ПРОДОЛЖЕНИЕ МЕЖДОУСОБИЙ

ПРОДОЛЖЕНИЕ МЕЖДОУСОБИЙ

Что же произошло на Руси после этого неожиданного нашествия, упавшего как снег на ее голову, — после такого ужасного поражения почти всех ее сил? Какое впечатление осталось в наших князьях по удалении дикой восточной орды? Собирались ли они где-нибудь толковать о мерах на случай ее возвращения? Подумали ли они о своем настоящем положении? Переменили ли образ своих действий в отношениях друг к другу, в виду угрожающей опасности?

Увы! Ничего не изменилось в их взаимных отношениях; ни рассуждений, ни мер, ни совещаний никаких нигде не было. Все пошло по-прежнему, как будто не случилось ничего особенного, как будто никакой опасности извне не грозило им ниоткуда, и все происшедшее они видели только во сне. Они тотчас принялись за прерванные распри, поднимая опущенные в них петли, и междоусобия на всех концах возобновились с прежней горячностью, — в Галиче и на Волыни, в Киеве и Курске, Новгороде и Владимире, Смоленске и Чернигове.

В первый же год в Галиче загорелась война между двумя лучшими князьями того времени, близкими родственниками — Мстиславом, который призвал к себе на помощь половцев, и зятем его Даниилом, который имел на своей стороне ляхов.

Тогда же, на другой стороне, война началась между Олегом курским и Михаилом черниговским, в которой приняли участие и суздальские князья.

За этими войнами поднялся на Волыни спор за Луцк, Пересопницу и Черторижск у Даниила галицкого, которому эти города были завещаны Мстиславом Немым, с соседними князьями — Ярославом Ингваревичем, и племянником покойного, Ростиславом пинским.

Галич, среди боярских смут, с вооруженным участием угров, ляхов, половцев и соседних русских князей, переходил несколько раз из рук в руки Даниила и королевича Андрея, потом достался Михаилу черниговскому и сыну его Ростиславу, и, наконец, опять к Даниилу.

В Киеве один за другим сменялись князья, также с боем: Владимир Рюрикович, Изяслав Владимирович, Ярослав Всеволодович, Михаил черниговский и его сын Ростислав.

Чернигов со своими волостями подвергался нападениям Олега курского, Даниила галицкого, Ярослава переяславского и его племянников, князей ростовского и ярославского.

В Новгороде, кроме походов на литву, на чудь, на емь, внутренние смятения не прерывались, и по нескольку раз призываемы были то Михаил черниговский, то Ярослав Всеволодович переяславский, из которых каждый имел своих сторонников между боярами. С этими переменами соединялись и военные действия: были взяты Торжок, Волок Ламский, под угрозой находился Новгород.

Псков воевал с литвой, ссорился с Новгородом и начал сговариваться против него с немцами.

В Смоленске было кровопролитие после смерти Мстислава Давыдовича, вследствие сопротивления граждан, которые не хотели принять к себе на стол его двоюродного брата Святослава Мстиславича.

Владимирские князья, кроме походов на мордву, воевали с Черниговом и Новгородом и начинали враждовать между собой.

Вот краткий очерк междоусобий, происходивших в продолжение пятнадцати лет, следовавших за первым нашествием.

Мы опишем теперь подробнее галицкие происшествия, на юге, и новгородские, на севере, как самые важные, к которым, более или менее, примыкали все прочие.

Главным действующим лицом в Галиче оставался Мстислав Мстиславич Удалой. Но он недолго пережил Калкское поражение: на третий год он скончался, — проведя свое последнее время среди измен, в беспрестанных тревогах, недоумении и горестях.

Даниила, своего зятя, он любил от души, — и кто же был достойнее любви его! Это говорил Мстислав на своем смертном одре, как засвидетельствовал и при первом появлении своем в Галиче, отдав за него свою старшую дочь и приняв вместе столько трудов для изгнания иноплеменников. Александр бельзский, ненавидя Даниила, равно как и брата его Василька за «злую ночь», старался всеми силами вредить им. «Зять твой хочет убить тебя, зять твой поваживает на тебя ляхов», — твердил он беспрестанно в уши Мстиславу, представлял доказательства, — и столько же легковерный, как и добродушный, Мстислав поверил было клеветнику и вышел с ратью на Лысую гору для соединения с Александром, — а Даниил призвал ляхов. Началась брань, мужественные Романовичи брали верх, Мстислав вынужден был отступить и вернулся в Галич; на другой год призвал он тестя Котяна с половцами, уцелевшего при Калке, своего верного Владимира Рюриковича, занимавшего киевский стол — как будто собираясь на ляхов, все по совету Александра. Но ему была противна вражда с Даниилом, и он вздумал вдруг решить дело иначе, не прибегая к оружию, не обнажая меча — очной ставкой, на общем сейме соседних князей. Александр, не смея идти на сейм, прислал своего боярина Яна. Мстислав объявил всем князьям, призванным на сейм, о причинах, побуждающих его к войне, и, оборотясь к послу Александрову повторил: «Твоя речь, Яню, что Даниил возводит второе на меня Ляхов». Доказательств не привелось, и клевета Александрова, ложь Янева, обнаружились. Тогда все князья решили, что волость Александра должна быть отдана Даниилу. Но добродушный витязь простил виновного, оставив его спокойно владеть своей волостью, и все князья похвалили его за бескорыстие и братолюбие. Даниил, невинно оболганный, был принят Мстиславом с еще большей любовью, чем прежде. Мстислав почтил его, равно как и дочь свою Анну, дарами великими, и дал ему своего борзого коня актаза, какого тогда нигде не бывало.

