КАТОЛИЦИЗМ И НАУКА

КАТОЛИЦИЗМ И НАУКА

Католическая церковь встретила в штыки все открытия науки XIX в., которые могли поколебать ортодоксально-католическую догматику. Не удовлетворяясь отдельными определениями по этим вопросам, обращениями, энцикликами, «консисторскими аллокуциями», папа Пий IX в своем «Силлабусе» осудил ряд губительных «заблуждений», которые, как считал Ватикан, обрекают тех, кто их придерживается, на вечные адские муки.

Через несколько лет после опубликования «Силлабуса» католическая церковь вновь выступила с тех же позиций. I Ватиканский вселенский собор принял в 1870 г. «Догматическую конституцию католической веры» ⁵. Она содержала в позитивной форме те же тезисы, которые «Силлабусом» были выражены в виде осуждения противоположных им.

Низведя таким образом в соответствии с канонами средневекового томизма разум на уровень прислужника теологии, церковь поспешила с помощью той же томистской философии несколько реабилитировать его. Как известно, последняя претендует на рационалистический характер и оперирует аристотелевской метафизикой, что придает теологии видимость научности. Папство сочло целесообразным в условиях второй половины XIX в. признать томизм своей официальной философией. В 1879 г. была опубликована специальная энциклика «Aeterni patris» («Вечные отцы»), объявившая миру о том, что католицизм продолжает, как и раньше, стоять на позициях томизма ⁶. Тут же были созданы институты по исследованию томистской философии, кафедры при университетах, стало выходить собрание сочинений Фомы Аквинского.

Все это не могло, однако, предотвратить возникновение внутри католической церкви оппозиции против курса на замораживание вероучения и его философско-теологического обоснования. В конце XIX в. среди духовенства и теологов возникло движение, преследующее цель модернизации католицизма; оно и вошло в историю под названием модернизма.

Родоначальники и теоретики этого движения понимали, что курс Ватикана грозит в условиях научного прогресса крупными поражениями для католицизма, для христианства вообще и для религии в целом. В ряде случаев их поддерживали в этих опасениях идеологи буржуазии, которые не были заинтересованы в отходе масс от религии.

Началось модернистское движение в США, где оно приобрело форму «ереси американизма». Деятели католической церкви в США, не пользовавшейся там большим влиянием, сочли необходимым в интересах борьбы с другими деноминациями произвести некоторую перестройку католицизма в соответствии со специфическими условиями Северной Америки. Эта перестройка должна была коснуться как социально-политических взглядов, так и культа и сферы догматики, в которой, по мнению модернистов, надо было сделать уступки деловому духу Америки за счет наиболее фантастичных и неправдоподобных элементов вероучения. После периода известной напряженности в отношениях «американистов» с Ватиканом уже в последние годы столетия был достигнут компромисс, по которому папство согласилось не замечать вольностей, допускаемых католической церковью США: Ватикан понял свою заинтересованность в приспособлении американской церкви к существующим условиям.

В Европе развернулась более острая борьба. Несколько крупных католических богословов во Франции, Англии, Германии, Италии своими выступлениями в печати вызвали смятение и ярость в высших кругах церковной иерархии. Среди них выделялся решительностью своей позиции и активностью в ее обосновании французский аббат и профессор библейской экзегетики А. Луази ⁷. Еще в 1893 г. он был уволен из парижского католического института за популяризацию выводов исторической библейской критики в практике своего преподавания. После этого он издал несколько книг, которые послужили поводом к отлучению его в 1908 г. от церкви. Основной идеей Луази была необходимость историко-эволюционного подхода как к догматике, так и к культу и к организации церкви. При таком подходе система догматов католицизма и христианства в целом обнаруживает свое историческое происхождение и совершившиеся в ней в ходе исторического процесса закономерные изменения. Христос оказывается в этом свете не богом, а древнееврейским историческим деятелем, основоположником широко развернувшегося в дальнейшем религиозно-общественного движения. Аналогичные взгляды защищали Г. Шелль в Германии, Д. Тиррелл в Англии и Л. Дюшен во Франции.

