Глава 1 РОМАНОВСКИЙ БУМ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 1

РОМАНОВСКИЙ БУМ

В ночь с 16 на 17 июля 1918 года домашний врач бывшего русского царя, уже два с лишним месяца заключенного в Дом особого назначения в Екатеринбурге, разбудил пациентов – семью императора и его слуг, разделивших тюремную судьбу хозяина, – и передал просьбу коменданта тюрьмы: ожидается нападение вооруженных анархистов, узников просят спуститься с верхнего этажа вниз, где их легче охранить от покушения. Романовы и слуги вошли в приготовленную комнату в полуподвале, где 11 чекистов, сотрудников тайной политической полиции, открыли по ним огонь из револьверов. Царя убили мгновенно, наповал, царица успела перекреститься. Той же ночью 11 трупов были вывезены в неизвестном направлении. Через неделю в город вошли антибольшевистские войска, обнаружили следы совершенного преступления и с 1 августа начали следствие по делу об убийстве и ограблении августейшей семьи Романовых (ценное имущество было похищено убийцами).

Истребление старшей ветви царствовавшей свыше 300 лет династии не вызвало в России почти никакого общественного отклика: несколько сот монархистов отслужили молебен за упокой душ убиенных на освобожденной от большевиков территории Дона, генерал Михаил Алексеев, вождь белого движения, поплакал там же, в церкви, вспоминая, как уговаривал покойного царя отречься от престола

Не торопитесь, однако, обвинять русское общество или народ в особом жестокосердии: к этому времени Россия схоронила на фронтах мировой войны около двух миллионов военнослужащих и уже бушевала гражданская война с ее, в финале, 11-ю миллионами жертв, погибших в боях, от голода, эпидемий, карательных акций (плюс миллион, как минимум, русских людей эмигрировал из отечества). Убийство почти всех Романовых показалось россиянам ничтожной песчинкой в тайфуне революций и войн, накрывшем тогда Россию, «дыру на карте Европы» (так назвал ее Герберт Уэллс)…

Первое десятилетие в бывшей империи Романовых еще вспоминали о екатеринбургском расстреле. Но к «юбилейной» 10-й годовщине возник вопрос об издании сборника исторических документов, и тогда-то великий узурпатор во френче и сапогах высказался про любую публикацию о гибели законного монарха: «Ничего не писать. И вообще помалкивать». На 45 лет письменные воспоминания о преступлении словно испарились на территории Советского Союза.

Зато цареубийство и все, связанное с ним, оказало судьбоносное влияние на историю сопредельных с Россией стран Европы.

Среди вещей, не тронутых убийцами в комнатах царской семьи, следователи нашли книгу, читанную царицей незадолго до смерти, – «Великое в малом» Сергея Нилуса. В ее текст были вставлены «Протоколы сионских мудрецов», якобы секретные решения тайных вождей мирового еврейства, собравшихся в Базеле в середине 90-х годов девятнадцатого века. Наряду с постройкой подземных переходов к главным правительственным зданиям мировых столиц (будущего метрополитена им. Лазаря Кагановича!) и осуществления коварной свободы печати для расшатывания органических основ европейских народов эти «мудрецы»-заговорщики, оказалось, задумали истребить царствующие династии Европы!

К 1918 году «Протоколы» вышли в свет уже в шестой раз (у царицы хранилось четвертое издание, 1911 года). Но только после убийства Романовых они проникли в толщу всемирного читательского интереса. Книга Нилуса, подкрепленная отныне екатеринбургским цареубийством, превратилась в своеобразную улику, в доказательство реальности «жидо-масонского плана истребления монархий и порабощения народов».

Красавец в адмиральском мундире, с золотым кортиком «За храбрость», объявленный вскоре после гибели царя Верховным правителем России, Александр Колчак не расставался с экземпляром книги, найденной в царской комнате, вплоть до своей гибели от пули чекистов. Ее же случайно раскрыл в провинциальной библиотеке студент, родом из прибалтийских немцев, и понял: здесь, на этих страницах, а вовсе не в большевистских декретах изложена правда о мировой революции!

