Глава 15 ИНДИЙСКОЕ ОБЩЕСТВО НАКАНУНЕ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ

Глава 15

ИНДИЙСКОЕ ОБЩЕСТВО НАКАНУНЕ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ

Закон об управлении Индией 1935 г.

В августе 1935 г. правительство Великобритании приняло Закон об управлении Индией, который еще назвали «конституцией 1935 г.». Закончился долгий процесс, начатый первой поездкой комиссии Саймона в Индию, в котором предложения индийцев, по существу, были отвергнуты. Реальное участие индийских представителей в подготовке этого закона было ничтожным. Третья (и последняя) конференция круглого стола в Лондоне (ноябрь – декабрь 1932 г.) с участием 46 делегатов (в 1931 г. их было 112) была сугубо формальным мероприятием. После нее британское правительство создало так называемый Совместный комитет парламента для «проведения консультаций» с индийцами. Окончательный текст Закона об управлении Индией обсуждался только в британском парламенте.

Под давлением консервативного крыла парламента во главе с У. Черчиллем выборы в Индии на федеральном уровне были заменены с прямых на непрямые, расширены и укреплены полномочия исполнительной, то есть британской, власти в Индии. Верховная власть в стране по-прежнему оставалась в руках англичан.

Единственным заметным шагом вперед была так называемая провинциальная автономия. Она предполагала расширение электората на выборах в законодательные собрания в провинциях с 6,6 до 30 млн. человек (с 3 до 16% взрослого населения). Предусмотренная Законом 1919 г. диархия была упразднена и заменена на «ответственные» (перед собранием) правительства в провинциях.

У губернаторов оставалось право вето. Они сохраняли полномочия издавать указы, давать согласие или отклонять законопроекты. Более того, они могли на неопределенное время полностью брать власть в свои руки в случае нарушения правопорядка. Министры провинциальных правительств должны были назначаться из состава избранных членов законодательных собраний, но были ограничены в своих правах. Так, они могли «давать советы» по таким вопросам, как интересы британского бизнеса, привилегии гражданских (то есть преимущественно британских) служащих, по вопросам меньшинств и т.п., но их предложения могли быть отклонены губернатором.

Выборы должны были проводиться в избирательных куриях, которые якобы обеспечивали права всех групп и слоев населения, с учетом религиозно-общинного, кастового, этнического и иных факторов. С этой целью было создано 12 курий (в том числе и с учетом «Общинного решения», которое приняло во внимание предложения Пунского пакта). Среди этих курий были: общая (то есть индусская, включавшая и зарегистрированные касты – неприкасаемых и к тому же поделенная на городскую и деревенскую), мусульманская, сикхская, христианская, англо-индийская, европейская и т.д. Вместе с тем некоторым слоям и группам было отдано предпочтение, с учетом интересов британской власти. Так, мусульмане получили определенное преимущество (по сравнению с их долей в населении) перед индусами.

«Федеральная схема» закона 1935 г. предусматривала сохранение сильного центра под контролем вице-короля, назначаемого, как и ранее, правительством Великобритании и ответственного только перед ним. В свою очередь, совет министров Индии должен был подчиняться только вице-королю. Центральное законодательное собрание должно состоять их двух палат: Государственного совета – верхней палаты (в составе 276 членов, из которых 104 назначались князьями) и Федеральной ассамблеи – нижней палаты (375 членов, от княжеств – 125). Депутаты в Центральное законодательное собрание должны были избираться членами законодательных собраний провинций.

Центральное законодательное собрание получало право принимать законы. Однако вице-король сохранял право вето и право издавать указы, имеющие силу законов. Кроме того, в исключительной компетенции вице-короля находились вопросы, связанные с внешними сношениями и обороной Индии. Его контроль также распространялся на создаваемый центральный резервный банк, на финансовую сферу, включая три четверти бюджета Индии. Вице-король контролировал железные дороги. Как «представитель короны» вице-король получил право прямых сношений с князьями через бюрократические структуры – политический департамент, местных резидентов и политических агентов[456].