В Перемиле князья утвердили мир между собою.

Это происходило в 1125 году, а в 1126 году он испытал новое огорчение. Жирослав, один из мятежных галицких бояр, выдумал на него басню, будто он хочет уйти в поле и предать всех бояр тестю своему Котяну на погибель; те поверили и бежали в Угорские горы; оттуда прислали они послов к князю спросить о речах Жирослава, а у него и в уме ничего подобного не было. Он поручил духовнику своему Тимофею заверить бояр, что Жирослав оклеветал его перед ними. Тимофей поклялся, и привел всех удалившихся. Мстислав обличил клеветника и изгнал из Галича. Бояре остались, однако же, не расположенными, как прежде, и старались избавиться от князя. Он был со всех сторон окружен изменниками и предателями; был один чистый человек, который любил его от сердца, и которого он любил от сердца, по сходству их нравов и расположений, — и от того старый князь был беспрестанно отвлекаем.

Венгерский король Андрей, получив, еще до слуха о татарах, для сына своего Перемышль, вздумал воспользоваться благоприятными для себя обстоятельствами, и, вероятно, подстрекаемый боярами, появился в Галицкой волости, занял Перемышль (откуда сын его перед тем ушел), Звенигород и, наконец, послал рать под Галич. Сам он не пошел туда, боясь смерти, предсказанной ему волхвами, «узревши Галич». Днестр, между тем, разлился, и нельзя было переправиться. Мстислав вышел из города сам против угров, расположенных впереди, но они посмотрели на нас, говорит летописец, и ушли в свои станы к королю. Король обратился к Теребовлю и взял его, потом взял Тихомль, потом пришел под Кременец, под которым убито и ранено было много угров.

Мстислав послал к Даниилу боярина Судислава сказать: «Не отступай от меня». Даниил отвечал: «Имею правду в сердце моем».

Князь галицкий, убедившись в его преданности, решил идти вперед на короля, который стоял тогда в Звенигороде. Угры вышли навстречу из королевского стана; произошло сражение, и они были разбиты, Мстислав победил, — последняя его победа, — и преследовал беглецов до стана. Сам королевский воевода Мартыниш был убит. Андрей устрашился и поспешил скорее уйти. Даниил и Василько, которые мешали Лешку подать ему помощь, загораживая ему дорогу на Буге, присоединились теперь к Мстиславу и убеждали его преследовать венгерского короля, потому что Андрей вовсе изнемог, а хитрый Судислав, вкравшийся в доверенность к Мстиславу, старался отговорить, не желая гибели королю и возлагая на него свои надежды.

Мстислав поддался на обман, и Андрей благополучно выбрался восвояси.

Этого было Судиславу мало. Он начал приставать к своему князю, чтобы тот, во избежание новых распрей, отдал по прежнему договору Галич Андрееву сыну с дочерью, с ним уже обрученной: «Галича не можешь ты держать сам, потому что бояре не хотят тебя». Мстислав, напротив, склонялся отдать Галич Даниилу, а бояре его Судислав и Глеб Еремеевич толковали: «Если ты отдашь королевичу, то можешь взять у него назад, когда захочешь, а если отдашь Даниилу, то уже не видать его тебе никогда, потому что галичане желают Даниила».

Начались переговоры, и Мстислав предоставил (1127) Галич королевичу Андрею, а себе взял Понизье, или нынешнюю Подолию, и отошел в Торческ. Королевич Андрей с Судиславом водворились в Галиче.

Около этого времени Мстислав Немой, который оказал помощь в Калкском побоище храброму Даниилу, умирая, передал ему на руки сына Ивана и завещал ему свою волость, но после смерти Ивана Луцком завладел Ярослав Ингваревич, а Черторижском пиняне.

Даниил вскоре добыл Луцк, а о Черторижске послал заслуженного своего тысяцкого, боярина Демьяна, жаловаться тестю: «Не подобает Пинянам держать Черторижска». Мстислав, неизвестно по каким обстоятельствам, видел уже тогда свою ошибку, чувствовал раскаяние и собирался исправить испорченное. Много толковав с Демьяном, добрый князь заключил свою речь к Даниилу следующими словами: «Сыну! Я согрешил, не отдав тебе Галича, но дав иноплеменнику. Обольстил меня льстец Судислав! Но, Бог даст, мы пойдем на них опять, ты со своими полками, а я призову половцев. Если Бог нам поможет, ты возьмешь себе Галич, а я останусь в Понизье. Что же касается до Черторижска, то ты прав». Даниил, получив согласие тестя, пошел на виноватый город и взял его.