Вскоре молодой немец переехал в фатерланд, в подавленную, деморализованную военным крахом Германию. Четыре предыдущих года ее народ шел от победы к победе, от Марны на западе до Дона на востоке, от Капоретто в Италии до Бухареста в Румынии, и внезапно Германия оказалась полностью разгромленной. Сознание воинственного и трудолюбивого народа не в силах было примириться с тем, что великие его жертвы и усилия оказались бессмысленными, что уже в 1914 году, когда французы отступали к Парижу, а русские задыхались в смертельных клещах фон Гинденбурга, германская армия стратегически была обречена на поражение Нет! Проиграла Германия войну только потому, что ей воткнули штык в спину заговорщики-предатели, евреи и масоны. В мозги и души ее народа истерически-настойчиво вливали яд из той же книжки, найденной в екатеринбургской царской спальне. Особенно активно отравлял сознание тот студент из России, – Альфред Розенберг, что сделался теперь «уполномоченным по идеологии» новой политической партии – национал-социалистской рабочей, НСДАП.

«Прочитайте-ка еврейские протоколы, господа, добытые русской разведкой в Париже, – вы ведь знаете, какие мастера своего дела служили в Департаменте государственной полиции, они все могли узнать, ВЕЛИКИЕ РУССКИЕ РАЗВЕДЧИКИ! А кто не верит этому документу, пусть вспомнит судьбу убитых Романовых, а вслед за ними согнанных с тронов Гогенцоллеров и Габсбургов Не сионские мудрецы это сделали, а большевики и либералы? Какие, спрашивается? Троцкий, он же Бронштейн? Каменев, он же Розенфельд? Зиновьев, он же Радомысльский? Керенский, он же Гельфман? Ленин, он же Ульянов? Роза Люксембург и Евгений Левинэ, оба засланные к нам из России и действовавшие на деньги Ганецкого (Фюрстенберга), а в Берлине им помогал один из трехсот тайных мудрецов – наш рейхсминистр Вальтер фон Ратенау…»

Пока Розенберга в числе прочих мифоманов гитлеризма повесили в Нюрнберге, десятки миллионов европейцев успели заплатить жизнями за эти идеи в сражениях и концлагерях 30-40-х годов.

«Тут мы подходим к самому интересному моменту, – писала крупнейший политолог XX века Ханна Арендт. – Евреи оказались в центре внимания нацистской идеологии еще до того, как превратились в главную жертву террора современности. А идеология, желавшая убеждать и мобилизовать немецкий народ, не могла выбрать себе объект жертвы наудачу. Такая очевидная фальшивка, как «Протоколы сионских мудрецов» могла лечь в фундамент политического движения только если она вызывала у людей доверие».

«Наверно, ничто в то время так не способствовало развитию антисемитизма и распространению совершенной лжи «Протоколов сионских мудрецов» как екатеринбургская трагедия», – дополнил ее мысль американский историк Ричард Пайпс.

Но ведь все это дела давних, 20-х годов, не так ли?

В 1990 году главный раввин Румынии Меир Розен рассказал, наконец, журналистам о своем многолетнем общении с диктатором Чаушеску:

– Он верил в истинность «Протоколов сионских мудрецов», в то, что евреи тайно правят миром и способны устранить любого неугодного им правителя. Поэтому дал разрешение на эмиграцию румынских евреев в Израиль. Не раз мне удавалось использовать страх диктатора перед всесилием «сионских мудрецов», чтобы помогать евреям Румынии

Полвека подобные изгибы исторических судеб, связанные с «Протоколами» и цареубийством, фиксировались историками лишь за границами великой империи. В самой же России до начала