И пожалуй, самое главное состояло в том, что закон 1935 г. не обмолвился ни словом о статусе доминиона для Индии. Индийцы не получили контроля над колониальной администрацией и не могли изменить новую конституцию. Политика в стране по-прежнему формировалась в Лондоне. В соответствии с конституцией, члены законодательных собраний должны были избираться на основе Общинного решения, которое подрывало солидарность и единство индийского народа. Неру назвал новую конституцию «машиной с тормозами, но без мотора». Джинна описал ее как «насквозь прогнившую, фундаментально плохую и абсолютно неприемлемую»[457]. Линлитгоу – председатель Совместного парламентского комитета, а с 1936 г. вице-король Индии, писал в 1939 г.: закон 1935 г. был «лучшим способом… сохранить британское влияние в Индии. В нашу политику не входит ускоренная передача власти в индийские руки, раньше, чем мы считаем нужным, ее цель состоит в том, чтобы в длительной перспективе удержать Индию в составе Империи»[458].

В более дипломатичном, но, по существу, в таком же духе говорил об этом законе министр по делам Индии С. Хор: «Я, разумеется, не считаю, что самоуправление [для Индии] само по себе предпочтительнее хорошего [то есть британского] правления». Несколько раньше, в период подготовки закона, премьер-министр Великобритании Макдональд четко зафиксировал, что «точная форма и структура нового федерального правительства Индии должна быть определена после дальнейших обсуждений между князьями и представителями Британской Индии», а по существу, с представителями Короны[459].

Закон 1935 г. встретил оппозицию почти всех политических групп и ориентаций. Дж. Неру назвал его «ублюдочным федерализмом», который содержал некоторые возможности для местных правительств в провинциях. Этот «подарок» был сделан в год золотого юбилея Конгресса, когда партия была фактически запрещена и не смогла провести свою ежегодную сессию. Неру считал, что «сотрудничество с британской властью представляет серьезную опасность для борьбы за независимость. Он выражал опасение, что закон 1935 г. расколет нацию на несколько религиозных и социальных групп во имя справедливости по отношению к меньшинствам[460].

В свою очередь, мусульманские лидеры также не были согласны с законом 1935 г., так как, по их мнению, он создавал унитарное государство, что вело к доминированию индусского большинства. А конгрессисты выступили против предлагаемой федерализации Индии. Против «Федеральной схемы» высказались и индийские князья, поскольку они могли потерять значительную часть власти в случае вхождения в состав федерации. В результате «Федеральная схема» была отвергнута Центральным законодательным собранием. Выборы в провинциальные собрания были назначены на начало 1937 г.

Но в Конгрессе дискуссия продолжалась. На сессии партии в декабре 1936 г. левые подвергли жесткой критике Закон об управлении Индией 1935 г. и потребовали созыва Учредительного собрания. Выступая в качестве президента Конгресса на этой сессии, Неру сказал, что закон 1935 г. увековечивает империалистическое господство и эксплуатацию индийского народа[461]. И тем не менее, правое большинство в руководстве партии сумело провести решение об участии в выборах в провинциальные собрания. В связи с этой победой правых Г.Д. Бирла писал: «Махатма Ганди сдержал свое обещание и, не произнеся ни единого слова, добился того, что Конгресс не взял на себя никаких новых обязательств. Речь Неру, по сути, была выброшена в мусорную корзину, поскольку все принятые резолюции были направлены против этой речи. Он мог бы пойти на раскол партии, заявив о своей отставке. Но он не сделал этого»[462].

Дискуссия по закону 1935 г. фактически вышла за рамки этой проблемы. Неру, по существу, был вынужден признать свое поражение, когда из 15 членов Рабочего комитета партии он был вынужден назначить 10 правых конгрессистов – последователей Ганди. Кроме самого Неру, в состав Рабочего комитета вошли еще три конгресс-социалиста (Нарендра Дева, Джайпракаш Нараян и Ачут Патвардхан) и один левый член Конгресса С.Ч. Бос, который сидел в тюрьме. Таким образом, Ганди, не принимавший участия в работе сессии Конгресса, продемонстрировал свое решающее влияние в партии.

Тем не менее, Неру продолжал пропагандировать свои социалистические идеи, но уже в личном качестве. Он выступал на сессии Всеиндийского конгресса профсоюзов, собраниях Конгресс-социалистической партии, митингах рабочих. Это вызывало противодействие как в Конгрессе, так и за его пределами. Так, группа из 21 ведущих бизнесменов Бомбея выступила с заявлением, осуждающим Неру за «деструктивную и подрывную программу», которая ведет к «хаосу и препятствует достижению самоуправления»[463].

