ЧЕЧЕНСКИЕ ВАРИАЦИИ
ЧЕЧЕНСКИЕ ВАРИАЦИИ
Тогда, в первую неделю декабря 1994 г., не отрываясь от экрана телевизора, расширенными от неверия глазами я смотрела на движущиеся колонны и в голове была одна мысль: «Ошибка!». Она казалась настолько очевидной, что не верилось, как это не понимают в Москве. Когда начались бомбежки, вывод — «ошибка» сменился характеристикой действий власти: «преступление».
«Остановить войну!» — стало единственной мыслью и мотивом действий. И снова я металась в одиночестве. Спорила в городской Думе, в нервном срыве обвиняя всех присутствующих в мужском хищничестве. Сидя за столами в зале заседаний, казаки плотоядно «точили пики». Мэр тоже рассказывал мне, какие жестокие чеченцы — он жил в Грозном и совсем недавно вывез оттуда своих родственников. О зверствах боевиков с болью говорили и приезжавшие на Дон за помощью терские, кубанские казаки. В нашем споре я снова слышала высокомерное: «Женщина!».
В первые дни ввода войск в Ингушетии побывали глава Думы и атаман Новочеркасска Юрий Дьяков и атаман станицы Верхней, влиятельный в казачьей и деловой среде Геннадий Недвигин со своим помощником Анатолием Болтенко. Ездил на эту «разведку» и оператор Сергей Сосницкий. Страху ребята натерпелись достаточно. Они быстро поняли, что попали в раскручивающуюся мясорубку войны. Дьяков рассказывал потом, что на одном из митингов его пытались поставить к микрофону: «Расскажи, как в Новочеркасск вводили танки, стреляли в людей!».
Понимая эту параллель, я пыталась что-то предпринять. Просилась в газете, чтобы меня направили как корреспондента, пыталась уцепиться за отъезжающих в Чечню военных дивизии «Дон», ходила на прием к мэру, обращалась в правозащитные организации. Писала. В декабре эти публикации были единственными в городе. Никто еще не знал, какую реакцию надо демонстрировать. Не буду пересказывать заметку в «Новочеркасских ведомостях» от 23 декабря 1994 г. под названием: «Кровь людская — не водица». Процитирую некоторые абзацы.
«Жизнь бесценна. Обесценена жизнь. Помимо ставших уже обыденными страхов — драки, грабежи, насилие, катастрофы — жизни массово уносит война, негаснущий огонь которой мечется по стране. Сейчас «сухие дрова» и порох взметнули пламя в Чечне.
…. Нарастает возмущение-досада «неуклюжими», мягко говоря, действиями руководства страны. Год назад кровью подавили Белый дом, сегодня — Чечню, чьи гордость и свободолюбие вскормлены вековыми традициями и обычаями. Естественный вопрос: зачем до этого доводить? Неужели нельзя было по-другому и раньше решать проблемы? И что, везде у нас уже порядок, что надо за Чечню браться? Разве в ней загвоздка всех наших бед? Со своей (московской, ростовской и т. п.) мафией справились? Что-то уж больно похожа эта заострившаяся проблема на дымовую завесу.
… Грешки и черты характера сильных мира сего -вот, зачастую, подлинные причины многого. Ну, а война — это просто результат мужской психологии. Многие закомплексованные мундиры реализуют себя в таких силовых проявлениях. Им еще и потому легче убивать, что они не рожали. Но такова у нас сейчас власть — к пиджакам прибавились мундиры.
Кому выгодно? Ответ на этот вопрос, как говорили древние, приближает к истине. Но она далека и скрыта от нас, простых смертных. Приходит ощущение, что мы пешки и бессильны что-либо изменить. Каким-то камуфляжем выглядит вся народно-представительная власть, прикрытая неуважаемой Конституцией и обветшалыми демократическими лозунгами».
Нашлись единомышленники. После Нового года мы подготовили митинг протеста. Против войны выступили люди, для которых первой из всех идеологий является гуманизм. 15 января мы встали на Соборной площади, у Ермака, кружком: демократы, коммунисты, ученые, рабочие и пенсионеры. Я публично отказалась от Ельцина. Наше мнение было единым: «Остановить войну!».
