Глава XVII ПЕРИОД НЕЗАВИСИМОСТИ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава XVII

ПЕРИОД НЕЗАВИСИМОСТИ

С принятием Конституции и установлением границ Польша оказалась в состоянии иллюзорной стабильности. Смена правительств, отсутствие долговременного парламентского большинства, а также доведенная до крайности многопартийность — все эти черты политической системы отличали не только Польшу, но и многие другие государства Европы межвоенного периода. К началу 20-х годов XX в. Польша столкнулась с рядом кризисных явлений, усугублявшихся наследием прошлого — региональной разобщенностью страны. Лишенная в течение столетия собственной государственности, она не имела опыта парламентаризма XIX столетия; кроме того, ситуацию осложняли конфликты с национальными меньшинствами. Все это не способствовало стабилизации. Практически сразу после возникновения молодой польской республики появились и первые признаки внешней угрозы: соглашение между бывшими противниками и соперниками — Германией и Советской Россией, заключенное в апреле 1922 г. в Рапалло, давало повод для беспокойства. Однако вопреки опасениям Польши до политического сближения двух государств дело не дошло, хотя договоренность о двустороннем военном сотрудничестве была достигнута.

Внутриполитические противоречия в Польше начиная с 1921 г. все более обострялись. Это было вызвано тем, что многие спорные вопросы в первые годы после создания государства отодвинулись на второй план, теперь же они вновь оказались в центре внимания. Национал-демократы не опасались больше возможной революции и настойчиво стремились захватить власть. Находясь под влиянием лидера их фракции в сейме — Станислава Грабского, они предполагали, что новые выборы и союз с другими партийными группами обеспечат им парламентское большинство. В действительности это было маловероятно в государстве, где каждый третий гражданин не был поляком и поэтому не разделял идей эндековского национализма. В первую очередь, национал-демократы боролись против Пилсудского, что, препятствовало сплочению вокруг маршала хотя бы тех, кто уважал личные заслуги и особый статус Пилсудского как верховного главы государства.

В ноябре 1922 г. прошли выборы в сейм и сенат. Эндеки, возглавившие партийную коалицию, получили 38 % мандатов, но их попытки приобрести большее число союзников вначале оказались безуспешными. Президентом стал кандидат от левых людовцев из партии «Освобождение» Габриель Нарутович, поддержанный другими левыми партиями, центристами и представителями национальных меньшинств. Через неделю после выборов, 16 декабря 1922 г., Нарутовича застрелил фанатик правого толка Элигиуш Невядомский. Моральная ответственность за это преступление лежала на эндеках, которые в своей пропаганде грубо оскорбляли Нарутовича и не брезговали лживыми обвинениями. Покушение, однако, не вписывалось в планы создания правоцентристского большинства в сейме. Напротив, это изолировало эндеков от центристов, голосовавших за Нарутовича.

Смерть Нарутовича отразилась на польской политической жизни, оставив ощущение враждебности и нетерпимости. Последовавшие изменения оказались кратковременными. Премьер-министром стал генерал Владислав Сикорский, новым президентом избрали Станислава Войцеховского, которого поддерживал Пилсудский. Поскольку сеймовое большинство, вставшее на сторону Сикорского и Войцеховского, было временным — ведь в него входили представители национальных меньшинств, — быстро начались поиски новой коалиции, созданной на основе соглашения между польскими партиями. Людовцы из партии «Пяст» заключили 17 мая 1923 г. договор с эндеками, а также с их более слабыми союзниками. Этот так называемый «Ланцкоронский пакт»{140} (подписанный в Варшаве) предусматривал ограничение прав национальных меньшинств в экономике, образовании и политической жизни. Он предусматривал также реализацию аграрной реформы, хотя и не столь радикальную, как в законе 1920 г. (все еще остававшемся на бумаге). Через несколько дней новая коалиция свергла правительство Сикорского и назначила новое — во главе с премьером Витосом.

В стране складывалась весьма неблагоприятная ситуация. Уже перед приходом к власти нового правительства темпы инфляции резко возросли. Чтобы ее сдержать, необходимо было ввести в действие стабилизационные меры, которые бы затрагивали интересы всех слоев без исключения, даже тех, которых кризис почти не коснулся. Такие действия предлагал предпринять министр финансов Владислав Грабский, подавший в отставку, когда правительство отказалось принять его программу. Правоцентристскую коалицию его проект не устраивал, поскольку ущемлял интересы ее электората. В первую очередь, инфляция ударила по карману наемных рабочих. С октября 1923 г. начались забастовки. ППС и профсоюзы обещали провести 5 ноября всеобщую стачку. Правительство в ответ ввело чрезвычайное положение.{141} В Кракове, Тарнове и Бориславе произошли столкновения рабочих с войсками и полицией; было много жертв с обеих сторон. Впрочем, гражданской войны не хотели ни социалисты, ни правительство. Тогда удалось найти компромиссное решение: были отменены и всеобщая забастовка, и военно-полевые суды. Правительство Витоса продержалось недолго. Часть депутатов партии «Пяст» выступила с протестом против очередного ограничения аграрной реформы и вышла из партии. Так непопулярная коалиция, утратив сеймовое большинство, потеряла власть, расплачиваясь за пролитую кровь, инфляцию и хаос в экономике.