Между тем, Мстислав, хоть еще не в глубокой старости, разнемогся. Почувствовав приближение смерти, он пожелал видеть Даниила, «жадящу ему видети сына своего Даниила, бе бо имея до него любовь велику в сердце своем». Ему думал он препоручить детей своих и дом свой, — но злонамеренные бояре, особенно Глеб Еремеевич, из зависти не допускали его, — и славный князь галицкий умер один, в Торческе, закончив свою жизнь, исполненную таких тяжелых трудов, таких блистательных подвигов, такой почти постоянной удачи, — самой печальной, безвестной кончиной, оставляя все семейство на произвол судьбы. Счастлив еще: он умер не под игом, — счастлив еще: он умер не рабом, — без мысли, что придут опять татары, — и останутся!

Кончина Мстислава имела следствием новые смятения. Соседние князья сдерживались его силой, решительностью и храбростью, и еще более уважением, которое питали к нему все, получив от него или важные услуги, или сильные уроки. Без него они почувствовали себя как бы на воле и принялись за преследование своих личных целей. Поводов и предлогов было много. Успехи Даниила, который занял между тем Понизье, возбуждали их зависть и вместе опасения, чтобы он не пошел по следам своего отца, славного Романа волынского, слишком для всех памятного. Первый выступил против Даниила, великий князь киевский Владимир Рюрикович, вспомнив, что отец его был не только согнан со стола киевского его отцом, но и пострижен в монахи. «Бе бо ему боязнь велика в сердце его». Ростислав пинский, из рода старшего Ярославова сына, Изяслава, «не престаяше клевеща», потому что дети его томились в плену у Даниила. Образовался союз из князей: киевского, черниговского, новгород-северского, пинского, туровского; подговорены угры с королевичем и Судиславом, призваны половцы, и соединенная рать обложила Каменец. Даниил притворился желающим сотворить мир, «переводя ими», то есть князьями, а между тем старался отвлечь от них Котяна, послав просить его: «Отче, измяти войну сию, приими мя в любовь собе». Котян уступил его убеждениям, обошел ратью Галицкую землю и удалился в свои земли. Союзники не могли сделать ничего и отступили от Каменца, а Даниил с Пакославом, воеводой ляхов, «и Олександро с нима», двинулся на Киев. К нему вышли послы от князей киевского и черниговского просить мира, который и был им дан.

Покончив так благополучно дела с домашними противниками, Даниил должен был принять участие в польских междоусобиях: Лешко, князь краковский, был убит на сейме. У преемника его Конрада, князя мазовецкого, друга Романовичей, завязались споры, и он просил их помощи. Оставив в Берестье Владимира пинского стеречь землю от ятвягов, Даниил пошел вместе с братом Васильком к Конраду. Все вместе они опустошили волости противников Конрада, и, обогатившись всякой добычей, осадили Калиш (1229). Решено было взять город приступом. Погода не благоприятствовала — лил сильный дождь, «Кондрату же, любящу Русскый бой, и понужающу Ляхы свое», они не хотели идти на город. Наутро Даниил и Василько пошли на штурм одни; по болотистой почве, наполнившейся водой от дождя, трудно было двигаться; жители бросали камни со стен, — и храбрые русские витязи, запалив подъемный мост, должны были вернуться в свой лагерь. Там один из польских военачальников, посланный в обход, заявил: «Кде мы стояли, ту несть воды, ни гребли высокой». Даниил, сев на коня, тотчас отправился осмотреть место, и удостоверился в справедливости показания. Вернувшись, он сказал Конраду: «Если б мы знали про то место, город был бы взят». Конрад просил его возобновить приступ, и он на другой день, послал людей, «теребить» леса с указанной стороны. Жители увидели неизбежную опасность и просили прислать к ним под стены для переговоров Пакослава и Мстивоя. Конрад, не имея доверия к последнему, просил Даниила идти с ними. Даниил отправился переодетый. Жители говорили со стен боярам: «Скажите Конраду, за что он утесняет нас? Разве мы не его люди, не братья ваши? Какая слава будет для Конрада, если Русь заберет нас в полон к себе? Когда Русское знамя разовьется на наших стенах, кому достанется честь? Разве не Романовичам, а Конраду унижение? Мы служим ныне твоему брату, а завтра будем служить тебе: не давай славы Руси и не бери города». Пакослав отвечал: «Конрад рад бы оказать вам милость, но Даниил лют зело есть, не хочет отойти прочь, не прием града. Вот он здесь, заключил Пакослав рассмеявшись, говорите с ним». Даниил толкнул его оскепищем, и, также засмеявшись, снял с себя шлем. Граждане закричали: «Имей службу нашу, молимся, сотвори мир». Начавшиеся переговоры продолжались долго. Даниил взял у них двух талей и вернулся с известиями к Конраду, который и заключил мир. Русь и ляхи поклялись между прочим не воевать, в случае усобицы, ляхам русской челяди (т. е. не брать людей в плен), а руси — лядской. Даниил и Василько, подав важную помощь Конраду, возвратились с великой славой в свои княжества: ни один русский князь, по замечанию летописца, кроме Владимира Святого, не заходил так глубоко в Ляшскую землю, как они.

