Может ли анархистское общество защитить себя от авторитарных соседей?
Может ли анархистское общество защитить себя от авторитарных соседей?
Некоторые люди считают, что анархистская революция будет бессмысленна, так как антиавторитарное сообщество будет быстро завоевано авторитарными соседями. Конечно, анархистская революция не является национальным делом в рамках свержения государства. Смысл не в создании небольшого пространства свободы, где мы могли бы спрятаться или куда могли бы уйти на пенсию, а в отмене системы рабства и доминирования во всемирном масштабе. Так как некоторые регионы могут освободиться раньше других, остается вопрос — будет ли анархистское общество в безопасности от авторитарных соседей.
На самом деле, ответ на этот вопрос — нет. Государство и капитализм по своей сути империалистичны, и они всегда будут стараться захватить соседей и унифицировать свои правила: в иерархическом обществе элита уже находится в состоянии войны с собственным простонародьем, и они развивают эту логику, перенося на свои отношения с остальным миром, который становится для них не более чем бассейном с ресурсами, доступными для добычи и использования в качестве преимуществ в непрекращающейся войне. Анархистские сообщества тем временем призывают к революции в авторитарном обществе как через солидарность с повстанцами этого общества, так и показывая подрывной пример свободы, давая понять подчиненным государства, что им не обязательно жить в страхе и покорности. Таким образом, по сути, ни одно из этих обществ не будет в безопасности друг от друга. Но анархистское сообщество никаким образом не будет беззащитным.
Анархистское сообщество Южной Украины в конце Первой мировой было большой угрозой для Германской и Австрийской империй, Белой армии, недолго просуществовавшего национального украинского государства и Советской России. Добровольная милиция махновщины вдохновила к дезертирству значительные кадры авторитарной Красной армии, прогнала австро-германцев и националистов, пытавшихся захватить землю, и помогла в разгроме Белой армии. Особенно примечательно то, что почти все повстанцы были вооружены захваченными у врага оружием и боеприпасами. Координируя силы, достигавшие десятков тысяч, анархисты часто сражались на нескольких фронтах и меняли фронтовую тактику на партизанскую с гибкостью, недоступной регулярной армии. Несмотря на постоянное превосходство противника, они защищали свою землю несколько лет. В двух решающих битвах под Перегоновкой и Перекопом махновская милиция разгромила большую белую армию, которую обеспечивали западные правительства.
«Исключительная мобильность и набор хитрых трюков составляли основу тактики Махно. Верхом и на тачанках с пулеметами его люди стремительно носились по бескрайним степям между Днепром и Азовским морем. Они время от времени сливались в небольшую армию, мощными наскоками вселяя ужас в сердца своих противников. В то же время независимые партизанские отряды беспрекословно подчинялись командам Махно и воевали под его черным знаменем весьма успешно. Деревенские жители охотно снабжали его продовольствием и свежими лошадьми, что позволяло махновцам без труда покрывать по 60-80 километров в день. Они могли совершенно внезапно возникнуть там, где их меньше всего ждали, напасть на помещиков, разгромить военные гарнизоны и исчезнуть столь же стремительно, как и появились. … Когда преследователи загоняли махновцев в угол, они закапывали оружие, поодиночке возвращались в свои деревни, принимались за полевые работы и лишь ждали очередного сигнала, чтобы извлечь из земли другой мешок с оружием и совершить очередной неожиданный и дерзкий налет. По словам Виктора Сержа, бойцы Махно обладали “поистине эпическими способностями собираться и вступать в бой”».[149]
После того, как их предполагаемые союзники — большевики — попытались ввести бюрократический контроль над Южной Украиной, в то время как махновцы сражались на фронте, они успешно вели партизанскую войну против огромной Красной армии в течение двух лет при поддержке народа. Поражение украинских анархистов демонстрирует необходимость в более сильной международной солидарности. Если бы остальные восстания против большевиков были лучше скоординированы, то, возможно, у них не было бы возможности сконцентрировать столько мощи против анархистов на Украине — как и если бы либертарные социалисты в других странах распространяли новости о большевистских репрессиях вместо выступлений в поддержку Ленина. Антиавторитарное восстание способно защитить себя от правительства, против которого оно борется, и нескольких соседних правительств, но не против правительств всего мира. Глобальные репрессии должны быть встречены глобальным сопротивлением. К счастью, глобализация касается не только капитала, но и народных сетей; наша способность создавать международные движения и быстро действовать, проявляя солидарность с движением на другом конце света сильнее, чем когда-либо.