В июне 1936 г. в знак протеста против выступлений Неру и конгресс-социалистов семь правых членов Рабочего комитета (Раджендра Прасад, Валлабхаи Патель, Ч. Раджагопалачари, Дж.Б. Крипалани и другие) подали в отставку. Они объясняли это следующим: «Настойчивая пропаганда социализма президентом Конгресса и другими социалистами – членами Рабочего комитета, в то время как Конгресс не принял их программу, наносит ущерб интересам страны и национальной борьбе за освобождение», а также ослабляет Конгресс[464].

Раскол в Конгрессе казался неизбежным. Но тут вмешался Ганди. В результате все семь правых членов Рабочего комитета отозвали свои заявления об отставке при условии, что в ближайшем будущем Неру, как президент партии, будет представлять точку зрения большинства. Раскол был преодолен, но Неру был вынужден пойти на компромисс. Он сместил акценты в своих выступлениях. Теперь он стал говорить, что вначале должна быть достигнута независимость и только потом может быть социализм или попытка построить его. Он также выдвинул идею создания «мощного антиимпериалистического фронта» во главе с Конгрессом[465].

В конце 1936 г. очередная сессия Конгресса проводилась по желанию Ганди в деревне Фаизпур (дистрикт Восточный Хандеш Бомбейского президентства). Снова встал вопрос о будущем президенте партии. Многие в партии требовали переизбрания Неру на этот пост. Другим кандидатом был Валлабхаи Патель. Но он отказался от борьбы. И Неру вновь был избран президентом партии. В своей речи он заявил: «Сегодня Конгресс выступает за полную демократию в Индии и борется за демократическое государство, а не за социализм»[466].

Выборы в провинциальные собрания 1937 г.

В своем предвыборном манифесте Конгресс потребовал отмены закона 1935 г., созыва Учредительного собрания для подготовки конституции страны на основе предоставления Индии полной независимости. Среди других требований была реформа в аграрной сфере, равные права для мужчин и женщин, ликвидация неприкасаемости и т.д. Во время подготовки к выборам Хинду махасабха вела агитацию под лозунгом «Индия для индусов». Мусульманские партии пропагандировали единство их действий на основе «Общинного решения».

В выборах 1937 г. приняли участие 15,5 млн. (54%) из 30 млн. избирателей. Конгресс завоевал большинство мест в провинциальных собраниях (714 из 1585). Он добился абсолютного большинства в пяти провинциях из 11 (Мадрасе, Бихаре, Ориссе, Центральных провинциях и Соединенных провинциях). Еще в четырех провинциях Конгресс не получил большинства мест, но стал самой крупной партией в собраниях (Бомбее, Бенгалии, Ассаме, СЗПП). Он также выиграл большинство мест, зарезервированных для зарегистрированных каст. Лишь в Бомбее он уступил по этому показателю Независимой лейбористской партии Амбедкара, которая завоевала 13 из 15 таких мест[467]. В округах, отведенных для мусульман (482), Конгресс выдвинул 58 кандидатов и получил всего 26 депутатских мандатов, 15 из них – в СЗПП.

Мусульманская лига получила 109 депутатских мандатов в 482 мусульманских округах. Большинство остальных мест в этих округах досталось другим мусульманским партиям. В Панджабе победу на выборах одержала Юнионистская партия во главе с Сикандером Хаят Ханом, которая до этого отказалась сотрудничать с Мусульманской лигой под руководством Джинны[468]. В Синде, который выделился из Бомбея в 1934 г., большинство в собрании получила Мусульманская партия единства[469]. Выступление Хинду махасабхи на выборах было провальным.

После победы на выборах Конгресс оказался перед необходимостью решить вопрос о своем участии в провинциальных правительствах. В этой связи в руководстве партии развернулась серьезная борьба. Левая группировка (Неру, Сарат Чандра Бос, Джайпракаш Нараин, Ачарья Нарендра Дева и другие) выступала против участия в провинциальных правительствах. Правые (Раджендра Прасад, Валлабхаи Патель, Раджагопалачари, Бхалубхаи Десаи и другие) поддерживали идею участия в них. Ганди, который официально уже не был членом Конгресса, убедил Рабочий комитет партии дать согласие на участие в правительствах. После продолжительных дебатов резолюция была принята ВИКК большинством в 135 голосов против 78.

В резолюции отмечалось: выборы продемонстрировали, что избиратели отвергли закон 1935 г. и изъявили желание создать свою собственную конституцию на основе независимости Индии. Для этой цели должно быть избрано Учредительное собрание.