После возвращения Даниила галичане прислали звать его к себе: «Судислав ушел в Понизье, и королевич остался один — иди скорее». Даниил отрядил тысяцкого Демьяна против Судислава, а сам, с малой дружиной, отправился в Галич и подступил к городу, который затворился. Даниил занял под городом двор Судислава, где найдено было множество всякого корма, вина и овощей, а потом перешел на другую сторону Днестра. Судислав, между тем, не устоявший перед Демьяном, прибежал в город. Галичане и угры выехали на лед и стреляли по воинам Данииловым, а к вечеру, когда лед вдруг тронулся, и река наводнилась, зажгли мост по совету лихого Семьюнка, «подобнаго лисице чермности ради», и вернулись в город. Зато к Даниилу, к великой его радости, тогда примкнул Демьян со многими галицкими боярами, вернувшись из похода на Судислава. Забота была теперь только о том, как перейти Днестр; Даниил поскакал к мосту и к своему удовольствию увидел, что огонь погас. Наутро подоспел к нему Владимир Ингваревич, и они перешли на другой берег реки, окружили город со всех сторон. Осажденные изнемогли и сдались. Даниил отпустил королевича, поминая любовь отца его, и проводил его до Днестра. С ним отправился и наставник его Судислав. Граждане бросали в него камнями, восклицая: «Изыди из града, мятежниче земли».

Но Судислав не успокоился, и, прибыв в Венгрию вместе с королевичем, начал приставать к Андрею и его детям: «Идите на Галич и занимайте Русскую землю: если не пойдете теперь, то после вам не сладить будет с нею». Король послушался и дал старшему своему сыну Беле сильное войско с присоединением Бегобарсовых половцев. С великими затруднениями, по причине дождей, перешли они Карпатские горы, и, уже изнеможденные, осадили Галич, где начальствовал верный Демьян. Даниил привел ляхов и половцев Котяновых, осаждающие не могли сделать ничего и вынуждены были думать о своем спасении. Они выбрали другую дорогу к Пруту за горы. Множество их погибло — одни убиты, другие взяты в плен, многие утонули, и «Днестр сыграл Уграм злую игру».

Опасность со стороны угров миновала, но Даниилу было еще далеко до покоя. Александр бельзский продолжал «строить ковы втайне», и под его руководством неугомонные бояре составили заговор (1230).

Они уже сговорились зажечь дворец, как Василько нечаянно вышел оттуда и обнажил, шутя, свой меч на слугу короля, который зачем-то оставался в Галиче и принадлежал, видно, к числу заговорщиков — они испугались, подумав, что умысел их открыт, и разбежались.

У князей же еще не было никакого подозрения: Василько поехал по своему делу во Владимир, а Даниила пригласил к себе на пир в Вишню боярин Филипп. Уже на дороге нагнал князя посол от тысяцкого Демьяна: «Берегися, пир зол уготован, тебя убить хотят». Даниил вернулся, велел Васильку идти на Александра, а Ивана Михайловича послал за Молибоговичами, участвовавшими в заговоре, как было узнано. Василько взял Бельз, откуда Александр бежал в Перемышль к своим приятелям. Из заговорщиков было схвачено 26 человек, которые получили прощение, но неуличенных оставалось еще много, и дерзость их доходила до того, что один на пиру облил лицо Даниила из чаши, — и то он должен был перенести.

Надо было идти на Перемышль, где гнездилась измена. У Даниила были только 18 отроков с тысяцким Демьяном. Он созвал вече (1231) и спросил людей: «Хотите ли быть мне верными, и пойдете ли со мною на врагов моих?» Все отвечали в один голос: «Мы верны Богу и тебе, господину нашему». Сотский Микула прибавил: «Господине, не погнетши пчел, меду не есть». Даниил выступил, по пути примкнул к нему Мирослав. Подошли якобы на помощь и неверные, «творя втайне совет лютый». Но Бог помогал Даниилу: он смело подступил к Перемышлю. Александр «не стерпев» убежал, и оставил все свое имение.

Неверный Володислав Юрьевич послан был преследовать его, но, в заговоре с ним, допустил его пробраться до Санока, ворот угорских. В погоне «сбоден» был некто Шелв, славный своей храбростью, и «в великой чести» скончался.

Александр прибыл в угры. Там, с изменником Судиславом, непримиримым врагом Даниила, он уговорил короля опять идти на Галич, и король пошел, с обоими своими сыновьями, Белой и Андреем, собрав многочисленное войско. Настоящий поход был для него счастливее, и несчастнее для Даниила. Началось с осады Ярославля. Там начальствовали оставленные Даниилом бояре — Давыд Вышатич и Василий Гаврилович. Целый день, до захода солнца, продолжалась битва, и угры не могли взять города. Теща Давыдова, Нездиловая, была дружна с Судиславом, будучи кормилицей у него или у его сына, и он называл ее матерью; она убедила Давыда предать город, за невозможностью якобы удержать его. Напрасно товарищ его Василий просил: «Не погубим чести князя своего, — эти вои не могут отнять у нас город». Чак, видя угорские полки, подтверждал это мнение: «Не могут вас уже прияти, ибо вельми суть биени». Но Давыд настоял на своем и сдал город, выговорив право отойти со своими воинами. От Ярославля король пошел к Галичу. Бояре, один за другим, покидали Даниила, воевавшего тогда около Буска, и переходили в угорский стан. И Галич был взят.