Уже приходили первые гробы. В госпитале Новочеркасска лежали контуженные, раненые мальчики. 10 января солдат навестил губернатор области Владимир Чуб. Его сопровождали журналисты. Мы с Ириной Мардарь, оторвавшись от основной группы, пошли по палатам. 19-летние ребята рассказали, что ехали «защищать Россию», получали банку тушенки в день, попадали под свои бомбы. Сначала приказа стрелять не было, не приученные к засадам, не зная местности, гибли. А потом вот так освобождали деревни:
Алексей:
— Тактика такая: перед деревней занимаем оборону и ждем, когда стемнеет. Знаем еще с учебки, что ночь — друг десантника. Правда, наши приборы ночного видения не работали. Затем из орудий «накрываем» деревню.
— Всю? И как вы отделяете боевиков от мирных жителей?
— А никак. Это одно и то же. А потом входим в деревню и видим куски мяса вокруг. Пропустили один раз «Жигуленок» с белым флажком на антенне, в окне увидели женщину. А потом оттуда в нас полетела автоматная очередь.
«Мы породили волков — сказал в 1995 г. Александр Лебедь. — Они будут долго мстить».
Мстить клялись и наши воины, терявшие друзей на каждом шагу. Чечня «переплюнула» Афганистан по ужасу и зверствам, показала преступную глупость высших военачальников. Чего стоит новогодняя операция в Грозном! Надеялись колонной танков захватить город и сделать подарок министру обороны Грачеву в день его рождения? Да и он, видно, хотел выполнить обещание Президенту: «В две недели наведем порядок!». И полетел груз 200 по городам и весям России-матушки, а кого не знали куда отправить — привозили в Ростов-на-Дону, в уже знакомую нам СМЛ-124.
В большинстве случаев правильнее сказать, не кого привозили, а что. Обугленные останки, изъеденные собаками трупы, покореженные, изуродованные тела. Их сначала, зимой 95-го, держали в палатках на территории госпиталя. На бетонном полу, присыпанные и промерзшие, лежали эти пронумерованные «колосья» смертельной жатвы войны. Поначалу для опознания в палатки запускали родственников. Двигаясь вдоль рядов, по особым, им ведомым приметам, родители должны были опознать сына. У какой матери остался целым рассудок после этого? Уже позже стали детально снимать на видеопленку эти останки и предъявлять к опознанию на экране телевизора. Операторов наградили, но приходить им в себя после таких съемок приходилось долго.
Всегда в черном морском мундире, стройный, интересный мужчина, возглавив экспертную группу лаборатории, и лицом почернел Владимир Щербаков. Почернели и ушли в бездну его глаза, руки не выпускали сигарету, лицо утратило улыбку. Таким видела я его летом и осенью 1996 г., когда работала над телефильмом «Имя твое». В него вошли кадры страшной видеотеки судмедэкспертизы, хроника боев в Грозном. О последних боевых операциях нам рассказывали бойцы, привозившие в эти дни груз 200, застывали в горе приезжавшие за родными гробами матери и отцы погибших ребят.
Основой этого двухсерийного фильма стала работа экспертов. Война предоставила обильный материал, в лаборатории рождались новые методы идентификации — по отпечаткам рук, ног в сравнении их с родственниками, по черепным точкам и компьютерному их анализу, по грудной клетке, по различным биологическим и наследственным признакам. Использовались и первичные данные из воинских частей, большое значение имели личные предметы на теле — кресты, амулеты, сувениры. Напомню, в лабораторию в основном, попадали трупы, трудно поддающиеся идентификации. Многие тела долгое время хранились неопознанными, и лишь в 2000 г. их предали земле.
Через эту цепочку смерти пришлось пройти и моей подруге. Она родом из Сибири. Призванный из Тюменской области ее племянник, темноволосый богатырь, служил в 131-й Майкопской дивизии. Мать заволновалась, когда перестали приходить от него вести, а потом сообщили: пропал. Ходила-искала. Уже тогда начинали образовываться и действовать поисковые женские организации. Приезжала она в Моздок, Ростов-на-Дону, Новочеркасск. Уезжала к семье, снова возвращалась. И все сходилось к тому, что надо искать в этих самых палатках.