70-х гг. о любых подробностях цареубийства молчали. Глухо молчали. Но вот в 1973 году (как ответ на американский фильм «Николай и Александра») в ленинградской «Звезде» напечатали советскую версию гибели Романовых – документальную повесть Марка Касвинова «23 ступени вниз» (ее вспоминает Андрей Амальрик, в эпиграфе, предваряющем первую часть книги). Еще через несколько лет по всей стране разнеслись строки ленинградской поэтессы Нины Королевой, опубликованные в «Авроре»:

И в год, когда пламя металось

На знамени тонком,

В том городе не улыбалась

Царица с ребенком.

И я задыхаюсь в бессилье,

Спасти их не властна.

Причастна беде и насилью

И злобе причастна.

Редакцию журнала, естественно, наказали, но тема цареубийства и гибели империи будто вырвалась из-под крышки запертого Сталиным погреба. Что заставляло советское общество 70-х гг. пристально вглядываться и заново переоткрывать историю старинного преступления? Что сделало гибель Романовых одной из самых злободневных сегодняшних российских тем – в публицистике, документалистике, кино, театре?

Вот типичный рассказ о духовной дороге к исследованиям по теме цареубийства авторитетного советского историка профессора Генриха Иоффе:

«Прочитав книгу английского мемуариста и советолога Р. Пэйрса «Конец русской империи», а затем и другие книги, вышедшие на Западе, я уже не мог принять официальную точку зрения на то, что произошло в доме Ипатьева (домом Ипатьева, или Ипатьевским домом, по имени бывшего владельца, часто называют екатеринбургский ДОН – Дом особого назначения, тюрьму для Романовых. – М.Х.). Ужас Ипатьевского подвала нравственно потрясал Я смотрел на фотографию убитых царских детей и на фотографию семьи моего деда, сделанную заезжим фотографом еще в начале века в далеком белорусском селе. Снятые на ней пять сыновей, пять еврейских мальчиков, одетых в одинаковые русские рубашки-косоворотки, прошли потом через первую мировую войну, революцию, гражданскую, тридцать седьмой. И погибли все. Сколько было таких мальчиков?

Они шумели буйным лесом.

В них были вера и доверье,

Но их повыбило железом,

И леса нет, одни деревья.

Вставала, вырастала проблема: революция, контрреволюция и цена человеческой жизни, революция, контрреволюция и мораль. Но в те годы она была вне нашей историографии».

(Генрих Иоффе – из той группы советских историков, со взглядами которых в дальнейшем тексте мне придется полемизировать. Тем убедительнее в моих глазах выглядит эволюция его взглядов, тем типичнее.)

В 70-е годы советская империя находилась на вершине своего могущества: Ангола и Мозамбик, Вьетнам и Афганистан, Никарагуа и Сальвадор – этапы большого пути… Но в ту же эпоху все отчетливее осознавался Россией болезненный, гниющий характер национального бытия («А что будет? Запустение будет, вот что» – выразил в одном из лучших тогдашних очерков собственное предощущение будущего страны преуспевающий партработник).

В поисках спасения от остро пахнувшею запустения в России начали задумываться о судьбе империи, которую здесь однажды строили и довели до гибели.

Вот почему с началом духовно-нравственного возрождения русской нации, какой мне издали, из Израиля, видится сегодня перестройка, в Советском Союзе одновременно, как бы взрывообразно вздыбился «романовский бум», по ироническому определению английского журналиста, «громкий стук царских скелетов в русском шкафу». Самые популярные издания, выходившие миллионами экземпляров («Московские новости», «Огонек», «Родина») множество более специальных журналов («Слово», «Отчизна»), телепрограммы «Взгляд», «Пятое колесо», лучший театр страны (Малый) и десятки провинциальных газет и журналов постоянно напоминали читателям и зрителям подробности ушедшего в глубины истории расстрела в Екатеринбурге.

