Путешественники и писатели

Путешественники и писатели

Трудно представить, чтобы за период оккупации, превышающий 400 лет, жизнь города протекала без драматических моментов. Греческих источников сохранилось мало. Османскими архивами греческие историки вплоть до последних лет пренебрегали, а в списках приоритетов турецких историков Афины занимают далеко не первое место. Некоторые предположения сформировались на основе записей путешественников из Европы, которых интересовали древности, топография, сведения военного характеpa и дипломатические, а изредка, к счастью, социологические аспекты. Во многом их оценки сходились: праздные, богатые и алчные турки, правящие городом, и угнетенные, деморализованные греки, разительно отличающиеся от своих славных предков; несравненная красота памятников; тяготы и опасности пути.

О раннетурецком периоде сведения разрозненны, но путешественников становилось все больше, и к XVIII веку приезжими иностранцами уже была составлена подробная картина. Очень меткое наблюдение было сделано Ричардом Чандлером, побывавшим в Афинах в 1765 году:

Афины — город, впечатляющий как своими размерами, так и количеством населения. Он кишит разбойниками, аллеи его охраняются, а в 1676 году городские ворота обязательно закрывали после захода солнца. Сейчас их снова открыли, но не все, а ночью город патрулирует турецкая стража. Убогие дома понатыканы беспорядочно, перед многими из них большой двор. По обеим сторонам улиц тянутся необычайно белые стены, отражающие солнечный свет. Улицы совершенно перепутаны — с древних времен не осталось ни порядка, ни искусства. Вода доставляется сюда по каналам с горы Гиметт, да на базаре есть большой колодец. У турок есть несколько мечетей и общественных бань. У греков — мужские и женские монастыри, множество церквей, где регулярно проходят службы, а кроме того — многочисленные часовни, отчасти разрушенные либо состоящие из одних лишь стен, посещаемые лишь раз в году, в день святого, которому они посвящены. В таких случаях там вывешивают изображение святого, а по окончании праздника снимают.

Помимо сохранившихся памятников древности, город полон каменных обломков. Они повсюду: в колодцах, на улицах, в стенах, домах и церквях. Там видны колонны, покалеченные статуи, пьедесталы с различными надписями. Почти все это ушло в землю…

Акрополь ныне стал крепостью… Гарнизон его состоит из нескольких турок, осевших здесь вместе с семьями. Неся службу, они еженощно выходят в город. От их домов просматриваются город, долина и залив, но жизнь на такой высоте несет в себе столько неудобств, что те, кто имеет такую возможность, предпочитают в свободное от дежурства время жить внизу. На горе нет пригодной для питья воды, и ее ежедневно привозят в глиняных кувшинах. Взор наблюдателя останавливается на мраморных руинах, перемежающихся убогими домиками с плоскими крышами, на затерявшихся среди мусора горьких воспоминаниях о благородном народе…

Чандлер принадлежал к Обществу дилетантов, объединявшему высокородных коллекционеров и интеллектуалов. Свое путешествие он предпринял, чтобы узнать о состоянии памятников древности. Он не только восторгался при виде местных достопримечательностей, как другие путешественники XIX века, но и охотно описывал неудобства, характерные для путешествия в то время, такие как клопы и блохи. Несколько поднятых им тем были непременными для всех путевых заметок. Однажды Башня ветров (комбинация водяных и солнечных часов работы Андроника Кирриста) повернулась к ханаке — месту для богослужений, принадлежащему ордену дервишей. Чандлер тогда наблюдал религиозный обряд, окончившийся удивительным танцем дервишей. Потом наступило время трубок и кофе. Описанный процесс занял свое место среди туристических достопримечательностей.

Так же свободно Чандлер рассуждал о характерах греков и турок, об отношениях между ними, о положении женщин, о народных поверьях и обычаях. Он находил, что большинство афинских турок вежливы, общительны и любезны в гораздо большей степени, чем обычно принято у этого «высокомерного народа»: «Находясь в относительно равных условиях со своими товарищами-афинянами, принимая участие в их повседневной жизни, они приобрели в какой-то степени греческий характер». Он замечал в них чувство «врожденного превосходства», суровое благородство, пунктуальность, честность в делах, предвзятость и скупость. С другой стороны, на греков он смотрел как на потомков древних афинян — живых, сметливых, ловких и хитрых. Архонты — восемь или десять правящих фамилий — «теперь не более, чем просто имена, разве что носят высокие меховые шапки и одеваются лучше, чем низший класс». Они были хозяевами лавок, торговцами или сборщиками налогов. Как облеченные властью турки, так и ловкие греки пренебрегали скотоводством и земледелием, оставив это на долю албанцев, которые «были заняты тяжелыми работами, пока светит солнце, от зари и пока не падали от усталости». Колесо совершило свой оборот. Теперь в любой греческой деревне есть группа албанских иммигрантов, приехавших в начале 1990-х годов. Одни заняты на сезонных работах, другие — в строительстве, и все они работают, «пока светит солнце, от зари и пока не падают от усталости».

Картина, нарисованная Чандлером и другими путешественниками более позднего времени, показывает нам мелкий, захолустный греческий городок в Османской империи, в стороне от больших событий и больших денег. Население города в позднеосманский период составляло около 12 000 человек. Количество греков (христиан) превышало число турок (мусульман) примерно в 4 раза. Еще в городе и в деревнях присутствовали хоть и в меньшинстве, но вполне заметном албанцы. Описывая изнурительное правление Хаджи Али в конце XIX века, афинянин Панагис Скузес упоминает мусульманских цыган, работавших кузнецами, и чернокожих эфиопов, которые плели циновки и вязали веники.

Город насчитывал 36 приходов, названных нижними округами, но церквей и часовен было гораздо больше, потому что, как сообщал Чандлер, в Греции существовало множество часовен, посвященных определенным святым, и их открывали только в день этого святого. Церкви играли важную роль оплотов социальной защиты, давая убежище бездомным и нищим, которые размещались в маленьких клетушках в окружающих церкви садах.

Больше всего привлекал приезжих базар неподалеку от Агоры и библиотеки Адриана. Рядом находились османские судебные палаты, резиденция правителя и медресе. Действующие рынки — работающие каждый день, раз в неделю или только в сезон — располагались перед одной из мечетей. Работали хамамы (бани), кафе и лавки. В одних и тех же кварталах вперемежку стояли мусульманские мечети и христианские церкви, турецкие дома и греческие.

К концу османского правления серьезные путешественники уже помещали афинские памятники на свою интеллектуальную карту Европы. Наиболее заметными из них были Джеймс Стюарт и Николас Реветт, приехавшие в Грецию в 1751 году. Как и Чандлер, они прибыли по поручению Общества дилетантов. Их целью были поиск и оценка уцелевших памятников древности для британского общества аристократов, знатоков, архитекторов и художников, которые начали проявлять все больший интерес к Греции. Стюарт и Реветт сделали подробнейшие зарисовки афинских памятников, не только передав их структуру, но и достоверно воспроизведя царившую на тот момент мешанину античности и наслоений позднейших веков, вроде Парфенона с мечетью и памятник Лисикрату (известный тогда как фонарь Демосфена), поставленный в капуцинском монастыре. Значение книги Стюарта и Реветта «Афинские древности», изданной в трех частях в 1754—1794 годах, было огромным. Влияние греческой архитектуры можно увидеть в Эдинбурге и по всей Великобритании. Открытие для Европы эталонов и сюжетов греческого искусства по силе своего воздействия могло сравниться только с выставкой скульптур Парфенона, вывезенных лордом Элгином.