ЛАБОРАТОРИЯ

ЛАБОРАТОРИЯ

Исследовали останки погибших новочеркассцев, в основном, Валерий Ракитин и Юрий Ермаков. Владимир Щербаков, впоследствии плотно «севший» на чеченский урожай смерти, занимался криминалистической экспертизой. В захоронениях были найдены предметы, которые необходимо было исследовать и «расшифровать» — остатки одежды, расчески, обувь, склеившиеся документы, монета, пробитая пулей, и сами пули.

К сожалению, экспертиза проводилась только в рамках поставленных следствием вопросов. И если прокурорская проверка Третецкого в 1990-1991 гг. ставила целью определить правомерность применения оружия и накануне 29-й годовщины расстрела Генеральная прокуратура заключила, что оружие применено правомерно, отказав в возбуждении дела, то открытое по нашей инициативе уголовное дело, вроде бы рассматривая весь комплекс вопросов, все равно ограничивало их действиями армейских подразделений. Остались нерасшифрованными секретные группы, осуществлявшие «черную» оперативную работу и, самое главное, стрелявшие с тайных мест на поражение. И короткими абзацами в Постановлении по завершению дела было зафиксировано, что «каких-либо костно-травматических изменений, причиненных пулями специального назначения (так называемыми разрывными пулями с оголенным сердечником, трассирующими, бронебойными, зажигательными) не выявлено». Очень лукаво звучит этот вывод, которому противоречат многочисленные свидетельства участников событий и врачей, фиксировавших страшные раны.

Тамара Стоянова, хирург:

Ранения, по моему мнению, были нанесены разрывными пулями, осколки которых находились в брюшной полости, в мягких тканях, конечностях. Я сообщила об этом главному врачу больницы.

В этой связи нелепо выглядит аргумент следствия: «По сообщениям Главного ракетно-артиллерийского Министерства обороны РФ, патроны с разрывными пулями, как запрещенные международными конвенциями, к боевому применению, на вооружение Советской Армии не принимались». Отсюда делается вывод, что на площади по людям разрывными пулями не стреляли. Армия, возможно, и не стреляла, но ведь установлено, что стрельба велась из пулеметов, снайперского и другого оружия из различных мест. Неразрешенные — это не значит неиспользуемые. Вывод следствия выглядит укрывательством подлинных исполнителей приказа на убийство.

Интересными по траектории поражения являются множественные ранения в нижние конечности и ранение в пятку (добивали уползавших?). В связи с этими вопросами, оставшимися без ответа, становится понятным, что изоляция нас от материалов дела была обусловлена интересами «чести мундира» армейского или с совершенно другими нашивками.

Но, вспоминая работу судмедэкспертов 124-й лаборатории, хочется оценить их малоизвестный, специфический труд.

Смертность в армии — скрытая информация. И в совсем мирное время она есть. На массовых учениях допускается определенный процент. Свою дань собирает «дедовщина». Добровольно уходят из жизни влюбленные юнцы, бывают случайные смерти и многочисленные ранения, травмы. Военные судмедэсперты необходимы и для следствия по воинским преступлениям. Работы всегда хватало, а маленькая лаборатория целого округа, с двумя десятками человек со всем обслуживающим персоналом, ютилась в тесных комнатках старинного особняка в центре Ростова-наДону.

Наша экспертиза шла ни шатко ни валко, и уж совсем не так, как нам хотелось. Никакой дополнительной и, тем более, ультрасовременной техники, как мне обещали в Москве, специалистам дано не было. Большой практики исследований по одним старым костям эксперты, привыкшие работать со «свежими» трупами, не имели. Стесненные условия лаборатории и нехватка специалистов также сказывались на темпах работы. И уже со второй половины 1992 г. стало ощущаться дыхание войны, полыхавшей то в Приднестровье, то в Абхазии, то уж в совсем недалеких Чечне и Ингушетии. Увеличилось количество вроде бы обычных смертей: самострелов, убийств и самоубийств, несчастных случаев и других печальных трофеев, регулярно собираемых смертью в военной жизни, и без войны.

Нагрузка на лабораторию возрастала, а надежд, что дадут хотя бы компьютеры для проведения идентификации, было мало. Приходилось неоднократно обращаться в Генеральную прокуратуру. Но в ней тоже началась череда смен прокуроров. Вместо Степанкова был назначен скромный Казанник, затем его сменил непробиваемый Ильюшенко, на смену которому пришел загадочно-мрачный, как и его фамилия, Скуратов.

Официально соотносясь с руководителем лаборатории Глинским, мы дружески-человечески общались со Щербаковым, Ермаковым, Ракитиным. Мы были связаны, грубо говоря, одними «костями», одним делом, и не предполагали, что эта связь продлится и позже, показавшись новым ликом смерти.