Оформление английской парламентской системы

Оформление английской парламентской системы

Победа, одержанная буржуазно-дворянским блоком в ходе революции и закрепленная компромиссом 1688 г., поставила Англию в чрезвычайно выгодное положение по сравнению с другими странами Европы и всего мира. Впоследствии все страны Европы - одни раньше, другие позже - вступили в полосу капиталистического развития и связанного с ним прогресса производительных сил, культуры и государственных форм. Но Англия была первой, и это давало английской буржуазии огромные преимущества, которыми она пользовалась вплоть до конца XIX в., когда торгово-промышленное первенство страны было утрачено.

В конце XVII - первой половине XVIII в. в Англии начали складываться формы и принципы государственного управления, характерные для буржуазных демократий. Однако процесс формирования парламентской системы проходил уже не в ходе революции, а в специфической обстановке, сложившейся после компромисса 1688 г. Государственная деятельность оставалась привилегией земельного дворянства, и на поверхности политической жизни фигурировало несколько десятков знатных родов. «Аристократическая олигархия, - по выражению Ф. Энгельса, - слишком хорошо понимала, что ее собственное экономическое процветание неразрывно связано с процветанием промышленного и торгового среднего класса». Именно экономические интересы буржуазии «определяли собою общую национальную политику».

Новой вехой в становлении парламентской системы стал принятый в 1701 г. парламентом «Акт о престолонаследии и статут об устройстве королевства»: «Законы Англии являются прирожденными правами ее народа, и все короли и королевы, которые вступают на престол английского королевства, обязаны производить управление английским народом в соответствии с указанными выше законами, и все их подчиненные и министры должны нести службу, соблюдая те же законы». Королевская власть объявлялась, таким образом, ограниченной законами, которые вправе издавать только парламент. В «Акте о престолонаследии» определялась дальнейшая судьба английской короны после смерти Вильгельма III. Она должна была перейти к дочери Якова II - Анне, а после ее смерти - к курфюрсту (князю) небольшого германского государства - Ганновера. Формальные основания для этого давал брак курфюрста и внучки Якова I Стюарта.

Правительство приобретало все большую независимость от короля. Королева Анна (1702-1714) и первые короли ганноверской династии Георг I (1714-1727) и Георг II (1727-1760) еще председательствовали на заседаниях правительства, но министры все чаще собирались втайне от короля и именно на этих заседаниях принимали решения, которые потом лишь формально рассматривались в присутствии монарха. При Георге II даже это формальное участие короля в работе правительства постепенно прекратилось. Этому в известной мере способствовали и личные качества названных королей. Анна, по выражению английского либерального историка XIX в. Маколея, «при хорошем расположении духа была кротко глупа, а при дурном - сердито глупа». Первые Георги были ограниченными людьми, больше заботившимися о делах своего маленького Ганновера, чем о позициях королевской власти в Англии.

Таким образом, к середине XVIII в. в Англии установилась система управления, как нельзя более соответствовавшая интересам господствующих классов. Ограничение королевской власти, зависимость правительства от парламента, правовые гарантии, записанные в Habeas Corpus Act и ряде законов, принятых в начале XVIII в., независимость судей от короля и правительства - все эти черты английской конституции стали предметом гордости английских государствоведов и зависти идеологов поднимающейся буржуазии других стран.

Теоретически власть принадлежала народу, но на практике от избрания «народных представителей» были отстранены не только массы рабочих, ремесленников, крестьян, но и значительная часть буржуазии и даже землевладельцев. В 1717 г. был резко повышен ценз для избирателей: отныне право участвовать в выборах предоставлялось лишь лицам, получавшим не менее 600 ф. ст. годового дохода с недвижимости, либо 200 ф. ст.- от торговых и финансовых операций. Таких лиц оказалось всего около 250 тыс. из почти 5-миллионного населения страны.

Формально высшим органом государственной власти был парламент, но реальная власть в стране принадлежала политическим дельцам, стоящим во главе обеих партий. Наибольшим влиянием пользовалась партия вигов, которая находилась у власти почти непрерывно с конца XVII в. до 1770 г. В то время как торийские верхи представляли главным образом интересы крупных землевладельцев и опирались на провинциальных сквайров, лидеры вигов были, по выражению Маркса, «аристократическими представителями буржуазии, промышленного и торгового среднего класса».

