Большевики опоздали с началом вывоза ценностей
Большевики опоздали с началом вывоза ценностей
Угрозу захвата Казани хорошо чувствовал 49-летний управляющий Казанским отделением Народного банка Петр Марьин, отвечавший единственной своей ногой, да и самой головой за сохранность царского золотого запаса:
«В своей очередной телеграмме Попову (главному комиссару Народного банка Тихону Попову. — В.К.) я высказал свои опасения по вопросу устойчивости Казани и мнение о том, что было бы своевременным приступить к эвакуации ценностей в более безопасное место», — показывал в 1929 году Марьин.
23 июля управляющий прихромал к новому командующему Восточным фронтом 45-летнему полковнику Иоакиму Вацетису. Командующий замял тот же кабинет и в тех же стенах гостиницы «Казанское подворье», где ранее командовал убитый мятежник толковник Михаил Муравьев, сам вознамерившийся распорядиться золотым достоянием России. Марьин настоятельно попросил нового военачальника дать гарантии безоптасности золотому запасу, как месяц назад просил об этом Муравьева.
«Вацетис меня уверил, что Казани опасность не угрожает, так как имеется достаточно сильный гарнизон — 12 тысяч человек. В случае же наступления на железнодорожной станции всегда наготове состав для вывоза имеющихся в банке ценностей, так как, по его мнению, опасность могла угрожать со стороны Волги, — вспоминал позже Марьин. — Во время одного из моих посещений Вацетисая видел в ставке одного из его помощников, к которому я обращался по вопросу охраны банка. Впоследствии уже при белых я был удивлен, увидев его у себя в кабинете явившимся за получением денег в качестве начальника партизанского отряда белых. Фамилия, насколько мне помнится, была Лихачёв».
Марьин передал Вацетису поручение председателя Совнаркома (СНК) Владимира Ленина и главкомиссара Народного банка Тихона Попова о необходимости ежедневно докладывать в Москву сведения о продвижении фронта. Вацетис приказал сотрудникам штаба предоставлять банковскому служащему всю необходимую информацию.
Не удовлетворившись успокаивающими устными заверениями, комиссар финансов Казанской губернии В. Скачков 23 июля отправил в Реввоенсовет (РВС) фронта нервное письмо:
«Ввиду угрожающего для Казани военного положения со стороны Симбирска, мною были приняты меры по эвакуации ценностей Государственного Банка. Для выяснения вопроса о порядке эвакуации был делегирован к тов. Милху и Мехоно- шину заместитель Председателя Финансового Совета тов. Лаздын. Военный Комиссар Мехоношин в присутствии товар. Баландина, Милха и Кобозева дал категоричный ответ, что в эвакуации ценностей Казанского Отделения Государственного Банка надобностей нет, так как со стороны военных властей приняты самые энергичные и необходимые меры для отражения неприятеля и защиты г. Казани. Прошу Революционный Совет не отказать в срочном порядке официально подтвердить вышеизложенное заявление тов. Мехоношина.
В случае (если. — В.К.) Военно-Революционный Совет по каким-нибудь соображениям сочтет возможным (так в тексте, видимо, должно быть “невозможным”. — В.К.) дать просимые гарантии, прошу указать:
1. Стратегически безопасный пункт для эвакуации.
2. Техническую возможность эвакуации.
3. Возможность эшелонного хранения ценностей на наименее угрожаемой станции при условии надежной и многочисленной охраны».
На тексте письма новый главнокомандующий Вацетис и два члена РВС, Мехоношин и Раскольников, наложили свою резолюцию: «Революционный Совет находит, что в настоящее время нет надобности эвакуировать из Казани государственные ценности».
Несмотря на заверения военных, председатель Совнаркома (СНК) Ленин все же принял решение о вывозе драгоценностей и 27 июля назначил 50-летнего старшего контролера Московской конторы Государственного банка Иллария Наконечного «комиссаром по выполнению поручения Совнаркома особой важности, связанного с эвакуацией ценностей РСФСР из Казани». Инспектор Народного банка К. (имя установить не удалось. — В.К). Андрушкевич и симбирский губернский комиссар финансов Сергей Измайлов назначены комендантом и помощником комиссара по выполнению поручения СНК особой важности.
В архивах сохранился рукописный вариант мандата Андрушкевича № 2123 от 27 июля, который гласил:
«Предъявитель сего инспектор Народного Банка К.П. Андрушкевич назначен Комендантом по выполнению поручения Совета Народных Комиссаров особой важности, в связи с эвакуацией ценностей Российской Социалистической Федеративной Советской Республики.
