Глава 20 НАЧАЛЬНЫЙ ЭТАП НЕЗАВИСИМОСТИ

Глава 20

НАЧАЛЬНЫЙ ЭТАП НЕЗАВИСИМОСТИ

Рождение Индийского Союза.

Свобода в крови и страданиях

В ночь с 14 на 15 августа 1947 г. президент Индийского национального конгресса Джавахарлал Неру, выступая перед Учредительным собранием, заявил: «Много лет назад мы встретились с судьбой, теперь настало время выполнить наши обещания… Наше будущее будет непростым и нелегким… Служение Индии означает служение миллионам людей, которые страдают. Оно означает ликвидацию нищеты и невежества, болезней, неравенства возможностей… И поэтому мы должны работать, трудиться, много трудиться, чтобы воплотить наши мечты в действительность. Эти мечты нужны Индии и всему миру, так как все страны и народы сегодня настолько зависят друг от друга, что не могут даже представить свою жизнь в изоляции»[683].

После этого члены Учредительного собрания поклялись посвятить себя «служению Индии и ее народу, чтобы эта древняя земля заняла свое законное и почетное место в мире и внесла свой весомый добровольный вклад в укрепление мира на земле и благополучие человечества»[684]. После принятия клятвы председатель собрания Раджендра Прасад объявил, что Учредительное собрание приняло на себя полномочия управлять Индией.

Затем была одобрена резолюция, в соответствии с которой Луис Маунтбэттен приглашался стать генерал-губернатором – конституционным главой доминиона Индия. Вслед за этим главный судья Индии принял присягу генерал-губернатора, а тот, в свою очередь, утвердил Джавахарлала Неру в должности премьер-министра страны.

В своем обращении к Учредительному собранию Маунтбэттен, в частности, сказал: «С сегодняшнего дня я являюсь конституционным генерал-губернатором и хотел бы просить считать меня одним из вас, как человека, полностью посвятившего себя защите интересов Индии». Маунтбэттен особо отметил вклад Ганди в достижение независимости: «В этот исторический час мы не должны забывать все то, что Индия должна Махатме Ганди – архитектору ее свободы при помощи ненасилия»[685]. Маунтбэттен оставался генерал-губернатором до 21 июня 1948 г., когда его сменил на этом посту Чакраварти Раджагопалачари. Первым генерал-губернатором Пакистана стал М.А. Джинна, провозглашенный «Великим вождем» («Каид-и-Азам»)[686].

После 15 августа 1947 г., когда началось реальное воплощение «Плана Маунтбэттена» в жизнь, межобщинные столкновения вышли из-под контроля. Раздел страны на две части повлек за собой невиданные жертвы и страдания. Столкновения на религиозно-общинной почве и переселение сотен тысяч людей из Индии в Пакистан и, наоборот – из Пакистана в Индию сопровождались гибелью огромного числа людей, поджогами, грабежами, насильственными обращениями в иную религию.

Неру назвал это «кризисом индийской души», «человеческим землетрясением». Он писал: «Свобода пришла к нам, и она пришла с минимумом насилия. Но сразу же после ее достижения мы были вынуждены плыть по океану крови и слез. И хуже, чем кровь и слезы, был стыд и позор, который сопутствовал им. Куда подевались наши ценности и нравственные нормы, куда подевалась наша древняя культура, наш гуманизм и духовность и все то, что Индия защищала в прошлом? Темная ночь вдруг опустилась на эту землю, и безумие овладело людьми. Страх и ненависть ослепили наш ум, и все ограничения цивилизации были выброшены прочь. Ужас громоздился на ужасе, и мы почувствовали внезапную опустошенность при виде жестокого варварства человеческих существ. Свет, казалось, совсем исчез. Но нет, он еще иногда мелькал в яростной буре. Мы горевали по умершим и умирающим и по тем, для которых страдания были больше, чем смерть. Но мы еще сильнее горевали по Индии, нашей общей матери, ради свободы которой мы трудились долгие годы»[687].

Почти сразу же после провозглашения независимости Индии Панджаб, где беспорядки продолжались уже в течение нескольких дней, оказался на грани полного коллапса общественной жизни – там начались массовые столкновения между мусульманами, индусами и сикхами. 16 августа главнокомандующий бывшей армией Британской Индии, а с 15 августа – индийской и пакистанской армиями Клод Окинлек доложил генерал-губернатору Маунтбэттену, что Индия находится в состоянии гражданской войны.