На смену острой политической борьбе времен революции и даже послереволюционных лет, когда действительно сталкивались противоборствующие социальные силы, пришло мелкое политиканство алчных клик, жаждущих власти и богатства. Именно в этот период сложились такие черты буржуазного парламентаризма, как оторванность от народа, неизбежная коррупция, беспринципность. Политическая мораль буржуазии формировалась в обстановке бешеной погони за наживой, колониального грабежа, финансовых авантюр. В этих условиях и политическая деятельность рассматривалась как один из «законных» источников обогащения. Покупалось и продавалось все - голоса избирателей и членов парламента, государственные посты и благоволение министров, доступ ко двору и политические убеждения.

Едва ли не самой колоритной фигурой той эпохи был видный вигский лидер Роберт Уолпол, бессменно стоявший во главе правительства с 1721 до 1742 г. Возглавляя одну из вигских группировок, наиболее тесно связанную с буржуазными кругами, он впитал в себя все пороки своего века и своего класса.

Выходец из типичной помещичьей семьи, потомок мировых судей, полковников милиции и членов парламента, Роберт Уолпол, вероятно, умер бы «деревенским джентльменом», если бы с первых шагов своей политической карьеры не пошел на союз с воротилами Сити. Прорвавшись к власти, он стал одним из самых богатых людей Англии, получая колоссальные взятки от поставщиков, искателей карьеры, колониальных дельцов. Он жил как крупнейший магнат, соря деньгами, устраивая роскошные балы, скупая произведения искусства. Мораль века была такова, что Уолпол почти не скрывал источников своего богатства. Во время премьеры пьесы Джона Гэя «Опера нищих», когда скупщик краденого пел: «И министр великий считает честным себя, как и я», сам «великий министр» невозмутимо сидел в ложе. А когда со сцены прозвучали слова:

Коль бичуешь порок,

Будь умен себе впрок,

Не задень при дворе никого, -

Взятки станешь бранить,

Каждый станет вопить,

Что ты метишь, наверно, в него, -

Уолпол громко потребовал повторения этой песенки. Зал поддержал его взрывами аплодисментов, и трудно сказать, чего в них было больше - благодарности к актерам или восхищения наглостью и успехом Уолпола, которым втайне завидовали многие из зрителей.

Знаменитый романист Даниэль Дефо писал: «Я видел изнанку всех партий, всех их претензий и изнанку их искренности, и... я говорю о них: все это - простое притворство, видимость и отвратительное лицемерие каждой партии, во все времена, при всяком правительстве... Их интересы господствуют над их принципами».

Вся Англия знала, что парламентские выборы не имеют ничего общего с действительным волеизъявлением не только народа, но и четверти миллиона избирателей. В сельских избирательных округах вопрос об избрании того или иного кандидата решался обычно крупным лендлордом, от которого зависели и которому не решались противоречить соседи - средние фригольдеры и сквайры. Почти половина «депутатов» вообще не избиралась, а проходила в парламент от так называемых гнилых местечек - маленьких населенных пунктов, находившихся в собственности лорда. Здесь лорд бесцеремонно назначал члена парламента, обычно продавая этот пост за 1,5-2 тыс. ф. ст. Но если кандидату приходилось все же бороться за место с конкурентом, он обращался к прямому подкупу избирателей - благо, их было немного. Избиратели настолько привыкли получать взятки, что считали их вполне законными источниками дохода. Остроумная сатирическая комедия Генри Филдинга, одного из крупнейших английских писателей XVIII в., «Дон Кихот в Англии» на том и построена, что избиратели некоего города пришли в ужас от того, что на предстоящих выборах ожидается лишь один кандидат: ведь, не имея конкурентов, он не станет давать взятки.

Роберт Уолпол недаром говорил о парламентариях: «У каждого из этих людей есть своя цена». Точно так же, как член парламента покупал свой мандат у лорда, контролирующего «гнилое местечко», или у избирателей, правительство покупало самих членов парламента.

Итак, объективно прогрессивный процесс формирования парламентской системы проходил в уродливых формах, сопровождался чудовищным казнокрадством, взяточничеством, стяжательством правящей олигархии. Именно против этих пороков, извращавших самую сущность парламентаризма, была направлена гневная критика и меткая сатира передовых людей Англии, прежде всего - блестящей плеяды деятелей английского Просвещения.