А когда начались выступления модернистов, церкви было важно продемонстрировать свою полную уверенность в прочности вероисповедных устоев католицизма и непреклонность тех позиций, с которых папство ведет борьбу против всех проявлений «либерализма» и вольнодумства. После серии индивидуальных отлучений и осуждений папа Пий X выступил в 1907 г. с новым «Силлабусом» против осуждаемых Ватиканом заблуждений и со специальной антимодернистской энцикликой «Pascendi dominici gregis» («При пастьбе божьего стада») ⁸.

Модернистскую концепцию, по которой бытие бога обосновывается не доказательствами, представленными схоластической философией, а духовным опытом верующего, энциклика опровергала тем рассуждением, что таким образом духовный опыт, например, мусульманина ставится в отношении его истинности на одну доску с религиозными переживаниями католика и что модернисты, следовательно, «тайно или явно… признают все религии истинными» ⁹. Бог же превращается таким способом модернистами в продукт субъективного переживания. Папа вопрошает: «Существует ли бог сам по себе, независимо от чувства и утверждения?..»¹⁰ Действительно, это весьма уязвимое место во взглядах модернистов, ибо ответить на данный вопрос они могли бы только отрицанием, на что, конечно, ни один из них не пошел бы.

Решительно и безоговорочно было отвергнуто в энциклике стремление модернистов рассматривать христианскую догматику, как и устройство церкви, в эволюционно-историческом плане. Если, рассуждал папа, католицизм есть создание бога, то не может быть и речи о его изменении под влиянием общественных или иных условий. Столь же нечестивым является и исторический подход к книгам Священного писания. И наконец, нельзя давать философии (имеется в виду наука в более общем плане) приоритета перед верой. Ссылаясь на взгляды и поучения Пия IX, автор энциклики утверждал: «Во всем, что касается религии, философия должна не господствовать, но служить, не предписывать чему следует верить, но с разумной покорностью усваивать, не исследовать глубины тайн Божиих, но благочестиво и смиренно чтить их»¹¹. Папство не сдвинулось, таким образом, с классической позиции «философия — служанка богословия». Какого опасного врага католическая церковь усматривала в модернизме, можно понять из того, что ею была установлена специальная антимодернистская присяга, которую должно было приносить каждое духовное лицо, начиная с субдьякона, при возведении в следующую ступень церковной иерархии. Такую присягу должны были принимать и все профессора богословия, проповедники, руководители монашеских конгрегаций и братств.

И все же папство сочло необходимым предпринять какие-то шаги «навстречу прогрессу». В 1902 г. была учреждена Библейская комиссия, а в 1909 г. создан специальный институт, перед которым была поставлена задача исторического исследования Библии и подготовки профессоров по этой специальности. Таким образом, на очередь было поставлено не просто запрещение исторической библейской критики, а противопоставление ей такого суррогата этой научной дисциплины, который мог бы использовать данные истории и археологии для сокрушения научных теорий.

Несколько экзотичным для условий XIX в., но легко объяснимым с точки зрения тех иллюзий о своих возможностях в этом мире, которые церковь питала в начале рассматриваемого периода, было формальное восстановление Пием VII инквизиции. Она возобновила свою деятельность, правда, не во всех католических странах, а в Испании, Португалии, папских владениях, действовала также и в странах Латинской Америки, находившихся во владении испанских королей. Скоро, однако, даже Пий VII понял, что средневековье окончательно отошло в прошлое. Через два года после восстановления им инквизиционного судилища, в 1816 г., папа опубликовал несколько документов, которыми процедура судопроизводства инквизиции была приведена в некоторое соответствие с общепринятыми правовыми нормами: устанавливалась гласность суда, категорически утверждалась необходимость точного доказательства выдвигаемых обвинений, предусматривалась система гарантий для обвиняемого. Папа напоминал даже о Христовой любви к ближнему. В бреве, обращенном к Конгрегации инквизиции, он писал: «…средство сделать религию могущественной в государствах состоит в том, чтобы показать, что она божественна и что при этом ее характере она может доставлять людям только утешение и благодеяния. Заповедь о любви друг к другу, данная нам божественным учителем Иисусом Христом, должна быть признана законом во всем мире» ¹².