19–20 марта 1937 г. все избранные на выборах конгрессисты собрались в Дели на национальной конвенции, где резко осудили закон 1935 г. и заявили, что индийский народ не примет конституцию, созданную какой-либо иностранной державой. Конвенция дала согласие на формирование конгрессистских правительств в провинциях при условии, если губернаторы дадут заверения, что не будут использовать свои особые полномочия, которые позволяли бы им вмешиваться в дела правительств и отклонять их решения.

Однако губернаторы, ссылаясь на закон 1935 г., не были готовы пойти на это. Жесткая дискуссия между руководством Конгресса и британскими властями продолжалась несколько месяцев. В конце июня вице-король Линлитгоу выступил с примирительным заявлением, в котором отмечалось, что суть провинциальной автономии состоит в сотрудничестве губернатора и министров. В его заявлении не давалось каких-либо конкретных заверений по вопросам, поднятым Конгрессом. Рабочий комитет Конгресса на заседании в начале июля 1937 г. рассмотрел заявление вице-короля и разрешил конгрессистам сформировать правительства. При этом Неру, в то время президент партии, сказал, что это согласие «не означает принятия Конгрессом рабской конституции. Оно означает борьбу против федерации всеми способами, имеющимися в нашем распоряжении, как внутри законодательных собраний, так и вне их»[470].

Сначала Конгресс сформировал свои правительства в шести провинциях, в сентябре 1937 г. к ним прибавилось правительство мусульманского отделения Конгресса в СЗПП во главе с Хан Сахибом – братом Абдул Гаффар Хана, известного как «пограничный Ганди»[471]. Не последнюю роль в этом сыграло то, что в соответствии с Общинным решением 1932 г., в СЗПП немусульманам, составлявшим всего 8% населения, в законодательном собрании выделялось 28% мест. В марте 1938 г. было сформировано конгрессистское правительство в Ассаме. Таким образом, Конгресс возглавил правительства в восьми из 11 провинций[472].

Сформирование собственных правительств в провинциях сопровождалось определенной эйфорией среди конгрессистов, тем более что часть политических узников стала министрами и депутатами. В новых законодательных собраниях звучала национальная песня «Ванде Матарам», на флагштоке развевался конгрессистский флаг. Общее настроение в обществе способствовало укреплению антибританских настроений и созданию патриотических организаций, в том числе и в княжествах. Увеличилось число рабочих и крестьянских организаций. Членство в Конгрессе за год, с 1936 г., выросло с 3,1 до 4,5 млн. человек.

Между тем очень скоро обнаружились и серьезные проблемы. Создалась парадоксальная ситуация в провинциях, когда правительства Конгресса, призывающие к независимости и критически относящиеся к закону 1935 г., должны были действовать в рамках этого самого закона и были крайне ограничены в своих политических и финансовых возможностях. Более того, они вынуждены были опираться на колониальный административный аппарат и полицию.

Одна из самых крупных проблем, с которой пришлось столкнуться этим правительствам, состояла в необходимости учета сложного комплекса вопросов, связанных с интересами религиозных общин и разных социально-классовых групп. Наиболее важными из них были отношения между индусами и мусульманами.

Очень серьезным по своим политическим последствиям, которые привели к ухудшению отношений между Конгрессом и Мусульманской лигой, был отказ Конгресса сотрудничать с Лигой во всех провинциях, где он сформировал правительства. Наиболее болезненным для Лиги оказался отказ президента Конгресса Дж. Неру предоставить ей два места в правительстве Соединенных провинций. Хотя формально Неру был прав, так как его партия располагала абсолютным большинством в законодательном собрании провинции. Вместе с тем сам Неру, а также Нарендра Дева и К.М. Ашраф поставили своей задачей в Соединенных провинциях завоевание на сторону Конгресса мусульман при помощи «массовых контактов» с ними. При этом они рассчитывали на сотрудничество с рядом мусульманских организаций в Панджабе, СЗПП и Бенгалии, которые могли бы бросить вызов Лиге и ее претензиям на представительство мусульман всей Индии. Фактически Конгресс добивался самороспуска Лиги[473].

Однако Мусульманская лига предприняла решительные и успешные шаги, которые позволили ей укрепить свое влияние в Соединенных провинциях. Она, в частности, обвинила Конгресс в разжигании «классовой ненависти и религиозно-общинной войны». Ей удалось в течение нескольких месяцев привлечь в свои ряды более 100 тыс. новых членов.