Вот несколько отобранных – по моему личному вкусу – картинок с этой перестроечной выставки.

1989 год. Распря встревожила православную церковь, новая распря. Одна из зарубежных ветвей православия, Карловацкая церковь, канонизировала как великомучеников семью последнего русского императора; московская же патриархия, при поддержке ряда зарубежных епископов, отказалась эту канонизацию признать. В принципе провозглашая «соборность», т е. как бы полную согласованность главных церковных решений, православная церковь на практике строится на монархическом принципе управления: рядовые клирики не имеют права оспаривать решений патриарха и Синода, как, скажем, уездные предводители дворянства некогда не смели ослушаться императорских или сенатских указов. Тем с большим удивлением корреспонденты многих газет описывали прошедшую 17 июля 1989 года в стенах Донского монастыря панихиду по «новым великомученикам», на которой присутствовало свыше двухсот человек:

«Несмотря на то, что патриарх Пимен не дал разрешения на проведение заупокойной службы, шесть священников согласились отслужить литию. Верующие принесли царские флаги, Библии, кресты и иконы с изображением Николая II. «Боже, царя храни», – неслось над стенами» («Русская мысль», 21.07.89 г.) В тот же день верующие собрались в Свердловске, бывшем Екатеринбурге, на том пустыре, где до 1967 года возвышался Дом особого назначения. «Мальчик кладет 11 роз, – описывал церемонию в журнале «Родина» Ю. Липатников (11 роз символизировали число убитых на этом месте людей). – Ему столько же лет, сколько было царевичу Алексею. Большинство в безмолвии. Только майор милиции непрерывно и оглушительно повторяет в мегафон: «Это мероприятие несанкционированное, расходитесь! «В руках у людей появляются горящие свечи… Все больше маленьких огней. Несколько человек держат перед собой самодельные хоругви, трехцветный национальный флаг. Звучит молитва. Майор подносит мегафон к лицу читающего молитву и глушит его приказом разойтись Вдруг из «коробочек» выскакивают крутоплечие спецназовцы и стали брать.»

А по другую сторону идеологических баррикад известный публицист и бывший государственный деятель (экс-председатель комиссии Верховного совета СССР по иностранным делам) Юрий Жуков призывал партию к отпору: «Абсурдна развернутая сейчас кампания за реабилитацию и возведение в ранг святых великомучеников Николая Кровавого и членов его семьи… Почему мы не противопоставим подобным выступлениям историческую правду о кровавом царе?»

И Жуков был отнюдь не одинок. «О действиях любого руководителя страны, будь он царь или король, история судит не по тому, кого он притеснял или казнил, а по тем действиям, которые сделали государство могущественным. Царь Петр казнил стрельцов, но по сравнению с тем, что было сделано им для образования Российской империи, это капля в море, и в этом была необходимость. При В. И. Ленине было расстреляно потомство царя, так что, мы должны рассматривать это как детоубийство? Нет. Все это необходимо рассматривать с государственной точки зрения, учитывая те обстоятельства, при которых совершались те или иные деяния, – написал историку, академику Самсонову, его читатель из Херсона Цитович. – Всякий, кто пытается осквернить и опорочить имя Сталина, есть человек близорукий, не понимающий значения обстановки».

«В подвале дома Ипатьева не только была расстреляна семья Романовых! Расстреляна была Россия! Я отдам свою 50-рублевую пенсию на памятник… На крови и лжи не может быть ни нравственности, ни здоровья нашей великомученицы-родины», – прислала письмо в «Медицинскую газету» Галина Виноградова (Орджоникидзе). «Сколько на Руси невостребованных прахов, безымянных могил! Но почему некоторых людей не волнуют ни декабристы, ни сотни тысяч невинных, расстрелянных в ЗО-е годы? Почему смерть последнего монарха так занимает сегодня просвещенные умы? – заочно возражает ей читатель из Казани Михаил Сидоров. – Французскому королю Людовику XVI и королеве Марии-Антуанетте отрубили головы на гильотине. Сейчас никто во Франции не поднимает вопроса о правомерности этого акта революционного возмездия. Зачем нам ворошить прошлое, закрытое самой историей?»