В некоторых частях доколониальной Африки анархистские сообщества веками были способны уживаться бок о бок с «хищными государствами», потому что ландшафт и технология способствовали «защитной тактике с помощью лука и стрел — самого «демократического» оружия ведения боя, когда-либо придуманного».[150] Семинольские[151] племена Флориды представляют собой вдохновляющий пример безгосударственного анархистского общества, существовавшего вопреки усилиям чрезвычайно сильного и технологически развитого соседнего государства, население которого было больше в тысячи раз по численности. Семинолы, что значит «беглецы», состояли из нескольких местных племен, в основном из Крики, спасающихся от геноцида в юго-восточной части территории, которую белые решили назвать Соединенными Штатами Америки. Семинолы включали в себя значительное число африканских рабов и даже несколько белых европейцев, бежавших от угнетающего общества Соединенных Штатов.
Открытость семинолов демонстрирует то, как коренные жители Америки относились к племенам и народам, — скорее, как к добровольным ассоциациям в рамках сообщества, нежели как к ограничивающим этническим/наследственным категориям, предполагаемым западной цивилизацией. Семинолы называют себя «непокоренным народом», потому что они так и не подписали мирный договор с колонизаторами. Они выжили в ряде войн, начатых против них Соединенными Штатами, убив 1 500 солдат США и неизвестное количество ополченцев. Во вторую Семинольскую Войну с 1835 по 1842 гг. тысяча воинов семинолов использовали в Эверглейдсе партизанскую тактику с сокрушающим эффектом, несмотря на то, что им противостояли 9 000 профессиональных хорошо оснащенных солдат. Война стоила правительству США 20 миллионов долларов — огромная сумма для того времени. К концу войны правительство США смогло изгнать большую часть семинолов в Оклахому, но прекратило попытки захватить оставшиеся группы, которые так никогда и не сдались и продолжали жить свободно от правительства на протяжении десятилетий.
Мапуче — большая группа коренных жителей территории, занятой на данный момент Чили и Аргентиной. Традиционно они принимали решения консенсусом и имели минимум иерархии. Отсутствие какого-либо государственного аппарата не помешало им защитить самих себя. Еще до европейского вторжения они успешно защищали себя от своих иерархических соседей инков, которые по европейским стандартам были куда более развитыми. Во время испанских завоеваний инки быстро пали, но земли мапуче стали известны как «испанское кладбище». После того, как мапуче победили конкистадоров в серии войн, растянувшихся на сотни лет, Испания подписала Киллинский договор, признав независимость их народа и свое поражение в их завоевании. Независимость мапуче была признана в еще 28 последующих договорах.
В войне против Испании мапуче объединялись под предводительством избираемых военных лидеров (Taqui, или «носители топора»). В отличие от военных, группы мапуче сохраняли автономию и сражались добровольно, а не по принуждению. Это отсутствие иерархии и принуждения оказалось военным преимуществом мапуче. По всей Америке иерархически ориентированные коренные народы, вроде инков и ацтеков, сдавались после потери лидера или столицы. Они были также ослаблены атаками со стороны мстящих врагов, которых они нажили, завоевывая соседние племена еще до прибытия европейцев. Анархистские коренные группы в основном были наиболее приспособлены к ведению повстанческой борьбы против захватчиков.
В 1860-1865 гг. на мапуче нападали и пытались «усмирить» чилийское и аргентинское государства — геноцид, унесший сотни тысяч жизней. Захватчики начали процесс искоренения языка мапуче и христианизации завоеванных людей. Но сопротивление мапуче продолжилось, и благодаря этому несколько сообществ мапуче сегодня наслаждаются определенной степенью автономии. Их сопротивление остается угрозой чилийскому государству; на момент написания книги некоторые мапуче находились в тюрьмах, будучи арестованными на основе антитеррористических законов, принятых в эру Пиночета, за нападения на лесные плантации и медные рудники, которые уничтожали плодородную землю.
