Посольство в осаде

Посольство в осаде

История британского посольства показывает, как учреждение приспосабливается к переменам в городе, его росту и развитию. Когда Афины провозгласили столицей, двор и дипломатический корпус приехали из Навплиона, британский министр Докинс временно поселился в доме, принадлежавшем семье Негрепонтис, который одиноко стоял к северо-западу от Акрополя, в месте, известном как Метаксургио («Шелковая мануфактура»). Докинс снял этот дом за 6300 золотых драхм — это больше, чем платил король за свой первый, временный дворец. Удивительно, что дом стоит до сих пор, красивый, но запущенный, гордясь отметинами от пуль, оставшихся с гражданской войны. Позднее, проведя некоторое время в районе Плака, британцы переехали в здание постройки XIX века на площади Клафмонос. Этот дом построен Клеантисом и назван домом Амвросия Раллиса в честь его первого владельца.

Дом Раллиса был удобно расположен в центре города, недалеко от ансамбля трех неоклассических зданий. В 1853 году его разрушило землетрясение. В 1899 году, когда британское правительство окончательно выкупило его, он уже вернул былое великолепие и до 1920-x годов был для всех воплощением Великобритании. Много лет это здание являлось центром британской дипломатической активности в Греции, а значит, центром взаимоотношений властей Греции и Великобритании, центром власти. Комптон Маккензи описывал эту миссию, как он ее увидел, приехав в начале Первой мировой войны для ведения разведывательной деятельности:

Британская миссия в Афинах обратила на себя мое внимание тем, что выглядела так, как и должна выглядеть иностранная дипломатическая миссия. Я не мог бы представить себе резиденции, более подходящей своему назначению. Первое впечатление возникло, когда я отвернулся от слепящей белизны улицы Стадиу и застыл в экипаже перед домом мягкой расцветки, выглядывающим из большого сада, затененного темными соснами и перистой листвой перечных деревьев… Когда я пишу эти строки, мои воспоминания полны запахом теплого камня, смешанным с ароматным дыханием сосен, острым запахом пыли и пропотевшей кожи лошадиной упряжи. Смит, носильщик посольства, спешит по широкой лестнице от парадных дверей, чтобы помочь мне с сумками… И наконец — холл, заполненный людьми в светлых выходных костюмах хорошего покроя, выходящих из разных дверей, порхающих, как бабочки у брезентовых мешков, грудой сваленных на мраморном полу.

К 1920-м годам у площади Клафмонос начали появляться банки, и вокруг посольства выросли многоэтажки. В любом случае, для того времени оно уже было слишком мало. Министерство иностранных дел стало искать новое здание, проверило множество мест, включая Мегарон Максиму, где сейчас расположен офис премьер-министра и нынешнее здание итальянского посольства. Британцы даже купили землю в Психико, решив построить новое здание вдали от центра. Наконец они прекратили поиски и решили расширить и улучшить дом Раллиса.

На этом месте в нашей истории появляется леди англо-греческого происхождения по имени Елена Шилицци. Молодая женщина, взволнованная победами Греции в Балканских войнах, приезжает в 1912 году в Лондон и встречает там овдовевшего премьер-министра Элефтерия Венизелоса. Это было знакомство, которое переросло в любовь только через лет.

Венизелос уехал из Греции сразу, как только потерял власть, в ноябре 1920 года, и на следующий год женился на Елене; они жили в лондонском доме своих друзей лорда и леди Кросфилд, в Хайгейте. Вернувшись в Грецию, чтобы опять заняться политикой, когда, после поражения в Малой Азии, ветры переменились, он взял с собой жену.

Елена была богата. В 1928 году она купила у Национального банка Греции землю для постройки дома. Место было очень красивым, оно располагалось невысоко на склоне Ликавита, оттуда открывался вид на гору Гиметт и на море. Архитектором был выбран уже пожилой Анастасий Метаксас, который к олимпиаде 1896 года переоборудовал Панафинейский стадион. Он создал импозантное здание, по всем оценкам, очень удачное. Елена позже писала, что ей хотелось маленький домик, но «они» доказывали ей, что дом должен быть большим, чтобы там могли собираться друзья и сторонники Венизелоса. Греческая политика велась именно так.

