Глава XIV Смутное время

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава XIV

Смутное время

1

Дальнейшие годы явились весьма бурными и насыщенными различными внутри и внешнеполитическими событиями. Они были связаны в основном с неудержной гонкой вооружений в Германии и попустительством ей в этом других западных держав, активизацией подрывной и террористической деятельности “правотроцкистского блока” и судебными процессами над его лидерами и заговорщиками.

И.В.Сталин внимательно следил за всеми этими событиями, призывал советский народ и партию к бдительности и дальнейшему усилению оборонной мощи и государственной безопасности страны. Сводки сообщений разведки и контрразведки ежедневно свидетельствовали о накале страстей в политическом мире и диверсионных акциях в советской экономике.

Вот и сегодня ему бросилось в глаза краткое сообщение газеты “Нью-Йорк Геральд Трибюн” от 11 ноября 1935 года о том, что премьер-министр и министр иностранных дел Франции Пьер Лаваль, являющийся решительным сторонником соглашения между французской третьей республикой и нацистской “третьей империей”, готов порвать подписанный им, но еще не ратифицированный французским парламентом франко-советский пакт, чтобы заключить с Германией соглашение, по которому гитлеровский режим гарантировал бы восточные границы Франции в обмен на полную свободу действий в Клайпедской области и на Украине.

Иосиф Виссарионович заметил себе, что Лаваль, Болдуин и Саймон только в течение 1935 года сделали слишком много уступок Гитлеру и Риббентропу и, заигрывая с ними, всячески стремились направить усилия германской военной машины на восток, против Советского Союза.

Так, в феврале этого года в результате переговоров между премьер-министром Франции П.Лавалем и министром иностранных дел Великобритании Джонсом Саймоном английское и французское правительства согласились освободить фашистскую Германию от ряда ограничений по военным статьям Версальского договора.

Это явно говорило о их поддержке программы вооружений Германии, и делался расчет на то, что ее военная машина будет направлена на восток. В то же время Франция после плебисцита, проходившего в обстановке разнузданной нацистской пропаганды, вынуждена была передать Германии Саарскую область с ее богатейшим угольным бассейном.

Такое попустительство развязывало руки правительству “третьей империи”, которое в марте денонсировало Версальский договор и ввело в стране всеобщую воинскую повинность, а вскоре объявило о создании своих военно-воздушных сил.

По англо-германскому соглашению от 18 июня 1935 года Германии было предоставлено право создания нового военно-морского флота с подводным тоннажем, равным тоннажу Великобритании. Все это красноречиво свидетельствовало о возрождении германского милитаризма и усилении его военного потенциала, что давало возможность, в свою очередь, поднять голову внутренней реакции в странах Европы и японской военщине на востоке, которая не раз уже совершала “пробные” налеты на советскую территорию.

Особенно Сталина настораживало поведение Лаваля спустя полгода после подписания 2 мая 1935 года пакта о взаимопомощи с Францией. Подобный пакт 16 мая был подписан и с Чехословакией. Оба эти договора явились результатом политики коллективной безопасности, которую Советский Союз проводил в Лиге Наций и призывал к этому другие страны перед лицом угрозы фашистской агрессии.

Внутренние события также ничего не говорили о хорошем. Просматривая сводки, Сталин обратил внимание на частые крушения поездов с большими людскими жертвами и материальным ущербом. Только в октябре на Южно-Уральской железной дороге имело место несколько крупных крушений. Слишком много было пожаров на угольных шахтах, и особенно на Прокопьевском руднике.

Вдобавок на многих шахтах резко упала добыча угля. Аварии на основных объектах промышленности стали частым явлением: на Горловском заводе — три. Невском — две, на Вознесенском химическом комбинате — одна. Кроме того, важные объекты, стало правилом, вводились в эксплуатацию со значительным запозданием. Срывались хлебозаготовки, имел место большой падеж скота, особенно конского поголовья в Белоруссии и Восточной Сибири.

Во всем этом Сталин улавливал явное предательство, диверсии против Советской власти и социалистической экономики. Он был уверен, что это дело рук враждебно настроенных элементов, связанных с Троцким и оппозицией, но нигде пока не находил этому убедительных доказательств.

Это еще раз навело его на мысль, что необходимо по линии местных партийных и советских органов, а также НКВД усилить работу по выявлению причин и предотвращению роста аварий и других ущербных явлений на транспорте, в угольной и других отраслях промышленности. Да и “шахтинское дело” 1928 года говорило о том, что такие дела в экономике не случайность.