17 августа Неру вылетел в Панджаб для встречи с премьер-министром Пакистана Лиакат Али Ханом. Они вместе обратились к народу с призывом к миру. Однако это не помогло. Столкновения продолжились с еще большей жестокостью. Так, 23 августа поезд с сикхами-мигрантами был атакован мусульманами г.Ферозпура. Было убито 25 и ранено 100 человек. В г. Кветте (провинция Белуджистан) между сторонниками Мусульманской лиги и пуштунами начались столкновения, которые переросли в схватки и тех и других с индусами[688].

24 августа Неру снова прибыл в Панджаб с той же целью. Однако, несмотря на его усилия, столкновения продолжались, и к концу августа они охватили почти весь Панджаб. В них погибали сотни людей. По пути в неизвестное будущее многие умирали от голода и истощения.

В конце августа 1947 г. в Калькутте начались столкновения между индусами и мусульманами. Туда приехал Ганди. 2 сентября он начал голодовку протеста против межобщинного безумия. 4 сентября лидеры этих общин подписали клятву, что они остановят эти столкновения. Только после этого Ганди прервал голодовку с намерением выехать в Панджаб, чтобы умиротворить и там враждующих людей. Но по пути он задержался в Дели, где также начались массовые религиозно-общинные столкновения, сопровождавшиеся большими жертвами.

За три недели со времени провозглашения независимости Маунтбэттен принял участие в проводах в Бомбее 5000 английских солдат и офицеров в Англию, а также отдохнул несколько дней в Симле. По пути туда его личный поезд был остановлен, и все 100 пассажиров-мусульман были убиты, за исключением личного слуги генерал-губернатора, который успел спрятаться под лавкой.

Судья Рэдклифф, который накануне Дня независимости завершил демаркацию границ между Индийским Союзом и Пакистаном, 17 августа улетел в Лондон. За три дня до этого он написал своему приемному сыну: «Никто в Индии не проникнется любовью ко мне за решение по Панджабу и Бенгалии. Около 80 млн. человек, имеющих повод для недовольства мной, начнут разыскивать меня. Я не хочу, чтобы им удалось это сделать». Впоследствии Рэдклифф сжег все документы, относящиеся к разделу[689].

Современники трагедии раздела Британской Индии, а затем историки и литераторы расходятся в оценках числа жертв во время религиозно-общинных столкновений. Наиболее часто повторяемая цифра – один миллион убитых в период раздела. Индийский историк Гьянендра Панде приводит эту оценку как некую среднюю между минимальной в 200 тыс. человек и максимальной в два миллиона[690].

Кроме данных об убитых в этой междуусобной бойне, есть и другие цифры, не менее важные для понимания масштабов этой человеческой трагедии. Так же, как и в случае с числом убитых, нет и, наверное, не могло быть сколько-нибудь точного числа беженцев из одного доминиона в другой в течение 1947 г. и 1948 г. Называют цифры в десять, двенадцать и даже пятнадцать миллионов. Но все они не имеют документального подтверждения, а дают лишь общее представление о трагедии библейского масштаба. По некоторым оценкам, около семи миллионов индийских мусульман мигрировали в Пакистан[691].

Примечательно в этой связи заявление губернатора Западного Панджаба Френсиса Мьюди о получаемых им донесениях о числе убитых. Он вспоминал: «Я должен был игнорировать любой доклад о беспорядках, если в нем не было указаний на то, что было убито, по крайней мере, тысяча человек. А если это было так, то я просил предоставить мне еще один доклад, подтверждающий это. Но я не помню ни одного случая, когда я был бы в состоянии сделать что-либо»[692].

Ужасающие масштабы гибели и страданий людей дали основание Раджагопалачари написать: «Если бы вице-король не передал власть (что он и сделал), то вообще не было бы никакой власти, которую можно было бы передать»[693].

В самом Дели трагическая драма разыгрывалась на глазах правительства. Тысячи мусульман-переселенцев прибывали в город и оставались в нем в поисках убежища. Они располагались во временных лагерях, мечетях, на мусульманских кладбищах, возле домов известных мусульман, в том числе двух министров правительства – Абул Калам Азада и Рафи Ахмед Кидваи. Вместе со многими делийскими мусульманами они держали путь на запад – в Пакистан. А навстречу им из Пакистана в Дели шли тысячи и тысячи индусов. В разных районах города вспыхивали кровавые столкновения. Полиция получила приказ стрелять на поражение при возникновении беспорядков. Город был парализован, транспорт, телефон и телеграф не работали. Среди убитых и пострадавших больше было мусульман. Мечети подвергались нападениям и осквернениям. Ганди осудил все это как «позорное пятно на индуизме и сикхизме»[694]. В это же время в Синде были подвергнуты нападениям и осквернению индусские храмы[695].