Несмотря на неблагоприятную ситуацию, крупнейшие политические партии проявили благоразумие. Девятнадцатого декабря 1923 г. было создано «внепартийное» правительство Владислава Грабского, которое своей главной целью ставило оздоровление экономики. Почти два года Грабскому удавалось лавировать между правыми и левыми, добиваясь их поддержки или, по крайней мере, нейтралитета. Он получил полномочия, дававшие ему право стабилизировать валюту. Для этой цели Грабский решился на повышение налогов для всех социальных групп, но более всего для самых зажиточных слоев населения. Уже через несколько месяцев ему удалось заменить польскую марку злотым, который стал стабильной, свободно конвертируемой денежной единицей, обеспеченной золотым и валютным запасом.

Постепенно, однако, положение правительства ухудшалось. Причиной тому стал конфликт с Пилсудским. С 1923 г. он отошел от официальной политической жизни и поселился в Сулеювке под Варшавой, но по-прежнему продолжал оказывать значительное влияние на деятельность отдельных партий и на многих генералов и офицеров. Поначалу в отношении правительства Пилсудский занял выжидательную позицию, даже когда министром военных дел стал его давний конкурент генерал Сикорский. Но уже в 1925 г. он публично подверг резкой критике деятельность последнего.

Экономические трудности также не способствовали укреплению авторитета правительства, удар по которому был нанесен падением курса злотого в июле 1925 г., — ведь именно на валютной стабилизации держалась популярность Грабского. Начавшаяся вторая волна инфляции по сравнению с первой была малоощутимой, но попытка справиться с ней выявляла все новые признаки кризиса. Производство снижалось, росла безработица. В связи с ослаблением злотого и ростом недоверия со стороны крупного капитала Грабский в ноябре подал в отставку.

Правление кабинета Грабского было самым продолжительным из всех до мая 1926 г., а его достижения — наиболее существенными. Наряду с мерами по стабилизации злотого был принят новый закон об аграрной реформе, более умеренной, чем закон 1920 г., но с реальной возможностью претворения в жизнь. Окончательный вариант закона после поправок сената был принят уже после отставки Грабского, в декабре 1925 г. Ранее, в феврале того же года, был подписан конкордат, регулировавший отношения с католической церковью. Католицизм играл весьма существенную роль в польской общественной жизни, особенно на селе. Но католическое вероисповедание и его традиции не оказывали непосредственного воздействия на тенденции политического развития. Хотя большая часть духовенства симпатизировала, скорее, правым националистам, в деревне явную конкуренцию национал-демократам составляли людовцы. Несмотря на их отрицательное отношение к участию католической церкви в политической борьбе, им удавалось добиться в этой среде успеха.

Однако решения, касавшиеся национальных меньшинств, не принесли желаемого результата: законы, определявшие права украинцев и белорусов, были восприняты теми как весьма ограниченные, соглашение же с представителями еврейского меньшинства носило неформальный характер, поэтому вскоре правительство сочло, что соглашение его ни к чему не обязывает.

Наибольшую угрозу для стабильности и независимости Польши в течение длительного времени представляли внешнеполитические факторы, которые сложились в 1925 г. Германия все еще не соглашалась с послевоенным территориальным делением и стремилась к ослаблению Польши. Выгодной для немцев оказалась возможность препятствовать доступу польских товаров на германский внутренний рынок, являвшийся основным для польского сбыта. С июня открыто велась так называемая таможенная война, которая способствовала кризису правительства Грабского. Польша ответила контрмерами. Через несколько лет, однако, выявились положительные последствия таможенной войны: она способствовала созданию независимой от германского рынка польской экономики.

Большую тревогу вызывали признаки политического сближения Германии с победившими западными державами, угрожавшего Польше международной изоляцией. В 1924 г. при американском посредничестве Германия согласовала с Англией и Францией «план Дауэса», который предусматривал более выгодные условия выплаты послевоенных германских репараций и одновременно американские кредиты для Германии. Это стало возможным благодаря многолетним стараниям германского министра иностранных дел Штреземана, направленным на возвращение Германии в круг великих европейских держав. Решающим шагом стали Локарнские договоры в октябре 1925 г. Границы между Германией и ее западными соседями обрели международные гарантии. Польша получила лишь арбитражный договор (Германия обязывалась разрешать конфликты без применения военной силы), а также гарантию со стороны Франции, что, в сущности, только подтверждало прежние французские обязательства по союзническому договору с Польшей. Локарно открыло Германии путь в Лигу Наций, где ей было предоставлено постоянное место в Совете Лиги. Польша, напротив, получила лишь так называемое «полупостоянное» место, по факту избрания, хотя количество сроков и не ограничивалось.

Падение кабинета Грабского, однако, не означало, что конкурировавшие между собой политические движения, осознавая внутренние и международные осложнения Польши, были готовы пойти на резкую конфронтацию. Почти все крупные партии, от правых национал-демократов до левых социалистов, стремились к соглашению и создали коалиционное правительство во главе с беспартийным премьером Александром Скшинским. Вначале правительство, казалось, устраивало Пилсудского, так как в него вошли несколько близких ему министров; среди них и возглавивший военное ведомство генерал Желиговский.