Королю мало было и этого: он пошел к Данииловой отчине, Владимиру. Увидев этот город, он удивился и сказал: «Такого города нет и в немецких странах». Воины стояли по стенам, и щиты их, оружие, блестели как солнце. Боярин Мирослав, до сих пор верный слуга, дядька Романовичей, спасший Даниила еще младенцем на седле своем, при покушении Игоревичей взять Владимир, отдал теперь город уграм без сопротивления. «Иногда же храбру ему сущу, Богу ведать, тогда бо смутися умом» он заключил с королем мир без совета со своими князьями и уступил ему Бельз и Червен, куда король и посадил тогда же Александра.

В Галиче на столе он оставил своего сына, и победителем отошел за Карпатские горы домой в угры.

Романовичи были сильно поражены. Они упрекали Мирослава, что тот сдал город имея много воинов. Старый воевода отпирался, впрочем, от уступки Червена, — но эти пререкания не приносили, разумеется, уже никакой пользы. Смелые братья, однако же, не унывали, и принимали свои меры, чтобы вернуть себе отнятое и прогнать угров.

Но им добавилась новая забота. Великий князь киевский Владимир Рюрикович попросил у них помощи против Михаила черниговского, грозившего ему войной. Даниил пошел и помирил противников. Город Торческ, полученный за труды, он уступил своим шуринам Мстиславичам: «Держите за добродеянье отца вашего». Между тем, на него к Белобережью шел королевич Андрей из Галича, вероятно, по предварительному договору с уграми.

Владислав, отошедший из Киева от Даниила, разбил угорские полки, им встреченные. Даниил, получив это известие, пустился вслед за ними и нагнал их у Шумска. Угры остановились, принимая сражение. Данииловы воины были на горах; угры под горою. Бояре Данииловы не советовали ему сходить с гор. «Кто медлит на брань, тот трус, „страшливу душу“ имеет», отвечал он и велел воинам спускаться. В происшедшем сражении Даниил оказал великую храбрость: копье его, вонзенное в неприятеля, сломалось, он обнажил меч и, осмотревшись кругом, увидел стяг Василька. У Василька вся сулица была в крови, и оскепище иссечено «от ударенья мечевого». Даниил поспешил на помощь к брату, рубя направо и налево, поражая многих. Братья много трудились. Тысяцкий Демьян и дядька, старый Мирослав, принимали деятельное участие в сражении, которое несколько раз обращалось в пользу то той, то другой стороны, но было, наконец, выиграно Даниилом. Угры бежали с королевичем в Галич. Эта победа Даниила имела ту пользу, что Александр бельзский, свидетель успехов Романовичей и слабости королевича, перешел на их сторону, говоря: «Не лепо ми есть быти, кроме ваю», и они, приняв его с любовью, пошли вместе на Плеснеск, который держали Арбузовичи, и захватили богатую добычу. Дела Даниила поправлялись (1232).

Королевич выпросил у отца новое вспомогательное войско с Данишем.

Даниил отправился в Киев, вызвал половцев, привлек к себе враждебного ему дотоле Изяслава Владимировича и взял с него клятву, как и с великого князя киевского Владимира Рюриковича.

Королевич с Данишем уже шли на Владимир. Союзники выступили против Даниша, но Изяслав тотчас изменил, ограбил волости около Тихомля и ушел.

Противники сошлись под Перемилем и бились «о мост». Угры были разбиты, и, бросив свои пороки, вернулись в Галич. Даниил и Владимир пошли за ними. В Бужске присоединились к ним Василько и Александр. Там было совещание, после которого Владимир и Котян отошли домой (1234).

В следующем году (1234) Глеб Еремеевич, один из значительнейших бояр галицких, передался Даниилу, увидев, верно, улучшение его положения.

Братья пошли вперед к Галичу. Большая часть жителей встретила их с радостью. Они заняли многие города и раздали их держать своим боярам и воеводам, потом приступили к самому Галичу, остановившись на левом берегу Днепра. Девять недель продолжалась осада, в ожидании, когда станет лед, и можно будет по льду переправиться через реку. Королевич с Судиславом и Данишем изнемогали от голода. Судислав ухитрился отвлечь Александра от союза. «Отойди от брата, послал сказать ему, я дам тебе Галич», — и Александр, как прежде Изяслав, ушел из стана. Но эта измена не помогла осажденным. Королевич внезапно умер, может быть, вследствие нужды или возникших болезней, — и с его смертью все дело решилось окончательно в пользу Даниила. Бояре галицкие прислали за ним Семьюнка Чермного, и он занял Галич в четвертый раз.

Судислав ушел в угры, вероятно, с телом умершего королевича.

Весною (1233) Александр «убояся злаго своего сотворения», обратился к тестю в Киев. Даниил погнался за ним со своими воинами. Три дня и три ночи сряду не спали они, и, наконец, настигли Александра в Полоном, на Хоморском лугу и взяли в плен, в котором, вероятно, он и умер.

Бельз присоединен был к Владимирскому княжеству.