21 сентября Маунтбэттен, Неру и Патель (вице-премьер, министр внутренних дел) вылетели в Панджаб, чтобы оценить масштабы миграции. Около г. Ферозпура они из самолета увидели караван переселенцев и, пролетев 50 миль, не нашли его конца[696]. Переселенцы медленно передвигались на арбах, запряженных волами, или шли пешком, неся на спине детей, стариков, больных. Над караваном кружили стервятники в ожидании очередной смерти людей, что постоянно и происходило[697]. Страдания и муки не объединяли людей из разных общин, а еще больше отдаляли их друг от друга. Хрупкий мир рушился на глазах и уступал место жестокой бойне.

В условиях огромного напряжения и неопределенности в стране и обществе в руководстве Конгресса стали проявляться признаки серьезных противоречий и даже раскола. И прежде всего между Неру и Пателем. Патель считал, что либеральное отношение Неру к мусульманам вредно для страны, так как оно могло подорвать ее национальную безопасность. Он также не разделял негативного мнения Неру о РСС, члены которого, по мнению Пателя, были «любящими свою страну» патриотами. РСС в день провозглашения независимости Индии объявил о трауре «в связи с разрушением священной неделимости Бхарат-маты (Матери-Индии)». В первом номере его еженедельника «Organiser» 3 июля 1947 г. была опубликована статья Ш.П. Мукерджи «Индусы никогда не примирятся с разделом Индии»[698].

Многие в руководстве Конгресса уже обсуждали вопрос о целесообразности его раскола на две части – правую, которую возглавил бы Патель, и левую во главе с Неру. После того, как президент Конгресса Дж.Б. Крипалани подал в отставку в знак протеста против обострившихся отношений между Индией и Пакистаном, Пателю удалось провести на этот пост Пуршоттама Дас Тандона. Последний открыто выступал с позиций ортодоксального индуизма в поддержку жесткой линии в отношении Пакистана.

Несмотря на различия в подходах к некоторым крупным проблемам, в стиле работы и темпераменте, оба лидера Конгресса – и Неру, и Патель – признавали, что они чаще дополняют друг друга, чем противостоят. Патель выразил это в одной фразе: «Наше сочетание нерушимо, и в этом наша сила»[699]. Большую роль в смягчении разногласий между Неру и Пателем сыграл Ганди. 11 января 1948 г. Ганди заявил, что лучше «распустить» Конгресс, который стал «местом коррупции» и «властного политиканства». На следующий день он объявил голодовку в знак протеста против религиозно-общинных столкновений. Он также требовал, чтобы правительство передало Пакистану причитавшиеся ему 550 млн. рупий (около 30 млн. фунтов стерлингов). Оно не делало этого в связи с конфликтом по вопросу о Кашмире, но когда Неру и Патель вместе посетили голодавшего Ганди, этот вопрос был решен в пользу передачи денег[700]. Тогда же произошло и сближение позиций Неру и Пателя по другим проблемам.

На вечерней молитве в доме Бирлы в Дели, где Ганди жил последние пять месяцев, он обратился к собравшимся сотням людей со словами: «Смерть была бы для меня прекрасным избавлением от такого состояния, когда мне пришлось быть беспомощным свидетелем разрушения Индии, индуизма, сикхизма и ислама… Пусть моя голодовка пробудит сознание, а не умертвит его»[701].

Неру, Патель, другие члены правительства собирались у постели голодающего Ганди, просили его прекратить голодовку. Бирла опасался за его жизнь, на что Ганди отвечал: «Моя жизнь в руках Бога». В то же время у дома Бирлы собирались и иные люди. Они выкрикивали: «Пусть Ганди умрет!».