Партии, получившие места в правительстве, имели ограниченную свободу действий. Падение Грабского породило сомнения в стабилизации польской экономики. Приостановленная было вторая волна инфляции вновь набирала силу, что наряду со снижением уровня производства и ростом безработицы, усугубляло кризис. Эндеки склонны были искать пути оздоровления экономики в поощрении частного капитала и в снижении заработной платы. Социалисты, напротив, предлагали изыскать средства возмещения за счет материально обеспеченных слоев населения. Обе партии оказались под давлением интересов и ожиданий своих избирателей. ППС вынуждена была противодействовать пропаганде коммунистов, обращенной к безработным и неквалифицированным рабочим. Противоречия внутри кабинета обострились в начале 1926 г., когда Пилсудский перешел от нейтрально-терпимой к жесткой критической позиции. В апреле, когда экономическая ситуация вновь осложнилась, конфликты между эндеками и социалистами привели к расколу правительственной коалиции.

Правые и центристы склонны были к сотрудничеству при условии соглашения в духе того, которое привело в 1923 г. к созданию кабинета Витоса. Лидеры партии «Пяст» и другие сторонники этой концепции недооценивали критическое отношение в стране к подобной инициативе. Общество еще не забыло катастрофических последствий инфляции 1923 г. и ноябрьского кровопролития. Пилсудский считал новый созыв правоцентристского правительства провокацией в свой адрес. Если в 1924–1925 гг. и в начале 1926 г. польская политическая жизнь характеризовалась довольно неожиданной трезвостью суждений и взвешенностью позиций, пониманием необходимости компромиссов ради общего дела и взаимной толерантностью, то теперь доминирующим было желание одержать верх над противником.

Десятого мая 1926 г. Витос сформировал правительство. Это вызвало возмущение всех левых и пилсудовцев. С конституционной точки зрения, правительство имело право на существование, так как обеспечивалось сеймовым большинством, но, с политической точки зрения, все обстояло противоположным образом — правительство не располагало прочной опорой. С 1922 г. симпатии общества изменились и несколько сместились в сторону левых. Решениям не хватало политической мудрости: некоторые из них было явно направлены против влиятельных в армии пилсудовцев. Это, впрочем, совсем не означает, что виновником гибели польской парламентской системы следует считать, прежде всего, правительство Витоса. Многие факты свидетельствуют о том, что пилсудовцы в течение нескольких лет замышляли военный переворот. Еще в конце 1925 г. они предприняли определенные шаги в этом направлении, а в апреле генерал Желиговский в качестве военного министра издал приказ сосредоточить под Варшавой воинские подразделения под командованием верных офицеров-пилсудовцев, якобы с целью проведения маневров.

Недостатки парламентской системы, частая смена правительств, лишенных поддержки относительно однородного сеймового большинства, отказ от декларированных принципов деятельности при заключении межпартийных договоренностей, коррупция — все это привело к разочарованию в «сеймократии». Со стороны правых Дмовский готовил создание «Лагеря Великой Польши» (хотя окончательно он был создан лишь после майского переворота) — эндековской организации, которая отказывалась от парламентского курса Станислава Грабского с целью введения авторитарного правления посредством давления со стороны внепарламентского движения. Людовец Витос и социалист Дашинский также критиковали гипертрофированный парламентаризм и ослабление исполнительной власти. Никто не отстаивал положений мартовской Конституции, однако провозглашенные ею принципы продолжали сохранять силу ввиду противоречивости предлагавшихся изменений. Вопрос о том, кто первым предпримет попытку свержения существующей политической системы, зависел от степени готовности к нему и от благоприятного стечения обстоятельств. В этом также можно видеть знамение времени. Польша в своем разочаровании парламентаризмом не отличалась от тех европейских стран, которые, как и Польша, не имели опыта парламентского правления в благоприятных условиях экономической и политической стабильности до 1914 г.

Двенадцатого мая 1926 г. Пилсудский, приняв командование преданными ему войсками, двинулся на Варшаву. Вполне вероятно, что планировалась только вооруженная демонстрация силы, которая склонила бы президента Войцеховского к отставке Витоса. Это сломило бы правоцентристскую коалицию и сделало бы из маршала не предусмотренного Конституцией арбитра и посредника. Но Войцеховский отказался подчиниться требованиям Пилсудского. Начались вооруженные столкновения, приведшие к жертвам с обеих сторон. Кроме того, было много случайных жертв среди гражданского населения (всего погибло 379 человек). Отряды Пилсудского в своем первом стремительном броске, переправившись через Вислу, заняли большую часть города, но дальнейшую судьбу конфликта могли решить подкрепления, лихорадочно набиравшиеся и правительством, и маршалом. Успеху инициаторов переворота способствовала организованная социалистами забастовка железнодорожников, в результате которой правительство не смогло вовремя получить необходимые грузы и помощь. В общем, Пилсудский стремился сохранить военный характер своего выступления, чтобы в будущем не оказаться в зависимости от политиков.