Венизелос умер 18 марта 1936 года. Его тело поездом было доставлено в Бриндизи, а затем кораблем на родной Крит, где его и похоронили. Вернувшись с Крита в Афины, чтобы устроить личные дела, Елена обнаружила, что весь двор дома засыпан цветами в память мужа. Через несколько месяцев она предложила продать дом британскому правительству за 50 000 фунтов стерлингов. После недолгого совещания между министром сэром Сидни Уотерлоу и управлением общественных работ предложение было принято. Теперь британцы располагали идеальным местом в сердце Колонаки.

В скором времени, в октябре 1944 года, когда союзные силы освободили Афины, это здание оказалось в центре политической истории. Греческое правительство Георгоса Папандреу въехало в Афины вслед за министром-резидентом по средиземноморским вопросам и послом Великобритании Рексом Липером. Липер сопровождал короля, когда тот уже находился в изгнании, так что это был его первый визит в посольство. Позже он вспоминал, что посольство ему описали как «первый большой розовый дом слева». Дом был бледноцикламенового цвета. Липер прошел мимо швейцарских охранников, которые сменили американцев, вступивших в войну во время немецкой оккупации. Через несколько минут над крышей взлетел английский флаг. Нижний этаж посольства был весь до потолка завален мебелью.

Греция находилась в состоянии, близком к гражданской войне. В начале декабря начались боевые столкновения между коммунистами и британскими силами под командованием генерала Скоби. Британцы удерживали центр города, коммунисты контролировали окраины. Британское посольство превратилось в штаб-квартиру легитимистов, поддерживавших Папандреу в борьбе против коммунистов. Липер перевел в здание всех сотрудников посольства. В течение следующих пяти недель в посольстве ночевали полсотни человек. Условия были суровыми. Не было тепла, света, воды для мытья. Макмиллан отмечал, что они, к счастью, успели наполнить все ванны.

По словам посла, расположение посольства не было рассчитано на оборону — большое здание на возвышенности, к тому же розовое, да еще с развевающимся британским флагом. Открытым оно оставалось только с одной стороны — со стороны авеню Кифиссии (авеню Вассилис Софиас), но главные спальни, столовая и кабинет посла все выходили окнами на ту сторону, и передвигаться здесь приходилось с осторожностью. Со стороны бедных кварталов здание постоянно обстреливали, пули били в стены, как мячики. Госпожа Липер, жена посла, распоряжалась, как хозяйка большой гостиницы, раздавая персоналу армейское печенье, тушенку и колбасный фарш.

Черчилль следил за происходящим из Лондона. Он проявлял к Греции особый интерес еще с 1890-х годов, когда высказывал сочувствие угнетенным критянам. Его указания Скоби были бескомпромиссными: мятеж следует подавить силой. Не оспаривая этого, Макмиллан доказывал, что мира можно добиться, воспользовавшись авторитетом архиепископа Афинского Дамаскина, сделав его регентом. Речь тем не менее шла о монархии — король Георг II должен был вернуть власть в стране, после голосования или без него. Почти весь греческий политический мир считал, что сначала нужно провести голосование, и только король, поддерживаемый Черчиллем, был не согласен. Сам Черчилль описывал архиепископа как «омерзительного священника, пережиток Средневековья».

В канун Рождества Черчилль вместе с Энтони Иденом, министром иностранных дел, прибыл в Афины. Он хотел посмотреть на все сам, встретиться с архиепископом и с премьер-министром Папандреу. Его прибытие давало надежду примирить афинян с анклавом британцев в Колонаки. Он удивлялся, что афиняне кричали, как дети, стараясь разглядеть с балконов Черчилля, когда тот проезжал по улице или выходил из здания посольства.

Черчилль был в своем репертуаре. Он остановился в кабинете посла, прямо на линии огня, и там принимал чиновников и архиепископа, которому перед этим дал столь нелестную оценку. В письме к своей жене он описывал «весьма драматичную» конференцию у греческого министра иностранных дел: «Все эти изможденные лица вокруг стола и архиепископ в своей огромной шапке, которая делает его, наверное, на семь футов выше». Возле посольства он дал конференцию весьма скептически настроенной английской и американской прессе. В здании было очень холодно. Фоном к четкой политической линии Черчилля стал слышимый в комнате шум боев, шедших на Филопаппском холме и в Ирооне — районе, расположенном к югу от площади Согласия и к северо-западу от Акрополя.

Черчилль вернулся в Лондон 29 декабря. Он добился того, чтобы воюющие стороны начали переговоры. Король Георг II издал прокламацию, где утверждал архиепископа на посту регента и соглашался провести голосование по вопросу существования монархии. Коммунисты сложили оружие.