Иосиф Виссарионович подумал о Кирове. Прошло уже около года, а расследование по его делу еще не завершено. Осуждены Каменев и Зиновьев, но следствие не дошло до корней злодейского убийства. Это был серьезный удар по руководству партии и государства, и останавливаться на полпути в расследовании этого политического и террористического акта — значит расписаться в своей слабости перед врагом. За Кирова партия должна ответить не менее сильным ударом по врагу.

Такой ход мысли привел Сталина к тому, что он решил потребовать от Ежова, секретаря ЦК ВКП(б), ответственного за работу НКВД и Ягоды, как непосредственного исполнителя, ускорения хода работы следственных органов и подразделений контрразведки по делу об убийстве С.М.Кирова.

Внезапно мысли Сталина перенеслись на Троцкого, который в последнее время слишком здорово раскричался в адрес Советской страны и его руководства. Весь огонь его шумных заявлений и обвинений в связи с убийством Кирова и процессами над Каменевым, Зиновьевым и их сторонниками был в первую очередь направлен в его адрес, в адрес Сталина, как главного противника Троцкого и виновника всех бед самого Троцкого и его приспешников внутри Советского Союза.

Троцкий докричался до того, что в июне 1935 года правительство Франции не выдержало и выдворило его из пределов страны. Свою третью резиденцию Троцкий обосновал в Норвегии, в отдельном и усиленно охраняемом особняке в пригороде Осло. Этому переезду способствовала “Рабочая партия” Норвегии, которая в свое время откололась от Коминтерна и располагала в стране определенными политическими позициями на базе разнузданной антисоветской пропаганды. Ей неистово подпевала в этом норвежская антикоммунистическая Партия национального единства, возглавляемая бывшим военным министром майором Видкуном Квислингом.

Сталин помнил этого матерого антисоветчика, который после революции был военным атташе Норвегии в Петрограде, а в 1922-1923 годах совершил поездку по Украине и Крыму с “дипломатическими поручениями”. Он долго пробыл в Союзе и в 1930 году вновь должен был быть аккредитован военным атташе в Москве, но ему и его жене — русской белогвардейке — было отказано в визе за прошлую подрывную деятельность на советской территории. Это и толкнуло Квислинга на путь создания политической партии, которая вскоре заявила о себе как настоящая фашистская партия. Сам Квислинг, несомненно, был агентом германской военной разведки и возглавлял норвежскую “пятую колонну”.

Квислинговцы давно уже сошлись с троцкистами на базе антисоветизма и приняли у себя в стране Троцкого с распростертыми объятиями. Троцкий придал их пропаганде новый импульс, который был подхвачен троцкистскими группами IV Интернационала во многих странах мира.

Все объединялись в военные и политические, тайные и открытые союзы и направляли свои стрелы или стремились направить стрелы других в одном направлении, в сторону Советского Союза и его руководства. А Советская страна, как единственный бастион в окружении капиталистических стран, уверенно выдерживала натиск клеветы их политических и наемных армий, российских диссидентов и всевозможных отщепенцев, белогвардейской шантрапы и террористических банд. Кумиром всех этих антисоветских галиматьянов, несомненно, был Троцкий. Он объединял их своим “ореолом”, был для них лидером в изгнании, идеологическим вдохновителем на борьбу со сталинским режимом и руководством СССР.

И.В.Сталин хорошо понимал, какую роль играет Троцкий в политическом, идейном и организационном плане для всех антисоветских сил за границей и для оппозиционной заговорщической деятельности своих сторонников внутри Советской страны. Только он мог выполнять такую роль на данном историческом этапе развития советского социалистического общества, в борьбе против этого общества и его руководящей и направляющей силы — партии большевиков. Подтверждением этому служили поступавшие по линии разведки данные. Они указывали, что Троцкий не только мобилизует все антисоветские силы, но и вступил в сговор с руководителями германского нацизма, встал на путь террора и физического уничтожения советских лидеров.

Слияние этих двух политических направлений при наличии хорошо законспирированной внутренней политической оппозиции выливалось в большую силу, способную в удобный момент нанести решающий и неотразимый удар. Вот в чем вся суть сложнейшего переплетения внешних и внутренних противоречий, вот откуда следует ожидать смертельной угрозы для Советского государства, заключил Иосиф Виссарионович. И чтобы разрубить этот гордиев узел, надо покончить раз и навсегда с оппозиционными элементами внутри страны, чтобы они не смогли поднять голову и в случае возникновения военного конфликта не были бы внутренней опорой для агрессора.