Когда участники переворота овладели почти всей Варшавой, Войцеховский и Витос отказались от борьбы. Правительство располагало значительными силами, но их применение означало бы начало гражданской войны со всеми трагическими последствиями во внутриполитической и международной обстановке. Четырнадцатого мая президент и премьер-министр уступили, и было объявлено перемирие. Заместитель президента (согласно Конституции) маршал сейма Ратай сформировал правительство вместе со сторонником Пилсудского Казимежем Бартелем во главе. Пилсудский занял пост военного министра. Это означало капитуляцию законной государственной власти под давлением силы, а позже привело к легализации этой силы.

События мая 1926 г. показали незрелость польской политической системы, но все же обе стороны довольно быстро продемонстрировали готовность избегать крайностей. Капитуляция президента и правительства побудила к сдержанности победителей, отказавшихся от мести. Позорным пятном стало лишь таинственное исчезновение генерала Загурского, скорее всего, убитого пилсудовцами. Пилсудский отказался от президентской должности и предложил вместо себя своего единомышленника, которым был Игнаций Мостицкий, профессор химии, лишенный, как казалось, политических амбиций. Такой выбор был еще одним актом легализации переворота. Неожиданно для всех оказалось, что Пилсудский вовсе не желает роспуска сейма и проведения новых выборов. Скомпрометированный парламент, состав которого не отвечал политическим настроениям страны, был ему более выгоден. На успех в выборах могли рассчитывать только те партии, которые стали бы на сторону маршала, особенно социалисты или левые людовцы из партии «Освобождение» и Крестьянской партии (Stronnictwo Ch?opskie). Однако Пилсудский не для того выступил против правых и центристов, чтобы оказаться зависимым от левых. Напротив, он сам желал быть последней инстанцией во всех конфликтах. Теперь Пилсудский придерживался более консервативных взглядов и игнорировал парламентские методы.

На первый взгляд изменения в политической системе оказались незначительными. Второго августа 1926 г. мартовскую Конституцию дополнили признанием права президента на роспуск сейма и сената, а также на издание законов при получении от сейма соответствующих полномочий. Это усиливало исполнительную власть, хотя правительство было по-прежнему подотчетно сейму, который также являлся последней инстанцией в вопросах законодательства. Самый серьезный упрек, который можно было предъявить Пилсудскому, касался сохранения видимости безупречного функционирования парламентаризма, хотя в действительности престиж его упал. Это стало принципом будущего правления. Пилсудский приспособил букву закона к своим целям, а сейм позволял сохранять видимость конституционности и правопорядка. По сути дела, это была диктатура, мягкая по отношению к покорным, но в случае противодействия готовая к репрессиям.

Маршал был, бесспорно, самым популярным человеком в Польше, однако не располагал хорошо организованным тылом. Он мог безоговорочно рассчитывать на узкий круг своих старых соратников из легионов и Польскую военную организацию, занявших теперь видное положение в армии и даже в левых и центристских политических партиях. В армии пилсудовцы быстро стали играть решающую роль. Многие из них сделали блестящую карьеру, в то время как противников маршала отправляли в отставку или не назначали на более высокие должности.

У эндеков попытки ограничения парламентаризма не вызывали особого недовольства, но они продолжали оставаться врагами Пилсудского. Левые и центристы, напротив, активно протестовали против ограничения функций сейма. В течение 1927 г. они перешли в более или менее решительную оппозицию. Все это сопровождалось расколом в партийных рядах, а также выходом из них сторонников Пилсудского. Маршал, в первую очередь, искал себе поддержку среди консерваторов. С момента введения парламентской системы в 1919 г. они имели незначительный вес в польской политике. Однако если Пилсудский враждовал с эндеками, пользовавшимися до сих пор доверием имущих слоев, то для доказательства своих консервативных убеждений он нуждался в сотрудничестве с консерваторами.

Во время подготовки к выборам, которые в 1928 г., в конце концов, пришлось провести, пилсудовцы образовали Беспартийный блок для сотрудничества с правительством (Bezpartyjny Blok Wsp??pracy z Rz?dem), но он представлял собой, скорее, избирательные списки, чем реальную партию. Политическая программа блока была невнятной. Провозглашенному во время майского переворота лозунгу «моральной санации» (оздоровления) сопутствовала идея превосходства государства над коллективными и индивидуальными интересами. Именно она объединила консерваторов, националистов, людовцев, социалистов, синдикалистов, решивших последовать за Пилсудским. Каждая из этих групп предлагала собственную интерпретацию государственной идеологии. Больше всего в Беспартийном блоке было карьеристов или людей вообще не придерживавшихся каких-либо взглядов, а лишь поддавшихся обаянию маршала.

На руку «санации» оказались позитивные экономические изменения, вызванные ростом международной экономической конъюнктуры. В трудном для экономики межвоенном двадцатилетии период 1926–1929 гг. был единственным, который мог предвещать длительное улучшение. Нельзя также игнорировать и фактор международной и внутриполитической уверенности в стабилизации положения правительства, что способствовало инвестициям и росту курса валюты. Благоприятная конъюнктура смягчила отрицательные для Польши последствия таможенной войны с Германией.