При всем этом инквизиция вновь развернула свою работу. В 1826 г. был заживо сожжен в Валенсии по приговору инквизиции некий учитель Кайетано Риполь. Вина его заключалась в том, что он признал суть религии в утверждении: «Не делай другому того, чего не желаешь, чтобы сделали тебе» ¹³. После восстановления инквизиции было привлечено к ее суду по обвинению в ереси только в 1815 г. 737 человек ^и. Призывы папы Пия VII к милосердию были, разумеется, лицемерием.

Все же в итоге инквизиция должна была прекратить свое существование. В 1835 г. пал ее последний оплот в Испании: королевским приказом она была ликвидирована. В общецерковном масштабе лишь в 1859 г. буллой Пия IX было упразднено инквизиционное судилище, но некоторые его элементы продолжали существовать еще долго. Главным из них было присвоенное церковью право запрещения неугодных ей книг и других печатных изданий. Еще целое столетие продолжал выходить Индекс запрещенных книг. В Каноническом кодексе католической церкви, утвержденном папой Бенедиктом XV в 1917 г. и действующем до настоящего времени, содержится канон 1384 г., который гласит: «Церковь имеет право требовать от верующих, чтобы они не публиковали книг без ее предварительной цензуры, и запрещать, если на то имеются достаточные основания, любые книги любого автора» ¹⁵. Предать этого «любого автора» или даже его книги публичному сожжению церковь уже не может, и она ставит себе достижимую цель — осуждение и запрещение.

Использование этих испытанных средств не решает, однако, тех трудностей, которые стоят перед церковью в обстановке, когда буквально каждый день и час успехи естествознания и научно-технической революции демонстрируют полный крах религиозной картины мира и соответственно вероучения, проповедуемого церковью. В течение XX в. католическая церковь делает судорожные усилия к тому, чтобы удержать свои позиции в данном отношении, она идет на уступки с чрезвычайной неохотой и после многократных попыток удержать старые позиции.

Программным документом католической церкви в вопросе об отношении к науке явилась изданная папой Пием XII в 1950 г. энциклика «Humani generis» ¹⁶ («Род человеческий»). Виднейшее место в содержании энциклики занимает вопрос о происхождении человека и об отношении церкви в связи с этим вопросом к теории эволюции, но значение этого документа не замыкается рамками данного вопроса; по существу речь идет здесь об отношении между наукой в целом и религией (собственно католицизмом). Папа признает право науки заниматься своим делом, но тут же ставит это право в зависимость от того, согласны ли ученые в каждом отдельном случае подчиниться окончательному решению церкви по рассматриваемому вопросу. Он милостиво разрешает деятелям науки вести дискуссии, но лишь в пределах, которые соответствуют учениям Священного писания и Священного предания. Научные теории именуются им гипотезами, и он не имеет ничего против того, чтобы таковые обсуждались, но если оказывается, что они «прямо или косвенно направлены против богооткровенного учения, они не могут быть приняты ни в коем случае».

Таков был официальный курс, которого придерживался Ватикан при папе Пие XII. Однако в недрах католической церкви зрели и все больше крепли более либеральные течения богословской мысли, хотя и медленно, но неуклонно подтачивавшие церковный фундаментализм. В этой связи представляют большой интерес мировоззрение и судьба крупного ученого-палеонтолога, состоявшего до самой своей смерти в 1956 г. патером и членом иезуитского ордена, Пьера Тейяра де Шардена ¹⁷.