С другой стороны, правительство Конгресса в Соединенных провинциях оказалось неспособным провести заявленные им социально-экономические реформы в пользу бедных слоев общества, включая мусульман. «Массовые контакты» с мусульманами, по существу, остались на бумаге. К тому же секулярная, а также радикальная индусская риторика насторожила мусульман. Похожие процессы происходили и в других провинциях.

В это же время заметно активизировали свою деятельность Хинду махасабха и РСС. В своем выступлении на сессии Хинду махасабхи в 1937 г., за три года до того как Мусульманская лига выдвинула требование создания Пакистана, ее президент В.Д. Саваркар сформулировал «теорию двух наций»: «Индию нельзя рассматривать сегодня как унитарное и однородное государство, – заявил он. – Напротив, в ней существуют две главных нации – индусы и мусульмане… Это две антагонистические нации, живущие бок о бок». И в то же время Саваркар и возглавляемая им Хинду махасабха решительно возражали против создания отдельного мусульманского государства[474]. На следующей сессии партии в Нагпуре в декабре 1938 г. Саваркар сказал: «Мы, индусы, сами по себе являемся нацией… Индусские националисты не должны чувствовать вину за то, что их называют индусскими коммуналистами»[475].

В таком же направлении действовал и РСС под руководством К.Б. Хедгевара. Его поддерживал Б.С. Мундже, в прошлом сторонник Тилака, ставший позже лидером Хинду махасабхи. РСС распространил свое влияние из Нагпура (Центральные провинции) в Соединенные провинции, Панджаб и другие районы страны. К 1940 г., когда руководителем РСС стал Голвалкар, эта организация насчитывала около 100 тыс. дисциплинированных и хорошо тренированных членов, связанных между собой идеологией бескомпромиссного индусского шовинизма. Деятельность Хинду махасабхи и РСС никак не способствовала привлечению мусульман на сторону Конгресса. Он рассматривался многими из них как партия индусов, несмотря на то, что Конгресс старался дистанцироваться от Хинду махасабхи и РСС.

На этот период пришлось немало индусско-мусульманских общинных столкновений в разных провинциях. Все это использовалось Мусульманской лигой для наращивания своего влияния. В эти годы Джинна приложил немало усилий, чтобы взять под контроль Лигу и другие мусульманские организации. На сессии Лиги в Лакхнау осенью 1937 г. он призвал мусульман объединяться. В декабре 1938 г. в своем президентском выступлении на сессии Мусульманской лиги Джинна заявил, что Конгресс не представляет мусульман, христиан, зарегистрированные и небрахманские касты. Он не является общенациональной организацией. «Конгресс есть не что иное, как индусская организация, – сказал Джинна. – Но он даже не представляет всех индусов… Конгресс, несомненно, самая крупная партия в стране, но не более того»[476].

К этому времени среди лидеров Лиги практически созрела идея основания отдельного от Индии мусульманского государства. Не без оснований В.Я. Белокреницкий полагает, что соавтором теории Джинны о двух нациях можно считать известного поэта и философа Мухаммада Икбала, который еще в 1930 г. говорил о том, что хотел бы видеть Панджаб, СЗПП, Синд и Белуджистан объединенными в одно государство[477]. О том, что идея отдельного мусульманского государства давно витала в воздухе, говорит и такой факт. В 1933 г. три мусульманских студента в Кембридже, а не в Индии (!), приняли участие в подготовке брошюры «Теперь или никогда». В ней они призывали к созданию независимого Пакистана, состоящего из Панджаба, СЗПП, Кашмира, Синда и Белуджистана. Тогда впервые появилось новое слово «Пакистан»[478]. В письме Джинне в мае 1937 г. Икбал обосновывал необходимость создания на территории Индии «одного или большего числа мусульманских государств с абсолютным большинством мусульман»[479].

До конца 1930-х годов Мусульманская лига не могла претендовать на то, чтобы представлять интересы мусульман во всей Индии. Поэтому, как отмечает историк Джудит Браун, «многие мусульманские политики сделали свою карьеру и защищали свои местные и провинциальные интересы при полном игнорировании Лиги. А правительство в поисках коллаборационистов прислушивалось к ним и реагировало на их деятельность, а не Лиги[480]. Но в результате событий, которые развернулись после победы Конгресса на выборах 1937 г., ситуация изменилась. Индийские мусульмане в своем большинстве осознали необходимость сплотиться вокруг Лиги.