Во время выборов 1928 г. в некоторых округах были объявлены недействительными списки эндеков. Замечены и многочисленные злоупотребления, особенно на восточных «окраинах», где власти не хотели допустить успеха объединений национальных меньшинств или коммунистов. Да и Беспартийный блок, хотя и получил больше голосов, чем другие партии, не стал парламентским большинством. Едва ли четверть избирателей голосовали за списки лагеря «санации». Эндеки перестали быть для правительства главной причиной беспокойства, зато значительно окрепли левые людовцы и социалисты. Если Пилсудский хотел по-прежнему авторитарно править Польшей, ему следовало принудить сейм к капитуляции или снова его распустить.

Конфликт не заставил себя ждать: маршалом сейма{142} был избран социалист Дашинский. В ответ Пилсудский перешел в атаку на сейм с несвойственной ему прежде агрессивностью. Это стало прелюдией к последующим выступлениям, подрывавшим авторитет парламента. Оскорбления депутатов, впрочем, не делали чести и самому Пилсудскому. Вскоре оппозиция подняла вопрос, который накалил страсти. Во время избирательной кампании власти перечислили на нужды Беспартийного блока значительную сумму из увеличенного без согласия сейма распорядительного фонда. В феврале 1929 г. сейм принял предложение о привлечении министра финансов Габриеля Чеховича к конституционной ответственности. В процессе разбирательства перед Государственным трибуналом в качестве свидетеля выступил Пилсудский, позволивший себе грубые нападки на сеймовую оппозицию. Это вполне соответствовало все более явным тенденциям перехода к политике «твердой руки», ставшим очевидными в момент создания в апреле 1929 г. так называемого «правительства полковников». С тех пор, за исключением нескольких месяцев (когда во главе правительства находился умеренный Бартель), «полковники» (в особенности Валерий Славек, Александр Прыстор и Казимеж Свитальский) играли решающую роль в определении политического курса польского государства.

Хотя в июне 1929 г. Государственный трибунал устранился от рассмотрения дела Чеховича, взаимоотношения правительства и оппозиции ухудшились. Эндеки были не столь активны, как центристские и левые партии, которые 14 сентября заключили соглашение, позднее получившее название «Центролев» (Centrolew). Соглашение должно было противодействовать политике «санации» в сеймовых дискуссиях, принудить Пилсудского отправить в отставку «правительство полковников» и вернуться к проведению менее авторитарной политики. Маршал решил отложить конфронтацию: он еще не был к ней готов и безотлагательно принял примирительное решение, в частности отстранил «полковников» от власти. Центролев тешил себя надеждой оказать на Пилсудского давление и в сейме. Это оказалось совершенно нереальным, поскольку заседания сейма постоянно откладывались.

Используя парламентские методы борьбы, партии Центролева были вынуждены предпринять рискованную попытку организовать массовое движение. Они решили призвать к проведению демонстраций по всей стране. Самой значительной акцией стали события Краковского конгресса 29 июня 1930 г. Его постановления звучали довольно радикально, но трудно было себе представить, каким образом Центролев стал бы осуществлять декларированную отмену диктатуры. После летнего перерыва он вновь начал готовить митинги, но правительство перехватило инициативу. Пилсудский склонил президента к роспуску парламента и объявлению выборов, а 9 сентября было арестовано 19 бывших депутатов, в том числе и Витос. Их привезли в Брестскую крепость, избивая и угрожая расправой. В последующие дни было арестовано около 5000 деятелей Центролева, национал-демократов и членов партий национальных меньшинств.

Аресты радикально изменили политический климат в Польше. На выборах в сейм в ноябре Беспартийный блок получил почти половину голосов. Это в значительной степени стало результатом более неприкрытого (в отличие от событий двухлетней давности) давления на избирателей, а также откровенной фальсификации. Вместе с тем все свидетельствовало и об определенной симпатии к политике «сильной руки». Широкие слои общества еще недооценивали серьезность экономической ситуации, памятуя об успехах 1926–1929 гг., хотя с осени 1929 г. уже углублялся кризис.

Ответственность за него нельзя возлагать на режим «санации», так как кризис охватил весь мир. Другое дело, что польское правительство проявило беспомощность, ставшую данью традиционализму и следствием незнания законов функционирования современной экономики. Правительство боялось инфляции и ограничило государственные расходы. Власти считали, что такие действия, как прекращение свободного оттока польского злотого на иностранную валюту и сдерживание перетока капиталов за границу, могут ослабить уверенность в стабильности Польши. Вследствие этого меры по усилению государственного контроля над отечественной экономикой, протекционизм и интервенционизм, широко применявшиеся в то время в других государствах, были приняты слишком поздно и без должной решительности.

Кризис обнаруживал себя в различных сферах. Резко снизился объем промышленного производства (в 1932 г. он оказался на треть меньше, чем в 1929-м), сократились инвестиции — все это стало причиной роста безработицы. Размер ее определить в цифрах довольно трудно, так как официальная статистика тех лет не учитывала молодежь, лиц, имевших сокращенный рабочий день, или тех, кто из-за проблем с получением работы был вынужден оставаться в деревне. Помощь безработным предоставлялась спорадически и была плохо организована. Сельское хозяйство несло убытки в связи со снижением цен на аграрную продукцию, спрос на нее резко упал. Напротив, цены на многие промышленные товары оставались стабильными, так как производители заручились картельными соглашениями.