Великий князь киевский Владимир Рюрикович прислал к Даниилу в Галич сына Ростислава «и прия с ним братство и любовь велику», но Михаил черниговский, равно как и Изяслав Владимирович, не переставали враждовать с ними обоими. Владимиру понадобилась помощь. Даниил отправил в Киев Глеба Еремеевича и Мирослава, но Владимир звал его самого: «Помози мне, брате». Даниил, зная его любовь, спешно собрал полки и пошел. Вместе они отразили Михаила, подступившего под Киев, опустошили его волости по Десне, заняли города Хоробор, Сосницу, Сновск. Под Черниговом произошел лютый бой. Такой таран был поставлен, что «метал на полтора перестрела камни, четырем человекам едва в подъем». На стол в Чернигове был посажен Мстислав Глебович, двоюродный брат Михаила, помогавший союзникам. Воины Данииловы устали, воюя от Крещения до Вознесения, и князь галицкий спешил на отдых домой.

Между тем, прошел слух, что Михаил и Изяслав ведут половцев на Киев и уже вступили на Русскую землю. Владимир с Мирославом убедили Даниила, после многих его отказов, идти к ним навстречу. Полки сблизились с половцами около Звенигорода. Только тогда была опознана вражеская сила, и Владимир, вместе с Мирославом, вопреки прежнему своему мнению, подали новый голос отступить. Даниил воспротивился и сказал им: «Я не хотел идти вперед и говорил, что нельзя усталым воям идти на здоровых и целых; вы настояли, и я пошел, — теперь отступать я не хочу. Если воин вышел на брань, то должен или победить, или умереть. Нечего робеть, пойдем вперед».

Русские были разбиты. Под Даниилом убит его гнедой конь. Владимир и Ярослав взяты в плен в Торческе, по указанию безбожного Григория Васильевича и Молибоговичей, Изяслав занял Киев.

Даниил спасся бегством в Галич, где застал Василька с его полком. Борис межибожский, советом Доброслава и Сбыслава, дал знать ему ложно, будто Изяслав с половцами идет на Владимир. Он послал туда Василька и остался один в Галиче, но услышав вскоре, что бояре, по своему обычаю, строят против него козни, и ему грозит гибель, должен был оставить город и отправился к уграм.

Михаил, шедший по следам его, занял Галич. Напрасно зимой Василько тревожил его, напрасно Даниил, вернувшись из угор, действовал со своей стороны — они ничего не могли сделать и вернулись по домам.

Зато галичане повоевали по Хомору и пошли на Каменец, со всеми болоховскими князьями. Много пограбив, они возвращались в Галич, но были настигнуты боярами Данииловыми из Каменца и торками, присланными на помощь от Владимира киевского, который выкупился из плена половецкого. Пленники приведены были к князю во Владимир.

Летом Михаил и Изяслав потребовали с угрозой их освобождения: «Отдай нашу братью, не то придем на тебя войною». Действительно, они призвали на Даниила половцев, некоторых русских князей и ляхов с Конрадом мазовецким, позабывшим услуги, оказанные ему Романовичами.

Остановившись на месте нынешнего Холма, Конрад послал воевать к Червену, где его встретили Васильковы воины, пленили лядских бояр и привели в Городок к Даниилу. Михаил тогда стоял на Подгорье, ожидая Изяслава с половцами и думая потом снестись с Конрадом. Половцы пришли, но отказались идти на Даниила, повоевали Галицкую землю и вернулись домой.

Услышав это, Михаил должен был без успеха спешить в Галич, а Конрад в ляхи, причем в Вепре потонуло множество его воинов.

Летом ободренные Романовичи приходили на Галич, но не могли отнять его у Михаила и Ростислава, у которых было много угров, — и только повоевали около Звенигорода.

Весной (1236) они собрались на ятвягов, но должны были остановиться из-за разлития рек. Потом пустились на рыцарей, призванных Конрадом мазовецким против языческих пруссов. «Нелепо есть держати нашей отчины крыжевником Тепличем, рекомым Соломоничем». Так называл Даниил рыцарей Немецкого ордена, поселенных на русском рубеже, смешивая их с тамплиерами или рыцарями храма. Романовичи взяли их город, пленили старейшину Бруна со множеством воинов, и воротились во Владимир.

Отдохнув, они опять двинулись на Галич, и на этот раз Михаил вынужден был просить у них мира, уступив Даниилу Перемышль.

В отмщение Конраду за его измену, Даниил навел тогда на него Миндовга из Литвы и Изяслава из Новгорода.

Король венгерский, вознамерившись венчаться на царство, пригласил Романовичей к себе «на честь». Венгерские летописи говорят, что Даниил, участвуя в совершении торжественных обрядов, вел его коня в знак подданства, но это унижение невероятно, потому что Даниил, тогда достаточно сильный, не имел нужды в его покровительстве.

В уграх услышал он о притеснениях императором Фридрихом австрийского герцога и хотел, неутомимый, идти к нему с братом на помощь, но король не дал на то своего согласия. Романовичи возвратились во Владимир, не переставая думать о походе на Галич.

Вот какое смятение господствовало на нашем юге и западе!

Рассмотрим теперь север и восток.

Новгород, угрожаемый немцами и литвой, никак не мог ужиться со своими князьями, из которых к каждому приставали те и другие бояре, и тем прибавляли смуты, ссорясь еще между собой, вовлекая и народ в свои ссоры.