Ключевым моментом в развитии идеи независимого мусульманского государства стало выступление Джинны в Лахоре 22 марта 1940 г. В этот день на митинге с участием более 600 тыс. мусульман Джинна сказал, что мусульмане являются не меньшинством, а нацией. Если британское правительство желает обеспечить «мир и счастье» населению субконтинента, то единственный путь, открытый для всех, – предоставить основным народам отдельные земли, разделив Индию на «автономные национальные государства». Джинна не использовал название «Пакистан», не появилось оно и в Лахорской резолюции, единогласно одобренной на следующий день сессией Мусульманской лиги. В ней говорилось, что конституционный план не может быть принят мусульманами, если он не будет отвечать следующим основным принципам. Районы, в которых мусульмане имеют численное большинство, как в Северо-Западной и Восточной зонах Индии, должны составить независимые государства, в которых территориальные единицы будут автономными и суверенными. На вопрос, подразумевает ли резолюция одно мусульманское государство или более одного, Джинна высказался в пользу одного государства. Он назвал Лахорскую сессию Мусульманской лиги «вехой в истории Индии». На следующий день в индийских газетах Лахорская резолюция была названа Пакистанской резолюцией[481].

На состоявшейся в том же году сессии Конгресса в Рамгархе (Бихар) было заявлено, что «конституция Индии должна основываться на независимости, демократии и национальном единстве». Конгресс отверг «попытки расчленить Индию или разделить ее народ»[482].

Теория «двух наций» стала частью достаточно длительного исторического процесса, когда в отдельные моменты, в конкретных условиях в силу тех или иных причин обострялись отношения между двумя самыми крупными индийскими религиозными общинами – индусами и мусульманами. По большому счету, речь шла не о «нациях». Этот термин служил своеобразным цивилизационным «прикрытием» для религиозно-общинного разделения общества. Главное состояло в политическом содержании этой идеи. А именно – борьбы за власть. По мере формирования партийно-политической системы в условиях национально-освободительной борьбы решающее значение в ней стали играть три силы: английская колониальная власть, Конгресс и группировавшиеся вокруг него социальные слои, в основном индусы, и на более позднем этапе – Мусульманская лига, пользовавшаяся преимущественным влиянием среди мусульман. Были и другие, существенно менее сильные, «игроки» на этом поле – политические группы, представлявшие сикхов, неприкасаемых и другие социальные слои.

Противоречия между Ганди и Босом

Два срока президентства Неру в Конгрессе (1936 г. и 1937 г.) дали толчок развитию радикальных сил в партии. В феврале 1938 г. на сессии Конгресса в Харипуре (Гуджарат) президентом партии был избран Субхас Чандра Бос. Ганди поддержал его кандидатуру, несмотря на то, что идеологически Бос был более далек от Ганди, чем Неру. Более того, Бос неоднократно критиковал Ганди, в том числе за его теорию и практику ненасилия. Он считал, что будущее Индии связано с «радикальными и боевыми силами, готовыми пойти на жертвы и страдания ради обретения свободы». «Махатма Ганди, – писал Бос, – оказал и продолжает оказывать исключительную услугу своей стране. Но спасение Индии не будет достигнуто под его руководством»[483].

В своем президентском выступлении на сессии в Харипуре Бос призвал к ликвидации помещичьего землевладения, отмене долгов бедных крестьян, развитию промышленности под государственным контролем. Он обратился с воззванием к левым группам в Конгрессе объединить силы для демократизации партии и ее реорганизации на широкой антиимпериалистической основе[484].

По инициативе Боса и под председательством Неру был создан Плановый комитет партии, который должен был подготовить основу промышленного развития Индии. Эта идея вызвала возражения у Ганди, и он призвал своих сторонников не участвовать в работе этого комитета. Бос настойчиво призывал конгрессистов проводить жесткую политику в отношении британского правительства. Он считал, что настало время для «прямых действий» в борьбе за независимость. После подписания в сентябре 1938 г. Великобританией, Францией, Германией и Италией Мюнхенского соглашения Бос вел открытую пропаганду по всей Индии против британской власти, нацеленную на подготовку к «национальной борьбе», которая должна быть «синхронизирована с предстоящей войной в Европе»[485].