Ожесточенное сопротивление коренных жителей не было единственным барьером на пути колониализма. Феномен насильственного переправления ресурсов из Америки в Европу породил долгую и гордую традицию грабежа, сеявшего страх в сердцах торговцев, перевозивших золото и рабов. Такие писатели, как Даниель Дефо и Питер Ламборн Уилсон, изображали пиратство как борьбу с христианским миром, капитализмом и его предшественниками — меркантилизмом и государством. Пиратские республики представляли постоянную угрозу сложившемуся порядку — нарушители глобального колониального грабежа, подстрекатели восстаний рабов, беженцы, к которым могли убежать низшие классы и начать войну против своих формальных хозяев. В пиратской республике Сале, вблизи нынешней столицы Марокко, была использована представительская демократия за столетие до Французской революции. На Карибах многие из беглецов присоединились к остаткам коренных сообществ и приняли их эгалитарные структуры. Этот социальный класс пиратов также во многом состоял из протоанархистских социальных революционеров, таких как левеллеры, диггеры и рантеры, изгнанных из английских исправительных колоний в Новый Мир. Многие пиратские капитаны избирались и могли быть отозваны в любой момент.
«Власти обычно были шокированы их либертарными тенденциями; голландский губернатор Маврикии встретил пиратский экипаж и так прокомментировал это: «Каждый имел право высказываться не меньше, чем капитан, и каждый носил свое оружие у себя за пазухой». Подобное сильно угрожало порядку европейского общества, где огнестрельное оружие было привилегией высшего класса, и сильно контрастировало с торговыми кораблями, где все, что можно было использовать как оружие, хранилось под замком, а также и с военно-морским флотом, где основной целью морской пехоты на военных кораблях было удержание экипажа на своих местах»[152].
Пиратские сообщества также культивировали и большее гендерное равенство, а часть пиратских капитанов были женщинами. Многие пираты считали себя Робин Гудами, и лишь немногие относили себя к какому-либо государству. В то время, как одни пираты вовлекались в стратегию меркантилизма, продавая украденные товары покупателям, готовым заплатить наибольшую цену, или даже участвуя в работорговле, другие пираты составили раннюю силу аболиционизма, помогая восстаниям рабов и привлекая многих бывших рабов. Власти колоний Северной Америки, таких как Вирджиния, были обеспокоены связью между пиратством и восстаниями рабов. Страх побега рабов к пиратам и грабежа своих бывших хозяев, а также межрасовых восстаний побудил колониальные власти к принятию законов, наказывающих межрасовые связи. Эти законы были первыми юридическими попытками институциализации сегрегации и распространения расизма среди белого простонародья.
По всем Карибам и остальному миру освобожденные пиратские анклавы процветали годами, хотя их существование и покрыто пеленой тайны. Факт того, что эти пиратские сообщества были широко распространены и долгое время доставляли проблемы империалистическим силам, и то, что многие из них были шокирующе либертарны, задокументирован, но достаточной информации нет, так как пираты существовали в состоянии войны с теми, кто записывал историю. Само существование самой хорошо описанной пиратской утопии, честной республики Либерталии, или, в альтернативных источниках, Либертатии, ставится под сомнение. Многие эпизоды ее истории признаны выдумкой, но некоторые считают, что и сама Либертатия была выдумкой, в то время как другие думают, что ее легендарный создатель капитан Джеймс Миссон был легендой, а само поселение существовало.[153]
Разрастающиеся флоты Великобритании и Соединенных Штатов, в конце концов, уничтожили пиратство в XIX веке, но в XVII и XVIII веках пиратство представляло собой сильное безгосударственное общество, которое вело войну против империализма и правительства и вдохновило тысячи людей освободиться в те времена, когда западная цивилизация превзошла все предыдущие формы варварства в мировой истории.