Взгляды Тейяра весьма противоречивы и запутанны, по содержанию своему они совершенно мистичны. Но эта мистическая система не совпадает с системой вероучения как христианства в целом, так и католицизма в частности. В ее основе лежит принцип эволюционного развития всего существующего — от пункта Альфа (возникновение мира) до пункта Омега (воплощенный и персонифицированный бог). Божественное начало тем не менее признается не возникающим в конце эволюционного пути, но присущим всему существующему на всем протяжении его развития. Как ни трудно понять логику этой концепции, можно все же уловить ее явственный пантеистический смысл. Во всяком случае в сочинениях патера Тейяра де Шардена нельзя найти ничего похожего на христианское вероучение ни в его католической, ни в любой другой разновидности: нет в нем ни Бога-творца, ни Троицы, ни Адама с Евой, ни первородного греха, ни загробной жизни. Неудивительно, что католическая церковь относилась отрицательно к философским взглядам Тейяра и запрещала ему публиковать те его произведения, в которых эти взгляды находили свое выражение. Уже после его смерти, в 1962 г., папская Конгрегация по вопросам вероучения опубликовала «Monitum» («Предостережение»), осуждавший взгляды Тейяра и предостерегавший всех католиков, и прежде всего церковные власти, «всех епископов, настоятелей орденов, директоров семинарий и ректоров университетов», о гибельности их признания¹⁸. Само собой разумеется, что не могло быть и речи в этих условиях об издании церковью сочинений еретического патера и даже просто о разрешении их издавать («Imprimatur»).

И все же очень скоро наступил полный поворот в этом отношении. На Втором Ватиканском Вселенском соборе ряд делегатов выступил с требованием пересмотра церковных установок в вопросе об оценке доктринального наследия Тейяра де Шардена. Хотя не все соборные отцы были согласны с требованием реабилитации еретического пастыря, но таковая реабилитация фактически произошла. После Собора сочинения Тейяра стали издаваться с санкции церкви. Смысл этого поворота можно уяснить себе только в свете общей характеристики Второго Ватиканского собора, этого высшего форума католической церкви. Как известно, Собор проходил под знаком лозунга «аджорнаменто» (ит. «обновление», «осовременивание»), в чем сказалось общее требование времени, которому церковь уже не могла противостоять.

Принципиальные вопросы вероучения с особой остротой встали перед Собором при обсуждении «Конституции об откровении».

По существу речь шла о том, следует ли церкви и теперь, как это было на протяжении многих столетий, рассматривать Библию как источник абсолютно достоверной и безошибочной истины, — в тех условиях, когда, с одной стороны, мифологический характер ее содержания очевиден для подавляющего большинства современного человечества, а с другой стороны, научные исследования раскрыли подлинную историю библейских книг, разумеется не содержащую в себе ничего сверхъестественного, могущего быть приписанным Святому духу. И при этих условиях на первой сессии Собора был предложен на утверждение проект «Конституции», предававшей анафеме всех, кто выражает сомнение в «абсолютной безошибочности Священного писания». Проект был после долгих споров сдан на новую разработку, но и вторая и третья сессии Собора оказались не в состоянии прийти к общему мнению и определенному решению по поводу текста «Конституции». Только на последней (четвертой) сессии такое решение было принято, и то лишь потому, что раньше или позже надо было что-то решить во избежание всенародной демонстрации того тупика, в котором оказалась католическая догматика в коренном вопросе вероучения.

Каждый из последующих вариантов проекта «Конституции» был либеральнее предыдущего, но это «левение» шло очень трудно, как говорят, со скрипом. Еще в третьем варианте говорилось, что «книги Писания учат в целом и во всех своих частях истине без какой бы то ни было ошибки (sine ulla errore)». Но один за другим с трибуны Собора выступали влиятельные его делегаты, в том числе кардиналы, и указывали на явно ошибочные и фантастические библейские пассажи, о которых никак невозможно сказать, что они безошибочны. С другой стороны, признать, что в богооткровенном Писании содержатся «ошибки», церковь тоже не может. В конце концов уже на четвертой сессии Собора была принята формула, кажущаяся решительной, но на самом деле открывающая возможность всяческого маневрирования: «абсолютная безошибочность» уступила свое место довольно непонятной «спасительной истинности» (в немецком переводе Heilsgeschichte), а в целом текст гласил: «Все, что богодухновенные авторы или агиографы высказывают, должно считаться высказанным Святым Духом… Книги Писания точно, надежно и без заблуждений учат истине, которую бог счел нужным для нашего блага сообщить нам»¹⁹. Здесь что ни слово, то уловка. Раньше католические теологи избегали термина «авторы» для обозначения тех людей, которые писали библейские книги, они рассматривались как «инструменты», которыми оперировал действительный автор — Святой дух. Категорические утверждения насчет «точности, надежности» и отсутствия заблуждений имеют подстрочный смысл, связанный с последующим текстом, где речь идет о той истине, которую «бог счел нужным сообщить нам». Счел, дескать, нужным преподать нам сию истину в форме фантастических мифов, и от этого она не перестает быть истиной…