Такая деятельность Боса вызывала серьезные возражения у Ганди и его сторонников. В конце 1938 г. правые в Конгрессе решили не допустить повторного избрания Боса на пост президента партии. 24 января 1939 г. семь членов правого крыла в Рабочем комитете Конгресса выступили с заявлением, в котором потребовали от Боса отказаться от выдвижения его кандидатуры на этот пост в пользу Паттабхи Ситарамайи, которого поддерживал Ганди.

На выборах Бос одержал победу над Ситарамайей. После этого Ганди заявил, что поражение Ситарамаи является его (Ганди) личным поражением. Победа Боса означает, писал он, что «делегаты не поддерживают мои принципы и политику». Это заявление Ганди привело к кризису в руководстве Конгресса. 22 февраля 1939 г. 12 из 15 членов Рабочего комитета партии объявили о совместной отставке. Неру подал отдельное заявление об отставке[486]. Таким образом, Бос оказался в изоляции вместе с братом Сарат Чандра Босом, тоже членом Рабочего комитета.

В этих условиях 10 марта 1939 г. в Трипури (дистрикт Махакосал в Центральных провинциях) состоялась ежегодная сессия Конгресса. В своей президентской речи Бос (ее зачитал его брат Сарат Чандра Бос, поскольку Бос был тяжело болен и его принесли на заседание на носилках) предложил предъявить британскому правительству «национальные требования» в форме ультиматума. Требования включали: отклонение Закона об управлении Индией 1935 г. с его «федеральной схемой», созыв Учредительного собрания, признание права Индии на самоопределение. В случае невыполнения этих требований предлагалось начать массовое движение гражданского неповиновения. Это предложение Боса было принято на сессии партии. Конгресс также одобрил резолюцию, в которой осуждал Великобританию за «преднамеренное предательство демократии» и за то, что она постоянно поддерживала фашистские державы[487].

Но для правого крыла Конгресса наиболее важными были вопросы, связанные с пребыванием Боса на посту президента партии. Чтобы ограничить возможности Боса, правые провели резолюцию, в которой президент партии должен был заручиться поддержкой Ганди при назначении членов Рабочего комитета[488]. На основе этой резолюции Бос вел переговоры с Ганди (обменом письмами) о составе Рабочего комитета. Эти переговоры не дали результата. Под давлением Ганди и правых в руководстве Конгресса Бос не смог сформировать Рабочий комитет и 29 апреля 1939 г. на заседании ВИКК он подал в отставку с поста президента партии[489]. Президентом Конгресса был избран Раджендра Прасад, который назначил в состав Рабочего комитета только приверженцев Ганди, не включив в него даже Неру.

3 мая 1939 г. Бос объявил о создании новой партии «Форвард блок», которая должна была действовать внутри Конгресса и объединять «все радикальные и антиимпериалистические силы». Однако ему не удалось привлечь на свою сторону левые силы в Конгрессе. Джайпракаш Нараян и Нарендра Дева призвали социалистов «не ослаблять Конгресс, а защитить его от тех, кто хочет подорвать его влияние и престиж». 11 августа 1939 г. Рабочий комитет партии отстранил Боса от руководства организации Конгресса в Бенгалии и лишил его права избираться в любой руководящий орган Конгресса в течение трех лет[490].

Ганди и правые в партии одержали победу над Босом, в том числе и над его радикальными планами начать массовую кампанию гражданского неповиновения британским властям.

Конгресс и Неру против фашизма

В годы, предшествовавшие Второй мировой войне, лидеры Конгресса внимательно следили за обстановкой в мире и реагировали на события, непосредственно касавшиеся вопросов свободы и независимости страны. В апреле 1936 г. они выразили протест против итальянского вторжения в Абиссинию. Тогда же Неру отклонил настойчивое предложение итальянцев о встрече с Муссолини. В своем выступлении в качестве президента Конгресса в апреле 1936 г. он сказал, что война в Абиссинии является примером того, как «жадный и хищнический империализм ведет себя в безумном стремлении к колониальному господству». Конгресс заявил, что борьба абиссинского народа является частью борьбы всех эксплуатируемых народов за свободу[491].

Конгресс выступил с решительной поддержкой борьбы республиканских сил Испании против фашистского режима Франко. В декабре 1936 г. на своей сессии Конгресс заявил, что гражданская война в Испании была борьбой между силами демократии и фашистской реакцией, и поэтому имела большое значение для будущего Индии и всего мира. В июне 1938 г. Неру посетил Испанию в качестве гостя республиканского правительства, чтобы лично заявить о его поддержке Индией[492].