18 января представители индусской и сикхской общин заверили Неру, что жизнь и имущество мусульман, их религиозные святыни будут сохранены. Неру сообщил об этом Ганди, и только после этого он прекратил голодовку. Через два дня во время очередной коллективной молитвы возле дома Бирлы, недалеко от Ганди, взорвалась бомба. Он не пострадал, но при этом сказал: «Если бы кто-то выстрелил в меня в упор, и я встретил бы его пулю с улыбкой, повторяя имя бога Рамы в моем сердце, то я заслужил бы поздравления». Патель настаивал на предоставлении Ганди охраны. Тот отказался, говоря: «Бог – единственный мой защитник»[702].

30 января Ганди, как всегда, отправился на вечернюю молитву в саду дома Бирлы, где собралось около 500 человек. Ганди продвигался в людском коридоре почтительно склонившихся людей к месту, с которого он обычно обращался с молитвой. В это время из толпы выступил молодой человек, сложил руки в традиционном индусском приветствии, а затем вытащил пистолет Беретта и выстрелил в грудь Ганди три раза. Ганди успел только произнести «О Рама». Почти тут же в толпе собравшихся нашелся врач. Но он уже был не нужен. Мохандас Карамчанд Ганди был мертв.

После смерти Ганди Неру обратился к нации по радио. «Свет ушел из нашей жизни, – сказал Неру. – Но я не прав, так как тот свет, который освещал нашу страну, не был обычным светом… И через тысячу лет мы будем видеть его в Индии и во всем мире, поскольку он представляет собой живую, вечную истину. Он напоминает нам о правильном пути, предохраняет нас от ошибок и ведет нашу древнюю страну к свободе». Индийцы, продолжал Неру, должны избавиться от яда, который разлился среди них и привел к смерти Ганди. Они должны отринуть насилие и объединиться[703].

Суд приговорил убийцу Ганди Натурама Годсе к смертной казни. В речи на суде он пытался оправдать свой поступок тем, что Ганди «постоянно и настойчиво потворствовал мусульманам», что «завершилось его последней голодовкой в их пользу. Это привело меня к выводу, – сказал он, – что с Ганди нужно немедленно покончить»[704].

Решение судьбы княжеств и возникновение «кашмирской проблемы»

К решающему дню раздела Британской Индии на Индийский Союз и Пакистан только три княжества из почти 600 не были присоединены к Индии – Хайдарабад, Джамму и Кашмир и Джунагадх. Все остальные еще раньше согласились или вынуждены были согласиться войти в состав Индийского Союза. Это произошло в результате жесткой и одновременно гибкой политики Валлабхай Пателя, который во Временном правительстве был ответственным за решение этой проблемы. В этом ему активно помогал В.П. Менон – секретарь департамента по интеграции штатов[705].

Князья примирились с присоединением к Индийскому Союзу, во-первых, под давлением населения княжеств, которое надеялось на перемены к лучшему в составе Индийского Союза. Известно, что многие князья отличались жестокостью по отношению к своим подданным. Во-вторых, князья фактически «отдавали» то, чем на самом деле не обладали, так как по договорам с Великобританией в конечном итоге власть в княжествах принадлежала последней, по крайней мере в вопросах внешних сношений, обороны и в поддержании связей с прилегающими к ним территориями. Вместо этого князья получали весьма солидные и регулярные государственные пенсии, а также сохраняли важные привилегии, подчеркивавшие их высокое положение[706].

Мусульманский правитель – наваб княжества Джунагадх на полуострове Катхиавар попытался присоединиться к Пакистану. Однако индийское правительство подвергло княжество экономической блокаде, вооружило «освободительную армию» из мигрантов-индусов и взяло княжество под свой контроль в октябре 1947 г. На референдуме в феврале 1948 г. население Джунагадха подтвердило его присоединение к Индийскому Союзу.

Сложнее обстояло дело с самым крупным княжеством Хайдарабад, равным по площади Великобритании. В нем проживало более 17 млн. человек (89% индусы, остальные мусульмане). Низам Хайдарабада к 15 августа 1947 г. не дал своего согласия на присоединение к Индийскому Союзу[707]. Однако он был вынужден подписать с правительством Индии 26 ноября 1947 г. временное соглашение о сохранении на определенных условиях прежнего статуса на один год. Низам не имел права внешних сношений, численность его войска была строго ограничена до 7000 человек. Но низам нарушил эти обязательства. Кроме того, положение низама усугублялось тем, что в одном из районов княжества – Теленгане – еще с 1946 г. продолжалось крестьянское восстание, охватившее около 300 деревень. Руководившее восстанием Великое собрание Андхра требовало передачи земли крестьянам и упразднения власти низама. Войска низама жестоко расправлялись с восставшими крестьянами.