Так рассуждал И.В.Сталин, работая над информационными документами у себя в кабинете в Кремле в середине ноября 1935 года. На дворе шел снег, но еще не установилась холодная погода. Ему бросилась в глаза стая ворон, рассевшаяся на деревьях в сквере, напротив окон его кабинета.

Сталин не любил ворон, вернее он не мог их терпеть. Он считал их слишком умными птицами, но не мог понять секрета их долгожительства и сравнивал их с людьми, одетыми в черное. Их истошный крик всегда выводил его из нормального состояния. Свое негативное отношение к ним он передал и ближайшему окружению. Об этом хорошо знали комендант Кремля и начальник его охраны генерал Власик, которые специально занимались борьбой с засильем ворон на территории Кремля. Это была настоящая война, и какие только средства не применялись при этом. В ворон стреляли из малокалиберных винтовок, пытались травить, но ничего не получалось. На какие только хитрости не шли, чтобы отучить ворон от “непрошеного” поселения в Кремле. Их специально приучали к кормлению на Ивановской площади, но, когда им давали отравленный корм, вороны как по команде отворачивались от него и улетали. Они нашли себе приют на колокольне Ивана Великого, вокруг колоколов на звоннице, в куполах соборов, под крышами зданий Кремля. Тысячи ворон ежедневно обгаживали исторические памятники, задавая тем самым работу блюстителям чистоты и порядка в Кремле.

Вот и сейчас вороний гвалт вывел Сталина из колеи нормального хода мыслей. Он вызвал Поскребышева и попросил его сообщить Власику навести порядок и создать нормальные условия для работы в Кремле[49].

2

Все эти годы Троцкий также не сидел сложа руки. Он активно действовал, основные его устремления были направлены на заключение сделки с нацистским руководством, объединение всех оппозиционных и троцкистских сил за границей и активизацию подрывной и террористической деятельности своих сторонником внутри Советского Союза.

Троцкий с наслаждением рисовал себе перспективы России, основывая свои мечты на четко обозначившихся контурах будущей войны фашистской Германии против Советского Союза. Он поддерживал связь со своими близкими друзьями в СССР, и особенно с Карлом Радеком. Однако эта связь в основном была односторонней. Он писал руководителям заговорщиков, и в частности Пятакову, давал им инструктивные советы, излагал планы на случай захвата власти. Но Троцкий мало советовался с ними, не терпел возражений и действовал в большей степени как диктатор, потому что знал, что все они связаны с ним прошлым, настоящим и будущим.

Поселившись в Осло, Троцкий в конце 1935 года направил письмо Радеку, в котором на восьми страницах тонкой английской бумаги излагал ему и руководителям “правотроцкистского блока” содержание своего тайного соглашения с германским и японским правительствами.

Троцкий писал о неминуемой войне и несомненной победе германского фашизма, о вариантах захвата власти: до начала войны и в ходе ее. В основном он склонялся ко второму варианту и указывал на то, чтобы блок готовился в этом направлении. В своем письме Троцкий настаивал на усилении диверсионной борьбы, которая должна осуществляться по согласованию и под непосредственным наблюдением немецких и японских союзников. Он считал, что приход к власти блока может произойти только в результате серьезных материальных и территориальных уступок.

“Германии нужны сырье, продовольствие, рынки сбыта. Мы должны будем допустить ее к участию в эксплуатации руды, марганца, золота, нефти, апатитов и обязаться ... поставлять ей продовольствие и жиры по ценам ниже мировых.

Нам придется уступить Японии сахалинскую нефть и гарантировать ей поставку нефти в случае войны с Америкой. Мы также должны будем допустить ее к эксплуатации золота. Мы должны будем согласиться с требованием Германии не противодействовать ей в захвате придунайских стран и Балкан и не мешать Японии в захвате Китая ... Придется уступить Японии Приамурье, а Германии — Украину.

В новой России, — писал далее Троцкий, — должны произойти серьезные политические, территориальные и экономические перемены. Ни о какой демократии речи быть не может”.

Письмо Троцкого, его прямолинейные директивные указания шокировали даже такого отъявленного оппозиционера, каким был Радек. Он чувствовал, что Троцкий не считается с ними, а они перестали быть хозяевами своей судьбы. Это и заставило его обратиться к Пятакову, который должен был вскоре выехать в заграничную командировку в Европу. Радек посоветовал ему обязательно встретиться с Троцким, а сам известил его заранее об этом письмом.

По прибытии Пятакова в Берлин 10 декабря 1935 года его уже ждал связной Штирнер, под псевдонимом которого скрывался секретарь Троцкого, международный шпион Карл Райх, он же Иогансон. Штирнер сообщил Пятакову, что Троцкий выражает большое желание встретиться с ним и что Пятаков может отправиться в Осло на специальном частном самолете.