Конгресс также осудил англо-французскую политику умиротворения гитлеровской Германии, которая завершилась Мюнхенским соглашением в сентябре 1938 г. За несколько недель до этого сговора Неру, находившийся в то время в Европе, был приглашен нацистским правительством посетить Германию. Он отказался принять это приглашение и вместо этого поехал в Чехословакию, чтобы выразить ее лидерам поддержку Индии[493].

Конгресс занял еще более жесткую позицию по отношению к Германии, когда в марте 1939 г. она оккупировала Чехословакию. «Для нас в Индии, – писал Неру в апреле 1939 г., – наша позиция ясна: полная оппозиция фашизму и полная оппозиция империализму. Мы не собираемся отдавать наши ресурсы на защиту империи. Но мы с радостью предложим эти же ресурсы для защиты демократии в свободной Индии и других свободных странах». В мае 1939 г. Всеиндийский комитет Конгресса заявил о своей решимости противостоять вовлечению Индии в войну без согласия индийского народа. Эта же позиция была подтверждена руководством Конгресса в августе 1939 г. Тогда же в знак протеста против отправки индийских войск в Египет и Сингапур Конгресс призвал своих членов в Центральном законодательном собрании воздержаться от участия в следующем заседании этого органа. Он также обратился к правительствам Конгресса в провинциях не поддерживать военные приготовления британского правительства[494].

Еще раньше Конгресс выступил против вторжения Японии в Китай в 1937 г. В октябре того же года руководство партии заявило о своей поддержке борьбы китайского народа против империалистической агрессии Японии и призвало к бойкоту японских товаров. Впоследствии на своих ежегодных сессиях в 1938 г. и 1939 г. Конгресс последовательно выступал на стороне китайцев. С этой же целью в 1939 г. Неру посетил Китай[495].

В 1939 г. после подписания советско-германского договора о ненападении руководители Конгресса, в том числе Неру, увидели в этом элемент оппортунизма, но избегали прямо критиковать Советский Союз. Неру старался рассматривать этот договор в исторической ретроспективе на общем фоне британской политики в отношении СССР. «Не может быть реального союза между Гитлером и Сталиным, – писал он. – Оба хотят вести игру методами силовой политики. Но в прошлом Россия сильно пострадала от Англии и не могла не помнить об этом, не выразить своего негодования». Когда на основе этого договора советские войска заняли восточную часть Польши, Неру выразил убеждение, что эти действия направлены против Германии и в конечном итоге помогут западным союзникам. Он полагал, что действия Советского Союза предотвратили оккупацию Германией восточной Польши, захват ею нефтяных месторождений Румынии, а также спасли от германской агрессии Балканы и облегчили положение Турции[496].

После начала советско-финской войны зимой 1939–1940 гг. Неру писал, что СССР расплачивался с Западом его же монетой. По его мнению, советско-финская война не могла рассматриваться изолированно от общей мировой ситуации. Британия и Франция в прошлом проводили антисоветскую политику и могли вместе с Германией и Италией объединить усилия против Советского Союза. Более того, у германских стратегов были планы вторжения в СССР через Финляндию. Одного взгляда на карту было достаточно, писал Неру, чтобы убедиться в реальности такого плана, поскольку Ленинград находится вблизи финской границы. Отсюда нетрудно понять желание Советского Союза защитить один из своих жизненно важных центров. Однако позже, по мере развития военных событий на советско-финском фронте, Неру стал выступать с критикой действий СССР, которые он называл агрессией. Но это не привело к тому, что Неру и другие лидеры Конгресса отказались от поддержки Советского Союза. Речь шла о защите всего советского эксперимента, у которого, как признавал Неру, было много нежелательных черт, вызывающих глубокое сожаление, но который по-прежнему оставался надеждой простых людей. Война в Финляндии предоставила удобную возможность «силам реакции» вновь проявить свою старую ненависть к социализму и Советскому Союзу как социалистическому государству. Индийцы, предупреждал он, должны быть начеку и противостоять пропаганде против СССР. Они должны сохранить веру в социализм, который может избавить их от социальных бед. Они должны также помнить, что Советский Союз, несмотря на его многие недостатки, прошел долгий путь к установлению социалистической экономической системы, и «было бы трагедией, если эта мощная система, так много обещающая для будущего, потерпела бы поражение или была бы парализована. Мы не можем участвовать в этом», – заявлял Неру[497].