и теперь они пришли за… За мной.

– За вами, миледи.

Это сказал мужчина. Я видела, как он вошел в дверь, но узнала его с трудом. В сопровождении дюжины вооруженных людей он вошел в мою комнату, как черный ангел, призванный карать. Его лицо было угрюмо, как дальние подступы ледяного ада. Он нагнал на меня такого страху, что я едва держалась на ногах и не могла унять дрожь в коленях.

Я попыталась заговорить:

– В чем дело, сэр? Что…

– Не спрашивайте меня, мадам, ибо я могу не услышать.

Он протянул мне свиток.

– Леди Елизавета, властью, возложенной на меня советом и нашим государем, королем Эдуардом Шестым, я арестую вас по обвинению в государственной измене.