Как в этом, так и в других соборных документах сказалась тенденция к аджорнаменто, притом к такому, которое открывало бы возможность для церкви устранять или по меньшей мере затушевывать противоречия между уровнем сознания современного человека и католической доктриной, с каждым годом становящиеся все более вопиющими. Однако не все соборные отцы соглашались с таким курсом церкви. Оставалось меньшинство, в общем незначительное, придерживающееся старых позиций и резко протестовавшее против модернизации вероучения.

Уже после окончания Собора лидер этого меньшинства, глава ватиканской Конгрегации вероучения престарелый кардинал Оттавиани опубликовал послание, в котором сформулировал целый набор обвинений по адресу сторонников обновления католического вероучения. Он признал еретическим целый набор теологических мнений, имевших хождение на Соборе и продолжавших высказываться разными церковными идеологами. К ним относятся, например, утверждения, по которым: «догматические формулы считаются подверженными историческому развитию, что обусловливает возможность их изменения»; «Христос ставится в положение простого человека, лишь постепенно достигающего сознания своего богосыновства, а непорочное зачатие, библейские чудеса, даже воскресение сводятся к чисто естественным событиям»; «первородный грех признается личной виной Адама, а его передача потомству затемняется»²⁰. Иначе говоря, католическое вероучение, по Оттавиани, вечно истинно и не подвержено никаким изменениям. Особой поддержки со стороны руководства Ватикана выступление Оттавиани не получило, что явствует хотя бы из того, что вскоре сам кардинал должен был уступить свой пост более молодому и несколько более либеральному югославскому прелату.

В 60-х годах модернизаторское движение нашло свое выражение в «Катехизисе для взрослых», изданном голландским епископатом под руководством кардинала Альфринка ²¹. Он сразу стал своего рода бестселлером и был издан на ряде языков, произведя сенсацию среди широких кругов церковников и мирян. В этой книге собрано все наиболее «левое» и модернизированное, что выкристаллизовалось в католическом богословии последних десятилетий. Руководство Ватикана в лице папы Павла VI было вначале скандализовано этим крайним продуктом аджорнаменто и попыталось принять меры к укрощению его авторов. Была назначена специальная комиссия кардиналов с поручением изучить содержание Катехизиса, вскрыть содержащиеся в нем ереси и заставить авторов дать новое, исправленное издание, безупречное с точки зрения католической ортодоксии. Обстановка, однако, складывалась так, что применение крутых мер могло оказаться опасным для единства католической церкви. В своем заключении комиссия кардиналов сочла за благо даже преподнести авторам Катехизиса несколько кисло-сладких комплиментов и заодно предложить им внести ряд «улучшений» в его текст. Те не сочли приемлемым это предложение, они пошли лишь на то, что в новых изданиях своего Катехизиса согласились опубликовать замечания и поправки кардинальской комиссии в качестве приложения.

Понтификат Иоанна Павла II характеризуется зажимом модернизаторских поисков и воскрешением католического фундаментализма. Так, швейцарско-немецкий профессор патер Ганс Кюнг, на протяжении ряда лет выпускавший «вольнодумные» книги, но при прежних папах продолжавший преподавать католическую теологию в Тюбингенском университете, был при Иоанне Павле II лишен этого права. В общем этот папа, придерживаясь в основном довольно жесткого фундаментализма, все же считает нужным маневрировать относительно достижений естествознания. Он, например, позволил себе официально реабилитировать Галилея и этим признать с некоторыми оговорками, что церковь в свое время совершила ошибку, подвергнув его преследованиям. Он счел также необходимым торжественно отметить столетие со дня рождения Эйнштейна.

Все эти маневры не меняют, однако, основного в положении католической церкви относительно современной науки, и в частности естествознания. Это положение — трудное и в конечном итоге безысходное. Вероятно, католицизму придется в дальнейшем отступать на все более «осовремененные» позиции, что, однако, не спасет его, как и другие христианские и нехристианские вероучения, от полного идеологического банкротства.