Тяжелый кризис 1929–1933 гг. потряс общественное сознание. Он скомпрометировал рыночный капитализм, привел к снижению популярности Пилсудского и режима «санации», но не способствовал возврату к парламентской демократии. Как и в других странах Европы, в Польше все больше распространялись программы плановой экономики, оказавшейся под большим или меньшим контролем со стороны государства, которое, в свою очередь, приобретало больше полномочий во внеэкономической деятельности. Дезорганизация, упадок, пессимистические прогнозы, межпартийная борьба, коррупция политиков и дефицит сильной власти — все это порождало мечты о системе, основанной на идеологии оптимизма, вселяющей надежду на достижение порядка и справедливости.

Навстречу этой потребности общества стремились пойти все крупные польские партии. Легче всего пришлось коммунистам, ведь они давно осуждали капиталистический хаос и считали парламентскую демократию обманом народа. Их влияние значительно усилилось, особенно в среде национальных меньшинств, но не только. Наметились колебания и в тех движениях, которые прежде были верны принципам демократии и парламентаризма. Социалисты считали возможным временное введение «диктатуры пролетариата» и необходимым немедленную национализацию основных отраслей экономики. Людовцы, объединившиеся в 1931 г. в Народную (крестьянскую) партию (Stronnictwo Ludowe), оставили последние опасения относительно нарушения прав собственности, требуя безотлагательного проведения радикальной аграрной реформы без предоставления помещикам компенсации. Среди молодых людовцев стала популярной идеология аграризма в ее антикапиталистической интерпретации. В этой идеологии соединялись идеи культа земли, крестьянина и земледелия и планы социалистического обобществления экономики. Часть христианских демократов симпатизировали программе создания корпоративного государства, в котором общество, организованное по отраслевому принципу, взяло бы на себя государственные функции.

Эндеки разделились на группы, но в большинстве своем в той или иной степени приходили к отказу от традиций парламентаризма. Среди них преобладали стремления создать иерархическое и дисциплинированное «государство-народ». Они доминировали в «Лагере Великой Польши». После его роспуска правительством более крупных успехов добился созданный в 1934 г. Национально-радикальный лагерь (Ob?z Narodowo-Radykalny). Его идеология основывалась на отказе от принципов свободной конкуренции в экономике, которые прежде рассматривались эндеками как не подлежащие сомнению, и на пропаганде огосударствления некоторых ее областей. Кроме того, сторонники лагеря считали, что культуру и науку следует подчинить государству. Эта идея вполне сочеталась с требованием ограничения прав евреев и экспроприации их имущества.

На фоне активности оппозиционных партий бездействие режима «санации» было поразительным. Отрицательное отношение к парламентаризму не могло стать основой для формирования позитивной программы. Кризис стремились предотвратить путем введения режима экономии и усиления репрессий. Таким же образом «санация» реагировала на рост нежелательной для Польши активизации украинских и белорусских группировок. Новые «правительства полковников» продолжали эту политическую линию. Ход государственных дел часто страдал из-за решающего голоса Пилсудского, который он за собой оставлял. Маршал старел, проявлял мало инициативы, но в то же время пытался препятствовать действиям других.

Стагнация была тем более небезопасна, что в обеих соседних державах побеждали тенденции к появлению тоталитарной диктатуры, опиравшейся на агрессивную идеологию. В Советском Союзе в начале 30-х годов утвердил свое единовластие Сталин. Впрочем, коллективизация сельского хозяйства и связанная с ней волна преследований, как казалось, свидетельствовали об ослаблении советского коммунизма. Поэтому в Польше с гораздо большим опасением смотрели на Германию, где в январе 1933 г. к власти пришли национал-социалисты. Еще в 1932 г. Польша подписала с Советским Союзом договор о ненападении. Это укрепило польскую позицию по отношению к Германии и сделало возможным выражение жесткой реакции на победу Гитлера. Пилсудский особую роль отводил союзническим отношениям с Францией, демонстрируя неуступчивость в территориальных вопросах и готовность защищать права Польши в Гданьске. Гитлер понимал, что его режим находится в международной изоляции и не обладает пока достаточной военной мощью, поэтому, в первую очередь, попытался расправиться с внутренними врагами. В начале 1934 г. Польша и Германия подписали декларацию об отказе от применения силы. Улучшение отношений Польши с соседними державами могло бы иметь позитивное значение, если бы выигранное время использовалось для укрепления обороноспособности. Но для этого не хватало средств, да и консерватизм Пилсудского не позволял осуществлять модернизацию армии.

С 1933 г. Польша начала выходить из кризиса. Он надолго оставил после себя безработицу, но, прежде всего, память о катастрофе, сохранявшуюся и после трагедии Второй мировой войны. Политику «санационных» правительств впредь отличала инерция. Большая группа оппозиционных лидеров во главе с Витосом и Корфантием была вынуждена эмигрировать после вступления в законную силу приговора о тюремном заключении (вынесенного на так называемом «брестском процессе»). Спешно шли приготовления к принятию новой Конституции. Ближайшие сподвижники маршала знали о плохом состоянии его здоровья и считали необходимым, чтобы система опиралась не только на авторитет Пилсудского, но и на конституционные нормы. В итоге 23 апреля 1935 г. президент подписал текст новой Конституции. Она сохраняла парламентские учреждения, но в значительной степени освобождала от ответственности перед ними исполнительную власть. Последнюю представлял, прежде всего, президент; он же формировал правительство. Конституция предоставляла сейму и сенату значительные полномочия и гарантировала гражданские свободы.