Правительство Индийского Союза предъявило ультиматум низаму, в котором потребовало дать разрешение на ввод индийских войск для наведения правопорядка. Низам отказался это сделать. 13 сентября 1948 г. индийская армия вошла на территорию княжества и через четыре дня заняла его. В этих условиях низам был вынужден согласиться на присоединение к Индийскому Союзу.

Судьба княжества Джамму и Кашмир, три четверти из четырех миллионов населения которого составляли мусульмане, оказалась более сложной. Правитель Кашмира махараджа Хари Сингх принадлежал к индусскому клану догра раджпутов из Джамму. Он управлял Кашмиром при помощи чиновников из числа кашмирских брахманов-пандитов. Наиболее известным из них был клан Неру–Кауля. Еще в 1932 г. 27-летний Шейх Мухаммед Абдулла (прозванный позже «Львом Кашмира») основал партию Мусульманская конференция Джамму и Кашмира, которая позже потребовала своей доли в управлении штатом. Когда индусы и сикхи присоединились к этой партии, она получила новое название – Национальная конференция Джамму и Кашмира. В мае 1946 г. Национальная конференция возглавила движение «Прочь из Кашмира». Оно было направлено против махараджи Хари Сингха. Абдулла был арестован.

Махараджа решил не входить ни в один из доминионов в надежде, что его княжество останется независимым. В то же время он, конечно, понимал, что его надежды на независимость будут менее реальными в случае присоединения к мусульманскому Пакистану.

В конце августа – начале сентября 1947 г. на юго-западе Кашмира, в Пунче, началось движение мусульманских крестьян против помещиков-индусов. Оно было поддержано пуштунскими племенами из СЗПП, которые двинулись в поход на Сринагар. Махараджа Хари Сингх расценил эти действия как попытку Пакистана низложить его. В этих условиях он обратился к индийскому правительству за помощью. Шейх Абдулла был освобожден из тюрьмы для проведения переговоров в Дели о судьбе Кашмира с Дж. Неру, которого он хорошо знал ранее.

26 октября 1947 г. Хари Сингх формально заявил о присоединении своего княжества к Индии и попросил оказать ему военную помощь в защите столицы княжества г. Сринагар. На следующий день в Сринагар из Дели по воздуху был переброшен сикхский батальон. Сринагар был спасен. Однако Джинна попытался ввести в действие пакистанскую армию. На это британский командующий пакистанской армией генерал Грейси сказал, что он не может отдать приказ войскам вступить в бой против вооруженных сил другого британского доминиона, то есть Индийского Союза, без согласия фельдмаршала Окинлека, главнокомандующего как индийскими, так и пакистанскими войсками. В свою очередь, Окинлек прилетел из Дели в Лахор 28 октября и заявил генерал-губернатору Джинне, что если он будет настаивать на направлении регулярной пакистанской армии в Кашмир, который «законно присоединился к Индии», то это «автоматически и немедленно» повлечет за собой отзыв всех британских офицеров из пакистанской армии[708]. В то же время генерал-губернатор Маунтбэттен настоял на том, чтобы согласие на присоединение Кашмира к Индии было обусловлено проведением плебисцита (с учетом мусульманского большинства в княжестве). Неру и его правительство согласились с этим.

К концу 1947 г. число вооруженных пуштунов в Кашмире увеличилось почти до 30 тыс., и они, по существу, стали армией созданного тогда правительства Азад Кашмира (Свободного Кашмира), которое контролировало около четверти территории Кашмира. Азад Кашмир со столицей в Муззафарабаде присоединился к Пакистану.

Плебисцит в Кашмире так и не был проведен. Неру настаивал на том, чтобы условием плебисцита стал предварительный отвод Пакистаном «захватчиков»-пуштунов из Кашмира. Однако Джинна соглашался только на одновременный вывод вооруженных сил индийского доминиона и племен. Между тем шейх Абдулла стал премьером Кашмира, что укрепило позиции индийского правительства в этом районе.