В 1224 г. сын великого князя владимирского Всеволод уехал ночью тайком из Новгорода со всем двором своим, по неудовольствию на некоторых бояр, и сел в Торжке. К нему пришел, по предварительному, видно, уговору, отец великого князя Георгий со своими полками, брат его Ярослав, Василько с ростовцами, Михаил с черниговцами. Новгородцы прислали к великому князю двух мужей со словами: «Княже, пусти к нам дитя, а сам иди с Торжку». Георгий отвечал: «Выдайте мне Якима Ивановича, Никифора Тудоровича, Ивана Тимошкинича, Вячка, Ивача, Радка, — не выдадите, а я поил коней Тверцою, напою и Волховым». Новгородцы «скопили всю волость около города, доспели острог» и послали к великому князю Полюда Вячеслава Прокшинича, Ивана Ярышевича, с ответом: «Княже, кланяемся тебе; а братьи своей не выдаем; крови не проливай, а впрочем — твой меч, а наши головы». На путях поставили они сторожевые отряды, везде устроили тверди, решившись умереть за святую Софию с поездником Иваном Дмитриевичем. Георгий предложил им в князья шурина своего, князя Михаила черниговского. Они согласились, и должны были заплатить еще семь тысяч гривен новых.

Михаилом (1228) новгородцы были очень довольны, но он оставался у них недолго. Выправив сам товар, захваченный Георгием в Торжке и по волости, объявил им, что не может у них оставаться более, и предлагал им торговать в Чернигове как у себя дома. Убеждения их не помогли, и они, скрепя сердце, послали опять за Ярославом Всеволодовичем в Переяславль.

Ярослав, не доходя до Новгорода, повернулся со своей дружиной и торопецким князем Давыдом на литву, которая приходила перед тем грабить Новоторжские волости. Ярослав отбил у них всю добычу на Усвяте; причем пало их до двух тысяч. Новгородцы не присылали от себя подмоги. Ярослав (1226) не затаил, однако же, гнева на них за то, ходил с успехом на емь (1227), которая, в свою очередь, отплатила набегами по Ладожскому озеру и опустошила по берегам его Исады и Олонес (1228).

Ладожский посадник, не дождавшись новгородцев, сразился с ними и отбил добычу. Они просили мира, и, не получив, перебили пленников, побросали лодки, разбежались по лесам, где их перебили ижоряне и корелы до двух тысяч, «а то все мертво!» Новгородцы стояли несколько дней на Неве, сотворили вече и хотели убить за что-то боярина Судимира, которого спас в своем насаде Ярослав.

Ярослав пошел во Псков с посадником Иванком и тысяцким Вячеславом, но псковитяне заперлись в городе и не пустили его к себе, прослышав, что князь везет оковы и хочет оковать лучших мужей: он постоял на Дубровне и должен был вернуться в Новгород, где созвал вече на владычнем дворе и пожаловался: «Я не мыслил никакого груба на псковичей, и вез им дары в коробах, паволоки и овощи, а они меня обесчестили!»

Тогда же привел он полки из Переяславля. Воины, приведенные Ярославом, расположились шатрами около городища и по дворам в Славне, отчего на торгу все вздорожало: хлеб, мясо, рыба. Хлеб продавался по две куны, кадь ржаной муки по три гривны, пшено по семи гривен.

Князь говорил, что хочет идти на Ригу, а общее мнение было то, что он, раздраженный, собирается опять на Псков, о чем новгородцы их и предупредили. Псковичи, услышав о сборах Ярослава, заключили мир с Ригой «выложивше Новогородцев: то вы, сказали они, а то Новгородцы; нам ненадобе», то есть, до ваших отношений между собой нам дела нет. «Если пойдут на нас, то вы помогайте нам». Немцы согласились, взяв сорок мужей «в тальбу».

Ярослав послал Мишу звать псковичей: «Выдайте, кто меня вам обадил, и идите со мною в путь. Я не мыслил никакого зла на вас». Псковичи прислали к нему Гречина: «Княже, кланяемся тебе и братьям Новогородцам, на путь нейдем, и братьи своей не выдаем, а с Рижанами мы взяли мир. К Колываню вы ходили, серебро получили, а правды не сотворили, ушли в Новгород не взяв города, а в Кеси также, в Медвежьей голове также. За то наши братья избиты на озере, другие уведены в плен. Вы раздразнили врагов, да и прочь. Думаете ли идти на нас, мы против вас со Святою Богородицею и с поклоном. Ступайте, иссеките нас, жен и детей возьмите себе в плен, а не лучше погании, — кланяемся».

Новгородцы также отказались: «Мы без братьи своей Псковичей на Ригу не пойдем, а тебе кланяемся». Ярослав никак не мог их уговорить и должен был отпустить свои полки домой. Тогда и псковичи отпустили призванных немцев, чудь, летголу, ливь, а сторонников Ярослава выгнали из города: «Идите к вашему князю, вы нам не братья».

Ярослав в досаде ушел из Новгорода со своей супругой, но, не желая упустить из рук прибыльное княжество, оставил там двух своих сыновей, Федора и Александра, с Федором Даниловичем и тиуном Якимом.