А вот факты, принадлежащие 1990 году. Генерал-майор юстиции В. Н. Васильев в «Военно-историческом журнале» («Ратоборце») возмущен, что «в настоящее время в печати и на телеэкране мелькают имена и лица детей Николая II, расстрелянных в годы гражданской войны демонстрируются их любимые игрушки, о которых и по нынешним временам не все дети могут мечтать.» По мнению генерала, это сторона «наспех отливаемой антисоветской медали членами, условно говоря, ПАТРИОТИЧЕСКОГО КЛУБА ИМЕНИ А. Д. САХАРОВА.» Ибо, продолжает он, члены антисоветского клуба не жалеют почему-то другого мальчика, пионера Павлика Морозова, «классово казненного собственным отцом» (здесь трудно удержаться и не напомнить военпрокурору, что, согласно канонической версии мифа о Павлике, сообщенной некогда мне как юному пионеру, Павлика убил не отец, а дед – за то, что Павлик доносом обрек на смерть собственного отца, сына этого деда Что касается неканонической версии писателя Юрия Дружникова, самостоятельно расследовавшего смерть Павлика, то лже-пионера убил местный гепеушник с провокационной целью обвинить мужиков в терроре и, запугав этим, заставить вступить в колхоз.)

По центральному телевидению передают интервью с лидером патриотического фронта «Память» Дм. Васильевым. Иллюстрируя кинодокументами программу своего движения, круглолицый человек в черном кителе и черных сапогах крутит кадры, запечатлевшие митинг «памятников» в крупнейшем кинотеатре столицы, где демонстрировался фильм «Падшие династии Романовых. Милиционеру, преградившему дорогу на „несанкционированное сборище“, Васильев кричал: «Мы что, не имеем права почтить наших мучеников? Сначала их убили, на куски разрезали, тела сожгли, а мы и помянуть не смей?! «Милиционер ретировался…

Через некоторое время в этом же кинотеатре провели «закрытый» просмотр фильма популярного либерального режиссера и журналиста, антипода Дм. Васильева, – Станислава Говорухина – «Так жить нельзя». Тема – невероятный рост преступности в сегодняшнем СССР, фильм, следовательно, не был историческим. Но начиналась лента с фотографий убитых членов царской семьи и вслед за произносимыми именами назывался способ казни: «расстрелян»,» заколот штыком» «Никто не ответил за это преступление, – читал голос за кадром. Безнаказанность за совершенные преступления стала нормой нашего общества» – и следовал вывод, объяснявший зрителям почему давнее преступление так волнует сегодняшнюю Россию: оно явилось «прологом чудовищных злодеяний геноцида, массовых убийств разрушения экономики и культуры, растления народа».

Теперь, ответив, кажется, на вопрос, почему история стариного преступления так сверхактуально звучит в России в эпоху 80-90-х гг., я должен объяснить еще одно, на этот раз личное обстоятельство: «Что ему Гекуба?», то есть почему исследователь-еврей из Иерусалима решил заняться «русским делом», работая вдобавок вдали от архивов, от места действия, лишенный возможности хоть о чем-то расспросить свидетелей.

В оправдание скажу: из моря книг, трактовок, версий я выбирал лишь тот пласт цареубийства, который непосредственно касался истории моего, еврейского народа. Как раз первая часть предлагаемой вам книги и посвящена тому, что «высоким штилем» называют в науке: «Обоснование темы сочинения». Началась моя работа над текстом в тот декабрьский день 1988 года, когда в архиве Иерусалимского университета мне удалось наткнуться на неизвестную рукопись замечательного ученого, человека с удивительной, даже для XX века, судьбой.