31 декабря 1947 г. Индийский Союз передал кашмирский вопрос на рассмотрение Совета Безопасности ООН. Для решения этой проблемы была создана комиссия ООН из трех членов по согласованию с Индией и Пакистаном. В нее вошли представители Колумбии, Бельгии и США. В результате деятельности комиссии боевые действия в Кашмире были прекращены, а с 1 января 1949 г. установлено перемирие. Между двумя частями Кашмира была проведена разделительная линия контроля, или «линия прекращения огня». Под контролем Пакистана оказались северо-западные районы бывшего княжества – 40% его территории и 27% населения[709]. В феврале 1954 г. Учредительное собрание контролируемой Индией части Кашмира приняло решение о вхождении княжества на правах штата в Индийский Союз[710].

Включенные в состав Индийского Союза княжества были поэтапно интегрированы в систему управления страны. Князья в крупных княжествах были назначены раджпрамукхами, то есть правителями, исполняющими функции губернаторов в бывших княжествах. Мелкие княжества образовали группы провинций, также во главе с раджпрамукхами. На этой основе были созданы Саураштра (из княжеств полуострова Катхиавар), Раджастхан (из княжеств Раджпутаны), Пепсу (княжества Патиалы и Восточного Панджаба), Мадхъя-Бхарат (княжества Гвалиор и Индор). Такие княжества, как Барода и Куч-Бихар, влились в соседние провинции (соответственно в Бомбей и Западную Бенгалию). Другие княжества сохранялись как самостоятельные административные единицы (Бхопал и Трипура). Остальные объединялись в союзы (Химачал-Прадеш, Виндхъя-Прадеш). Все эти новые административные образования были подчинены центральному правительству[711].

Формирование правительства во главе с Неру

После достижения Индией независимости Конгресс был ведущей политической силой в центре, и в регионах (штатах). Авторитет, завоеванный в годы национально-освободительного движения во главе с М.К. Ганди и Дж. Неру, предопределил то, что именно представители Конгресса возглавили правительство независимой Индии.

К участию в работе правительства Неру пригласил представителей разных политических взглядов и направлений. От правых группировок – Шьяма Прасада Мукерджи, от организации зарегистрированных каст – Бхим Рао Амбедкара и позже (1952 г.) от социалистов – Джай Пракаш Нараяна. Первые два согласились принять участие в работе кабинета министров. Нараян отказался, заявив, что не заинтересован в этом, поскольку не уверен, что правительство предпримет все необходимые меры для продвижения к социализму. Он писал Неру: «Мы все, без сомнения, хотим создать новое общество, в котором нет эксплуатации, в котором существует социальное и экономическое равенство, свобода и благополучие для всех. Более того, эти цели должны быть достигнуты не в далеком будущем, а в возможно кратчайшие сроки». Нараян также отмечал, что он всегда находился под влиянием Ганди и вновь «открывает» его как самого крупного мыслителя эпохи. Поэтому он полагал, что гандисты и социалисты должны работать вместе на благо простого народа.

Нараян оценил предложение Неру участвовать в работе правительства как «смелый шаг», поскольку Конгресс не нуждался в коалиции, располагая необходимым большинством в парламенте. К тому времени Нараян отошел от марксизма, который был, по его мнению, аморальным. Он также полагал, что такими же аморальными являются капитализм и проповедующие его политики разных мастей и оттенков. Фактически все они на деле придерживались одного и того же принципа – цель оправдывает средства ее достижения. И только такие исключительные лидеры, как Махатма Ганди, пытались связать политику с нравственностью. Эти раздумья привели Нараяна к разрыву с марксизмом и приблизили к Ганди. Однако он не сразу стал полным приверженцем Ганди, а «остановился» на полпути – на идее и практике демократического социализма. Для этого он вышел из Конгресс-социалистической партии и за два года до достижения Индией независимости создал Социалистическую партию.

Отказавшись войти в правительство, Нараян, тем не менее, направил Неру проект «Программы-минимум по национальному возрождению». В ней он, в частности, предложил следующее: внести изменения в конституцию, чтобы расчистить путь для социальных преобразований; провести административные реформы, включая децентрализацию политической власти; осуществить перераспределение земли для устранения экономического неравенства и эксплуатации, отдавая при этом предпочтение сельскохозяйственным рабочим и безземельным крестьянам; ликвидировать все формы помещичьего землевладения; создать в деревнях в качестве обязательной меры кооперативные хозяйства; осуществить национализацию банков и страховых компаний, угольных шахт и т.п.[712] Впоследствии эти идеи легли в основу программы, возглавляемой Нараяном Народно-социалистической партии, преобразованной из Социалистической партии.