Не прошло и месяца, как Пилсудский скончался (12 мая 1935 г.). Для правительственного лагеря это стало огромным потрясением. По всеобщему мнению, Мостицкий политически не созрел для той ответственности, которую давал ему конституционный закон. Все ожидали, что он уступит место премьеру Валерию Славеку, ближайшему соратнику Пилсудского. Должность генерального инспектора армии получил в наследство от Пилсудского генерал Эдвард Рыдз-Смиглый. Первостепенной задачей новой команды стало проведение выборов. По инициативе Славека было выработано новое положение о выборах. Кандидатов в депутаты могли выдвигать собрания, в значительной степени находившиеся под контролем правительства. Число выборщиков в сенат было ограничено, введен образовательный ценз (высшее или среднее профессиональное образование); кроме того, голосовать могли лица, имевшие определенные заслуги перед государством: орденоносцы и граждане, занимавшие выборные должности в органах самоуправления или в общественных организациях. Одну треть сенаторов назначал лично президент.

Оппозиция провозгласила бойкот выборов. При голосовании в сейм 8 сентября 1935 г., по официальным данным, в выборах приняли участие 47 % избирателей. Эта статистика представляется сомнительной, поскольку самые высокие показатели были отмечены на восточных «окраинах». Так или иначе, выборы стали поражением Беспартийного блока, особенно его лидера Славека. В течение последующих недель он полностью потерял все свои преимущества: перестал быть премьером, а позже распустил по своей инициативе Беспартийный блок. Славек планировал создать более активную и дисциплинированную «санационную» организацию, но реализовать это ему не удалось.

Главными представителями правительственного лагеря стали Мостицкий и Рыдз-Смиглый. Лагерь «санации» оказался в состоянии растерянности: оппозиция давила на нее со всех сторон. Не только в Национально-радикальном лагере, но и в главной партии эндеков — Национальной — возобладали крайние антипарламентские и антидемократические тенденции. Предпринимались даже попытки перенести политическую борьбу на улицы, все более жестокими становились выступления против евреев. На левом фланге в 1934 г. коммунисты выработали новую политическую линию, провозгласив лозунги защиты независимости и демократии, а также призывая создать Народный фронт для борьбы с фашизмом. С ними сблизилась часть социалистов, людовцев и радикальной интеллигенции, находившейся прежде под влиянием обаяния Пилсудского. Распад лагеря «санации», агрессивная непримиримость национал-демократов, рост угрозы со стороны гитлеровской Германии, сначала несмелые, а затем все более явные попытки ужесточения режима «санации» и ограничения гражданских свобод — все это укрепляло популярность лозунга «Нет врага внутри левицы!».

После определенных колебаний Рыдз-Смиглый решил укрепить свои позиции посредством объединения «санационных» сторонников политики «сильной руки». Мостицкий представлял более либеральные взгляды. Его главным советником стал вице-премьер по экономическим вопросам Евгений Квятковский. Компромисс нашел свое отражение и в назначении в мае 1936 г. последнего правительства Второй Речи Посполитой во главе с генералом Фелицианом Славой-Складовским. Более динамичный Рыдз хотел избавиться от президента, который был старше его почти на двадцать лет, и взять власть в свои руки. В 1936 г. он получил воинское звание маршала, а его сторонники поспешили создать новую правительственную организацию. Двадцать первого февраля 1937 г. был создан Лагерь национального объединения (Ob?z Zjednoczenia Narodowego). К сотрудничеству с ним удалось привлечь даже часть Национально-радикального лагеря во главе с Болеславом Пясецким. Разрабатывались планы соглашения с эндеками и расправы с левоцентристской оппозицией.

Для реализации этих проектов необходимо было привести в действие механизм репрессий, а это угрожало гражданской войной. Уже в 1935–1936 гг. значительно увеличилось число крупных забастовок и рабочих демонстраций, которые иногда заканчивались кровопролитием. Недовольство крестьян достигло кульминации во время крестьянской забастовки в августе 1937 г. Действиям «санации» противостояли сторонники Народного фронта, поддерживаемого коммунистами, а также представители враждебного коммунистам объединения части христианских демократов, людовцев, социалистов и национал-демократов. Главными представителями этого «Фронта Морж» (по названию города — Morges — в Швейцарии, где проходила встреча его организаторов), стали эмигранты: генерал Сикорский, Падеревский, Витос и Корфантий. В результате в январе 1938 г. Лагерь национального объединения отказался от далеко идущих планов и прекратил сотрудничество с Пясецким. С этого момента он утратил свою энергию и стал новым воплощением Беспартийного блока.