Несмотря на то, что такая поездка стоила Пятакову саморазоблачения, жажда встречи со своим кумиром все же взяла верх. Он дал согласие и по нацистскому паспорту на следующий день с темпельгофского аэродрома вылетел в Норвегию. Через полчаса после приземления на посадочную площадку в окрестностях Осло он был уже на вилле Троцкого.

Там и состоялась встреча старых друзей. На Пятакова произвел впечатление удручающий вид его идейного вождя. Троцкий выглядел намного старше своих лет, был весь седой, плечи его согнулись, глаза горели за стеклами пенсне, как у маньяка.

Встреча проходила наедине и длилась более двух часов, в ходе которой Троцкий выступал в роли самого настоящего диктатора. Когда Пятаков рассказывал о положении в СССР, он часто перебивал его, причем в самой резкой форме, ругал его и других сторонников в Союзе за то, что они там много говорят, но ничего не делают.

Троцкий несколько раз высказал свое убеждение о неминуемом крушении “сталинского государства” и что фашизм не потерпит развития советской военной мощи. Поэтому перед его сторонниками стоит вопрос: или стать жертвами Сталина, или свергнуть его режим. В этом случае они должны немедленно согласиться на совместную борьбу с немецким и японским верховным командованием против большевизма.

“Военное столкновение между Советским Союзом и фашистскими державами, — заявил Троцкий, — неизбежно, и вопрос измеряется не пятилетием, а коротким сроком. Речь идет о 1937 годе”.

Троцкий сообщил Пятакову в доверительной форме, что он “вел довольно длительные переговоры с заместителем председателя германской национал-социалистской партии Гессом и совершенно определенно договорился о том, что нацисты готовы помочь троцкистам захватить власть в Советском Союзе”.

Это соглашение состояло из пяти пунктов, включавших в себя обязательства Троцкого:

1. Гарантия общего благоприятного отношения к германскому правительству и необходимое сотрудничество с ним в важнейших вопросам международного характера.

2. Согласие на территориальные уступки.

3. Допуск германских предпринимателей — в форме концессий или других формах, к эксплуатации таких предприятий в СССР, которые являются необходимым экономическим дополнением к хозяйству Германии.

4. Создание в СССР условий, благоприятных для деятельности германских частных предприятий.

5. Развертывание во время войны активной диверсионной работы на военных предприятиях и на фронте по указаниям Троцкого, согласованным с германским Генштабом.

Пятаков понимал, что выполнение этих условий соглашения Троцкого с нацистами ляжет на его плечи и тех, кто нелегально работает с ним в условиях Советского Союза. Он реально представлял себе опасность взрыва со стороны рядовых членов “правотроцкистского блока”, которые могут не согласиться с этой сделкой Троцкого с фашистскими руководителями.

Об этом он открыто заявил Троцкому, на что получил конкретный ответ: “Невозможно и нецелесообразно делать его общим достоянием. Сейчас осведомить о нем можно только очень небольшой, ограниченный круг людей.

Мы располагаем сравнительно коротким сроком, — доказывал Троцкий. — Если мы упустим случай, возникнет двоякая опасность: с одной стороны — опасность полной ликвидации троцкизма в стране, а с другой — та опасность, что сталинское государство будет существовать десятилетия, опираясь на некоторые экономические достижения и, в особенности, на молодые новые кадры ...”.

В конце беседы Троцкий сказал Пятакову: “Было время, когда мы, социал-демократы, вели борьбу против капитализма, взращивая его могильщика. Теперь мы должны стать могильщиками сталинского государства. Вот в чем наша задача”.

Таково основное содержание беседы и встречи Пятакова с Троцким, которую он в полном объеме изложил затем на следствии и судебном процессе. Это была их последняя встреча, больше они никогда не встретятся. Пятаков вернулся в Берлин тем же путем, каким он прибыл в Осло — с немецким паспортом и на частном самолете.

3

Таковы были мысли, стремления и действия Сталина и Троцкого в конце 1935 года. Эти два человека, некогда решавшие грандиозные задачи первого в мире Советского государства в составе Политического бюро ЦК ВКП(б), теперь стояли на разных полюсах политической и классовой борьбы, стали ярыми врагами. При этом если первый возглавлял Советскую державу, великую партию коммунистов-первопроходцев и направлял их по пути строительства социализма, то второй вел разнузданную антисоветскую пропаганду, скатился в болото диссидентского отребья, плел заговорщические интриги против пролетарской страны, вступил в предательский сговор с руководством нацистской Германии и милитаристской Японии.