Предлагаю всем местным Советам, Командующим Фронтами, Комиссарам и Начальникам Отдельных военных и Гражданских Частей оказывать упомянутому Андрушкевичу всяческое содействие, принимая все его распоряжения, предложения и указания к безотлагательному и точному выполнению.
За всякое неисполнение, промедление, недобросовестность и тому подобные поступки виновные подлежат строгой ответственности.
Председатель Совета Народных Комиссаров В. Ульянов
(Ленин).
За Управляющего делами Совета Народных Комиссаров
Н. Горбунов
Главный Комиссар — Управляющий Народного Банка
Т. Попов
Секретарь СоветаЛ. Фотиева».
В этот же день Ленин подписал распоряжение Нижегородскому Совету об обеспечении чрезвычайных комиссаров необходимым количеством средств водного транспорта, Казанскому Совету и командующему Восточным фронтом Вацетису было предписано оказывать всяческое содействие Наконечному и Андрушкевичу.
Авторы официальной летописи Казанского отделения Госбанка — книги «Банк на все времена», свидетельствуют: «Предполагалось переправить содержимое кладовых Казанского банка в Нижний Новгород. К казанским пристаням прибыла специальная экспедиция: четыре буксира с четырьмя баржами и два моторных катера».
В тот же день, 27 июля 1918 года, главный комиссар Народного банка Попов информировал управляющего Казанским отделением Нарбанка о назначении комиссаров для эвакуации ценностей из Казани. Среди прочего, в секретной телеграмме № 1630 значилось: «Предлагаю Вам не чинить никаких препятствий означенным лицам, в случае решения их эвакуировать из Казанского Отделения ценности. Комиссар НАКОНЕЧНЫЙ уполномочен мною иметь общее наблюдение за кладовыми Казанского Отделения».
Марьин позже называл и другие фамилии уполномоченных:
«В числе комиссаров были — Наконечный, Дубринский, Леонов и двое других, фамилий коих не помню. Накануне или дня за два я получил телеграфный запрос за подписями Ленина и Попова — высказаться, не представляется ли целесообразным заделать кирпичом и цементом подвальные помещения, в коих хранились ценности, или закопать их во дворе банка, сравняв с землей. На этот запрос я ответил, что эта мера едва ли поможет спасти ценности в случае захвата Казани неприятелем, так как нахождение ценностей в банке в большом количестве и бывшие в течение лета их перевозки, совершавшиеся большей частью по ночам, всё же не были секретом для населения города».
В это время служащие казанского филиала Госбанка начинают пересчет государственного золотого запаса, готовят ящики для его вывоза в Москву или Коломну. Чуть позже в Казань из Нижнего прибыли буксиры и баржи. Москва назначает 5 августа 1918 года датой эвакуации казанских ценностей.
«В день прибытия мы, т. е. чрезвычайная комиссия и я, — свидетельствовал Марьин, — приступили к обсуждению вопроса о выгрузке из кладовых и погрузке на пароходы и баржи ценностей. Пристани отстояли в верстах 5–6 от здания банка. Необходимо было договориться с командующим фронтом и властями управления трамвая, так как перевозку решено было производить в трамвайных вагонах, добыть необходимое количество тачек и материалов для устройства мостиков во дворе банка и на пристанях, а также достать необходимую рабочую силу. Приготовления эти заняли несколько дней».
В рапорте на имя главного комиссара Народного банка в сентябре 1918 года комиссар Измайлов напишет:
«Предварительные переговоры по вопросу об эвакуации велись с ним (Марьиным. — В.К.) непосредственно Чрезвыч. Комиссаром Наконечным и Комендантом Чрезв. поручения К. Андру шкевичем, и с их слов и разговоров я вывел заключение, что Марьин ведет особую политику, стараясь затягивать все подготовительные вопросы по эвакуации, считая, например, необходимым самую тщательную заделку золота и ценностей, пересыпку их в новые хранилища, пересчет всех ценностей, что должно было занять много времени. В то время я думал, что такое его отношение вызвано тем, что Марьин, как старый банковский служака-формалист до мозга костей, и поэтому все эти его предложения вызываются желанием соблюсти все решительно формальности и предусмотреть все возможное, чтобы как-нибудь не нарушить каких-либо банковских правил».
Марьин действительно тормозил ход эвакуации ценностей из Казани. Позже он признавался: «…среди служащих (банка. — В.К.) высказывалось мнение, что золотой фонд как принадлежащий государству в целом должен был во время гражданской борьбы оставаться неприкосновенным и достаться той власти, которая окончательно утвердится в стране»…