Экономическая политика Квятковского была более активной. Пользуясь улучшением международной конъюнктуры, он спешил преодолеть последствия кризиса, особенно с помощью долговременных и планируемых государственных мероприятий. Принималась во внимание внешнеполитическая угроза, более внимательно рассматривались нужды армии. Был объявлен четырехлетний инвестиционный план, начата реализация строительного проекта Центрального промышленного округа. Несмотря на успехи в экономической и оборонной областях, средств все же было недостаточно, для того чтобы в должной мере подготовить страну к будущему столкновению с соседними государствами.

Вначале Польша недооценивала агрессивность и динамизм гитлеровской Германии. В этом она не отличалась от других европейских государств. Без ощутимого противодействия прошли введение в Германии в 1935 г. всеобщей воинской обязанности и односторонняя отмена навязанных Германии Версальским договором ограничений в вооружении. В марте 1936 г. польское правительство готово было оказать помощь Франции, если бы та воспротивилась вторжению германских войск в демилитаризованную Рейнскую зону. Но такого шанса не представилось. Замечая уступчивость западных государств в отношении к Гитлеру, Польша декларировала стремление сохранять добрые отношения с Германией. Министр иностранных дел Юзеф Бек переоценивал, однако, силы Польши, подчеркивая ее державные устремления. С Берлином в Польше считались больше, чем с Москвой. Советский Союз между тем также находился в состоянии глубокого кризиса. Последствиями коллективизации стали разруха в сельском хозяйстве и страшный голод, а сталинские чистки второй половины 30-х годов привели к гибели, депортации и вынужденному переселению миллионов людей; огромные потери понесли партийные и военные кадры.

В ответ на компромиссный подход Франции и Англии, а также на ослабление СССР польское правительство соглашалось с немецкой экспансией, рассчитывая взамен на укрепление собственных позиций. После присоединения Австрии к Германии в марте 1938 г. польская сторона предъявила ультиматум Литве, и той пришлось установить дипломатические отношения с Польшей. Это не имело практического значения, но являлось вопросом престижа. В сентябре 1938 г., когда Гитлер потребовал от Чехословакии присоединения Судетской области к Германскому рейху, Польша напомнила и о своих притязаниях: о присоединенной к Чехословакии в 1919 г. территории Тешинской Силезии за рекой Ользой. В Мюнхене 29 сентября 1938 г. Франция, Англия и Италия согласились на судетские требования Германии, и тогда Польша выдвинула политически побежденной Чехословакии ультиматум, которому та подчинилась.{143}

Это был последний этап относительно хороших контактов между Берлином и Варшавой: Польша стала следующей целью немецкой экспансии. Двадцать четвертого октября 1938 г. германская сторона потребовала, чтобы Польша признала права Германии на Гданьск и на строительство экстерриториальных путей сообщения (автострады и железной дороги) через польское Поморье, а также присоединилась к антисоветскому и антикоммунистическому «Антикоминтерновскому пакту». Положение Польши стало еще более уязвимым, когда в марте 1939 г. Германия присоединила Чехию и Моравию и ввела войска в формально независимую Словакию. Это означало военную угрозу с запада, севера и юга. Вместе с тем Польша получила поддержку Великобритании, которая, в конце концов, покончила с политикой «умиротворения» Германии и 31 марта предоставила Польше гарантии на случай агрессии.

Внешняя угроза сгладила остроту внутренних споров. Правда, оппозиция бойкотировала парламентские выборы 1938 г., но это не сопровождалось такой безудержной пропагандистской кампанией, как три года назад. В выборах якобы приняло участие 67 % избирателей, но и на этот раз на них оказывалось давление, имели место случаи фальсификации. Одни деятели «санации» старались навязать соглашение эндековским объединениям под знаком Национальной партии или Национально-радикального лагеря, другие искали возможности договориться с людовцами и социалистами. Аресты и убийства польских коммунистических лидеров в Советском Союзе и роспуск компартии, руководимой якобы полицейскими провокаторами, привели к компрометации идеи создания Народного фронта. «Фронт Морж» смягчил свой оппозиционный натиск, в то же время некоторые известные эмигранты вернулись в Польшу. Оппозиция предлагала создать многопартийное правительство для сохранения оказавшейся под угрозой независимости. Сторонники «санации» отвергли эти предложения, но проводимая ими политика стала более взвешенной. В обществе доминировали патриотические и солидаристские настроения.

Однако в полной мере ситуация все же была недооценена. Гитлер только ожидал подходящего момента. Франция и Англия провели в августе 1939 г. военные переговоры с Советским Союзом, но Москва требовала права прохода своих войск через Польшу, даже без согласия на то польского правительства.{144} Одновременно велись конфиденциальные переговоры между СССР и Германией. В то время как вся Европа считала, что идеологические различия делают невозможными соглашение между этими государствами, в Москву неожиданно прилетел германский министр иностранных дел Риббентроп и 23 августа 1939 г. подписал с Советским Союзом пакт о ненападении. Официальное наименование вводило в заблуждение, поскольку в секретной части этого договора Польша и три Прибалтийских государства были поделены на немецкую и советскую «сферы влияния». Пакт предвещал скорое начало войны. Гитлер пошел на риск: через два дня было заключено польско-британское соглашение, но уже 31 августа 1939 г. Германия предъявила Польше ультиматум.