Туда и ездила Альбина, тетя солдата, нянчившая его в детстве и хорошо его знавшая. Встречаясь с пей в эти дни, я видела в ее светлых глазах нарастающую черноту. Она скупо рассказывала об увиденном, но одного, под № 33, особо отметила. Весь изъеденный собаками до неузнаваемости, только и остались ноги в сапогах, да кружка алюминиевая рядом стояла…
Долго не находила Альбина своего родненького Сашку, но потом эксперты получили дополнительные материалы и среди всех останков предложили еще раз осмотреть того, от которого упорно отворачивалась, — № 33- Сняли сапоги. Его ноги маленькие — 39-й размер, относительно роста — 190 см. Потом знакомо-узнанной стала и привычно сжатая кисть руки. Зубная формула и другие данные подтвердили — он.
В сопровождении, на военных самолетах, сама перевезла племянника в Сибирь, к месту последнего успокоения… И это уже какая-то отрада для безутешной матери — могилка сына, к которой можно прийти и как бы встретиться с ним. Это очень много значит. Мы убедились в этом, когда видели молящие глаза жен и матерей погибших в том, уже далеком, 1962 г. «Найдите останки наших родных, пусть они успокоятся в земле, по-христиански, по-человечески» — такое вот похожее, повторяющееся желание. Желание обреченных вечно помнить…
Экспертам не хватало элементарного: компьютеров, техники, помещений, персонала. И только через три года Государственная Дума России приняла специальное Постановление о выделении средств для организации этих работ в судмедлаборатории СКВО.
Война шла. Сводки с мест боев стали обычным делом. Там была мясорубка, но гробы развозили по всей необъятной стране, гибель не казалась массовой, картина размывалась. И по-прежнему трудно было понять — кто больший злодей. Остро, до умопомрачения, воспринимали войну те, кто видел все сам. Среди таких свидетелей были и журналисты. Военные старались ограничить проникновение на войну пишущей и снимающей братии.
Правда же о неготовности армии к этой операции, о промахах и просчетах дискредитировала военное руководство. Как дымчатый шлейф, слетал с России флер демократичности и обнажалась все та же трусость авторитарной власти при фактическом безвластии.
Наверное, у каждой нации и религии есть свои законы, не очень понятные другим. Хотя мне всегда казалось, что подлость — понятие интернациональное. Думала, что люди Востока помнят зло, но и ценят добро. Всегда отмечала репортажи Елены Масюк из Чечни. Встречалась с ней летом 1996 г. в Москве. Она говорила, что после Чечни поедет в Таджикистан. Профессиональное чутье на темы, бесстрашие, и отсюда, наверное, некоторая жесткость и требовательность в ней чувствовались. Не каждого оператора она брала с собой, не каждый мог ее вытерпеть. К возмущению, когда стало известно, что их группу похитили в Чечне, чтобы затребовать выкуп, сразу добавилось и ощущение тошноты, что бывает у меня, когда сталкиваюсь с подлостью. Это своеобразная смесь отвращения, презрения и стыда за совершивших недостойное, и жалости к ним же за их такой уровень и удел.
С каждым годом сребреники становятся самой популярной монетой и мерилом всего и вся. И падает в восприятии сознания образ кавказца как человека чести. К сожалению, мусульманская идеология не считает грехом обман «неверных». Допускаются и другие действия, табуированные в европейских странах посредством цивилизации. А может, мы просто не понимаем друг друга.
Странно получается: чтобы нормально общаться, мы выучиваем язык партнера, тогда как культуру и нормы общения пытаемся навязать свои. Так, впрочем, и нас пытаются учить. А ведь известно; «Не лезь со своим уставом в чужой монастырь». Впрочем, русские восприимчивы и долготерпеливы. Этому учит и христианская мораль. Так и терпим, и подставляем щеки, пока уж совсем не размазались и не стали питательной массой для всех и всяких, теряя собственное национальное достоинство и элементарно вырождаясь. «Нас много, территория большая, мы мирные» — так думали и не держались друг за друга. Россия стала каким-то вселенским полигоном, на котором в революциях и войнах испробовались пути развития человеческой цивилизации и в страданиях создавалось поле для ростков новой эры духа.