Глава седьмая. КЛАДЫ И РЕВОЛЮЦИЯ

Глава седьмая.

КЛАДЫ И РЕВОЛЮЦИЯ

ОТ МОСКВЫ ДО САМЫХ ДО ОКРАИН

Драматична завязка популярнейшего романа И. Ильфа и Е. Петрова «Двенадцать стульев». Умирающая теща сообщает своему зятю, бывшему предводителю дворянства, что, опасаясь обыска, она зашила в сиденье стула бриллианты «на семьдесят тысяч»…

Ильф и Петров использовали достаточно распространенное в послереволюционной России явление. Когда большевики в 1917 году провозгласили лозунг: «Экспроприируй экспроприаторов!», воспринятый народом как разрешение «грабить богатых», многие представители имущих классов, дворяне и буржуазия, стали прятать ценности во всевозможные тайники или зарывать в землю. Эта вынужденная закладка кладов не прекращалась и в годы Гражданской войны, когда огромные территории не раз переходили из рук в руки, причем и белые, и красные не чурались «стричь золотых барашков». В силу этого география послереволюционных кладов охватывает всю территорию бывшего Советского Союза в буквальном смысле «от Москвы до самых до окраин».

Ильф и Петров вынужденно заканчивают свой роман оптимистической развязкой. После того как наследство тещи было случайно обнаружено, на эти деньги построили клуб железнодорожников: «Брильянты превратились в сплошные фасадные стекла и железобетонные перекрытия, прохладные гимнастические залы были сделаны из жемчуга. Алмазная диадема превратилась в театральный зал с вертящейся сценой, рубиновые подвески разрослись в целые люстры, золотые змеиные браслеты с изумрудами обернулись прекрасной библиотекой, а фермуар перевоплотился в детские ясли, планерную мастерскую, шахматный кабинет и бильярдную».

Что ж, подобные находки действительно случались. Например, в городе Лодейное Поле столяру принесли для реставрации старинный стул. Когда же он снял обивку, то увидел лежавший между пружинами сверток. В нем оказалась большая сумма денег в иностранной валюте. Судя по дате выхода газеты — 14 ноября 1918 года, в которую были завернуты деньги, клад заложили в первые месяцы Гражданской войны.

В качестве исторического курьеза можно упомянуть о «сокровище эпохи развитого социализма». Вологодский энтузиаст-кладоискатель Василий Трушков, ремонтируя подвал приобретенного им дома, наткнулся на удивительную находку: под ящиком из-под картофеля в тщательно замаскированном тайнике лежала непочатая бутылка «Солнцедара», граненый стакан и завернутые в «Правду» от 10 июля 1974 года пятнадцать рублей мелкими купюрами.

А вот в сибирской тайге потомственный кладоискатель Ямщиков «взял» значительные ценности, схороненные известным миллионером Годаловым. Поскольку у купечества было принято держать наличные не в золотых монетах, а в ассигнациях, их захоронение превратилось в никому не нужные бумажки.

Другое дело золото. Только клады с желтым металлом встречаются редко. Внук сибирского Ямщикова Фрол, по специальности гидростроитель, также ставший профессиональным кладоискателем, поведал такую историю. В Туркмении сопротивление советской власти продолжалось дольше, чем где-нибудь в Средней Азии. Еще в сороковых годах там гремели выстрелы басмачей. Но клад, о котором идет речь, относится к началу тридцатых годов. Предводитель одного из отрядов курбаши, кроме идейной борьбы, занимался, по современной терминологии, еще и рэкетом. Сначала он обложил данью купцов, которых в тех местах, на шелковом пути, было немало. А потом начал и вовсе грабить их, при этом безжалостно пытая.

Естественно, подобная жестокость вызвала к нему ненависть. Но навести на его след русские карательные отряды — спаси Аллах! Охоту за ним по просьбе местных жителей начали отряды других курбаши. В ночь перед последней смертельной для него битвой курбаши приказал поймать шестнадцать змей. Затем, содрав с них кожу чулком, набил драгоценными камнями и закопал. А звездные координаты этого места заставил заучить каждого из одиннадцати своих сыновей, воевавших в его отряде.

Семейное предание вместе со звездными картами попало в Афганистан. Во время Афганской войны тайна стала известна нашему полковнику. Тот, вернувшись в Союз, самостоятельно занялся поисками. У кладоискателей есть своя «служба информации», и вскоре Ямщиков встретился с обугленным безжалостным туркменским солнцем человеком, который пытался разбогатеть с помощью саперной лопатки.

Фрол объяснил ему, что нужны точные астрономические расчеты, специальная техника, способная просеять сотни тонн песка. Ведь на месте клада не только выросли новые барханы, но, «гуляя» по пустыне, они могли сдвинуть клад на десятки километров. Значит, нужны многолетние данные о направлении ветров, их скорости. Введя их в ЭВМ и руководствуясь ее прогнозом да к тому же молясь об удаче, можно рискнуть на поиск.

И все-таки первое место по послереволюционным кладам принадлежит Москве. Находят их, как правило, случайно. Так в августе 1972 года на месте снесенного дома на Марксистской улице школьники заметили торчащее из земли горлышко бутылки с притертой пробкой. Извечное ребячье любопытство заставило выкопать ее. «А вдруг там сидит джинн?» — пошутил кто-то из них. Но в бутылке оказалось нечто более материальное: колье со ста тридцатью одним бриллиантом, брошь с рубинами и алмазами, серьги, кольца из золота и платины, усыпанные драгоценными камнями.