Они были по разные стороны баррикад. Да и был ли Троцкий когда на их большевистской стороне. Только благодаря Ленину он пробрался в партию большевиков, в рядах которой совершил массу предательских дел в угоду германским захватчикам, английским и французским интервентам и всякого рода белогвардейским отщепенцам.

Сейчас он плелся со своим IV Интернационалом в колее фашистского руководства, выступая глашатаем агрессии против Советского Союза и его народов, реставрации капитализма в этой стране, в которой ранее “боролся” за власть Советов. И нужно сказать, что Троцкий находил себе сторонников в лице всех тех, кого выбросила за борт Советская власть и кто отирался в это время на задворках капитализма, в лице многих обиженных и заслуженно наказанных советским строем и, несомненно, оппозиционеров всех мастей, прижившихся в СССР.

Троцкий жил в Осло такой же жизнью, какую вел в Стамбуле и во Франции. Ежедневно он принимал различных троцкистских единомышленников по IV Интернационалу, корреспондентов и писателей, имел встречи с видными политическими деятелями, много писал, часто интервьюировал, строил далеко идущие планы со своим многочисленным аппаратом.

Он жил жизнью политического узника, открытого всему миру и закрытого от него. Он пользовался обломками былой славы и стремился использовать ее до конца. Его окружала громадная челядь, усиленная охрана, но он боялся всего и почти никуда не выезжал из своего особняка. Обстановка уединения, отчуждения, политического затворника давала о себе знать, отражалась на его здоровье и настроении. Он часто болел, постарел и выглядел старше своих лет. Главное, он был всегда раздражен, со злобой относился к успехам советских людей и не желал ничего слышать о Сталине. Для него Сталин был не только идейным политическим и личным врагом, но и невообразимым монстром, самым чудовищным существом на свете. Он ненавидел Сталина, но и боялся его. Он обличал Сталина, но вынужден был считаться с тем, что он еще существует, живет и даже руководит такой огромной страной, какой являлся Советский Союз.

Вся его ненависть, злоба и садизм в отношении Сталина сводились к тому, чтобы как можно быстрее рассчитаться с ним, убрать с дороги и из жизни вообще. Поэтому Троцкий требовал от своих сподручных на первый план борьбы с советским режимом выдвигать физическое уничтожение Сталина и его ближайшего окружения. Он с нетерпением ждал войны Германии и ее союзников с Советским Союзом, видел в этом главный залог своих будущих успехов в захвате власти в этой стране и возвращение того ореола славы, у порога которого он когда-то стоял так близко.

Приближение этой развязки Троцкий видел в событиях, которые развернулись в те годы. В марте 1936 года Гитлер ремилитаризовал Рейнскую область. В июле фашисты нанесли удар по Испании, организовав путч испанских офицеров против республиканского правительства. В поддержку им, а также в целях борьбы с большевизмом, подавления коммунистической революции немецкие и итальянские войска высадились в Испании.

Главарь испанских фашистов Франсиско Франкj двинул свои отряды на Мадрид. “Четыре колонны идут на Мадрид, а пятая колонна нас встретит приветствием в самом городе”, — кричал в пьяном виде фашистский генерал Клейпо де Льяно. Так впервые родилось предательское выражение “пятая колонна”, в первых рядах которой уже тогда выступали испанские троцкисты в лице ПОУМ — Рабочей партии марксистского объединения.

В октябре Италия развязала войну с Эфиопией и вторглась на ее территорию. Воинственные призывы Гитлера давали повод Троцкому к активизации подрывной и террористической деятельности своих сторонников повсюду, и главным образом в Советском Союзе. Речь Гитлера 18 сентября 1936 года перед войсками на параде в Нюрнберге, посвященная съезду нацистской партии, явилась стержнем всей программы его дальнейших действий.

Гитлер заявил тогда на весь мир: “Мы готовы в любой момент напасть на Советский Союз. Я не потерплю разрушение и хаос у своего порога. Если бы у меня были Уральские горы с их неисчислимыми богатствами сырья, Сибирь с ее безграничными лесами и Украина с ее необозримыми пшеничными полями, Германия и национал-социалистское руководство утопали бы в изобилии”.

Как бы в подтверждение этому 25 ноября 1936 года министр иностранных дел фашистской Германии Риббентроп и японский посол в Берлине подписали антикоммунистический пакт в целях объединения всех своих сил для борьбы с “мировым большевизмом”. Это явилось тем последним сигналом, после которого советское руководство приступило к осуществлению мер, связанных с обеспечением внутренней и международной безопасности Советского Союза.