А рабочих-каменщиков из бригады Ивана Митрофанова в районном ремстроитресте товарищи в шутку даже прозвали «кладоискателями». На 3-й Мещанской улице они ремонтировали особняк, некогда принадлежавший богатейшему заводчику-мыловару, после революции эмигрировавшему во Францию. И вот, когда стали отбивать старую штукатурку, в основании одной из стен выпала половинка кирпича, маскировавшая небольшой тайник. В нем лежало пять металлических слитков размером с колоду карт. Поскребли ножом: из-под слоя грязи сверкнуло червонное золото, как потом выяснилось, 96-й пробы. Вес клада составил восемнадцать килограммов.

Но этим дело не кончилось. На следующий день бригада расчищала траншею для теплотрассы. И тут один из рабочих, Виктор Ефимов, обратил внимание на большой ком глины, выброшенный из траншеи. Не поленился взять его и осторожно раскрошить. На сей раз внутри оказалась кожаная сумка, в которой лежали золотые часы, браслеты, медальоны — всего тринадцать предметов весом четыреста граммов. По закону вознаграждение за найденные ценности принадлежало Митрофанову и Ефимову. Но ведь рядом работали их товарищи, найти клад мог каждый, и строители разделили деньги поровну между всеми членами бригады.

Можно привести немало и других «буржуазных» кладов, обнаруженных в Москве. Тут и ларец с 311 золотыми предметами, который нашел в траншее для газовых труб слесарь-монтажник Николай Несторин; и 240 золотых колец, выкопанных рабочим Ильей Кропачевым; и 33 золотые монеты, обнаруженные в мусоре возле снесенного дома школьником Юрой Семеновым. В 3-м Переведенском тупике, меняя старый пол в доме № 5, плотники нашли под полусгнившими досками проржавевшую банку, а в ней 123 золотые монеты. В другом доме, на Тверском бульваре, где до революции жил банкир, тоже при замене полов жильцы наткнулись на три металлических бруска. Поначалу «железяки» использовали в хозяйстве: женщины придавливали ими крышки кастрюль для защиты от жившего там наглого кота, мужчины выпрямляли на них гвозди. Лишь спустя несколько месяцев выяснилось, что это слитки чистого золота весом по два с половиной килограмма каждый.

Вообще «буржуазные» клады, хотя далеко не о всех становится известно, чаще находят в самих домах, чем во дворах. Причина ясна: если зарывать их в землю, есть риск, что даже ночью кто-то увидит закладку клада. В своей же квартире можно без помех оборудовать какой угодно тайник. Поэтому так называемые «новые русские», которые сейчас покупают расселяемые коммунальные квартиры в бывших доходных домах в центре Москвы, первым делом тщательно обследуют их, нет ли тайников. Ведь до революции в таких квартирах жили состоятельные люди, которым было что прятать, когда начались катаклизмы. Причем позднее редко кому удалось воспользоваться спрятанным.

Есть случаи, когда фортуна улыбается новым хозяевам. Например, в старой шестикомнатной квартире на Арбате, куда вселился богатый грузин, он обнаружил под полом спичечный коробок с редчайшими марками. А в квартире на Малой Бронной новый владелец взялся выламывать допотопную сантехнику и ненароком открыл в стене нишу, где лежал кожаный мешочек с золотым песком. В Замоскворечье купившая целый этаж в старом доме предпринимательница нашла под подоконником в одной из комнат стеклянную банку, полную потускневшего жемчуга.

И все-таки самый ценный послереволюционный клад в Москве еще не найден. Речь идет о наследстве Карла Фаберже. Ювелирные изделия его фирмы: золотые портсигары и табакерки, ажурные шкатулки, серебряные пасхальные яйца, поражавшие своей красотой, — пользовались большой известностью в России и за границей.

Когда грянула революция, все ключевые лица фирмы были задержаны ЧК за «незаконные», по мнению новой власти, операции с золотом, после чего очень дорогие «московские» шедевры Фаберже бесследно исчезли. Считалось, что их реквизировала ЧК.

Однако эксперт по драгоценностям Валентин Скурлов не согласен с этой точкой зрения. На основе документов, фактов, опросов очевидцев, кропотливых поисков в зарубежных архивах он пришел к выводу, что значительная часть сокровищ Фаберже была спрятана в различных тайниках в самой Москве, а один клад зарыт в пустыне в Средней Азии. Скурлов даже указывает одно из мест, где они могли быть укрыты — подвалы магазина Фаберже на Кузнецком мосту, которые практически остались нетронутыми со времен революции.

В качестве доказательства он приводит такой факт. Имуществом московских мастерских и магазинов Фаберже распоряжались три человека: Бауэр, Маркетти и присяжный поверенный Аверкиев. Сразу после революции первые бежали за границу. Аверкиев же поселился в доме № 13 на Солянке и стал простым советским служащим — юрисконсультом Металлотреста. Так вот именно в этом доме в девяностом году был обнаружен богатый клад — две чайные банки, полные бриллиантов. По мнению Скурлова, эта «ювелирка» — лишь часть наследства Фаберже. Остальное ждет своего часа.