К пущему горю настало в Новгороде ненастье; дождь шел день и ночь, и от Госпожина дня до Николина не видели жители ни одного светлого дня. Народ приписал это бедствие архиепископу Арсению, который подкупил будто князя, отстранив Антония, заключившегося в Хутынском монастыре. Созвали вече на Ярославовом дворе, вытолкали архиепископа за ворота, и он насилу спасся в церкви Св. Софии. На другой день пошли на Хутино, взяли оттуда больного Антония и ввели на владычен двор, приставив к нему двоих мужей; потом во оружии пошли с веча на тысяцкого Вячеслава, разграбили двор его и многих других сановников за то, что они наводят будто князя на зло. Липенского старосту хотели повесить, и он едва спасся на двор к князю, а жена его попала им в руки. Тогда же отнято тысяцкое у Вячеслава и отдано Борису Негочевичу, а князю Ярославу дано знать: «Приезжай к нам, забожничье (налог церковный) отложи, судей по волости не рассылай, и клянись нам на всей воле нашей и на всех грамотах Ярославовых, ты наш князь, или ты себе, а мы себе».

В ответ на это требование князь велел сыновьям своим, вместе с их приставниками, оставить Новгород, и они удалились ночью сыропустной недели во вторник (1229). Новгородцы говорили: «Мы их не гнали и князю никакого зла не сотворили; мы свою братью только казнили. Он, видно, задумал лихо на Святую Софию, Бог с ним, мы себе князя промыслим». Поклялись все быть за один, и послали в Чернигов Хота Станимировича и Гаврилу с Лубяницы, которых не пропустил князь смоленский по научению Ярослава.

Михаил, однако же, был тогда в Брыне с сыном, узнал о желании новгородцев и поспешил в Торжок на вербницу, а в Новгород прибыл под конец Фоминой недели.

Новгородцы были довольны, и Михаил поцеловал крест на всей воле новгородской и на всех грамотах Ярослава. Он дал свободу смердам на пять лет не платить дани; кто сбежал в чужую землю, тому платить, кто где живет, по уставу прежних князей.

На Ярославовых любимцах и на городищанах новгородцы взяли много кун, но дворов их не грабили, и определили собранное на великий мост, отняли посадничество у Иванка Дмитриевича и дали Внезду Водовику. Иванко был послан в Торжок, но новоторжцы его не приняли, и он ушел к Ярославу, с которым вражда не прекратилась, ибо он не хотел отказаться от Новгорода.

Между тем, архиепископ Антоний, больной и немощный, не мог управлять церковными делами. Михаил сказал новгородцам: «Нелепо быть городу без владыки. Выберите, кого вам угодно». Одни указывали на Иосафа, епископа волынского, другие на какого-то грека, многие на диакона Спиридона при церкви Св. Георгия. Князь подал совет положить три жребия на святую трапезу: «Изволи Бог служителя себе и пастуха словесных овец Новугороду и всей области его». Княжич Ростислав вынул жребий — Спиридонов.

К Ярославу послал он Нездилу Прокшинича и Иванка Тудорковича с речами: «Отступись Волока, вороти, что ты силою зашел Новогородскаго, и поцелуй на том крест». Ярослав отвечал: «Волока не отступаю и креста не целую: вы себе, а я себе», и продержал послов у себя все лето.

Михаил между тем уехал в Чернигов, и оставил в Новгороде сына Ростислава. Взяв с собой несколько нарочитых мужей новгородских он сказал: «Дай Бог исправить мне всю правду Новогородскую и принять от вас сына моего».

Литва набегала на волости Серегерские; новгородцы нагнали ее и отбили добычу.

В 1230 г. Михаил приезжал в Новгород, но оставался короткое время, обещаясь на Воздвиженье сесть на коня и идти на Ярослава; тогда же он совершил постриги своему сыну Ростиславу. Архиепископ Спиридон обрезал отроку волосы во храме Св. Софии.

Ярослав собирался на войну. Во Владимир явилось тогда посольство к великому князю Георгию — митрополит Кирилл, Порфирий, епископ черниговский, и боярин Владимира Рюриковича киевского, просить великого князя о примирении брата его Ярослава с Михаилом черниговским. Послы приняты были с честью, и мир обещан.

В нынешнее отсутствие Михайлове новгородцы возмутились еще сильнее, чем прежде.

Степан Твердиславич рассорился с посадником Водовиком; кажется, Водовик был представителем партии Михайловой, а Степан Ярославовой. Его сторону принял Иванко Тимошкинич, которого избили парубки посадничьи.

На другой день созвано было вече против посадника на Ярославле дворе, и двор его был разграблен. Он, со своей стороны, вместе с Семеном Борисовичем, поднял весь город на Иванка и на Якима Влунковича. Яким бежал к Ярославу, Иванко был убит и брошен в Волхов. Был убит еще Волос Блуткинич. Много дворов было разграблено с веча, другие сожжены.

Зимою, 8-го декабря, в воскресенье, посадник Водовик отъехал в Торжок с княжичем Ростиславом. На другой день поутру был убит Семен Борисович, сторонник Михаилов, и жена его захвачена, двор и села разграблены, также двор и села Водовиковы и его сторонников, Бориса тысяцкого и проч., которые все убежали к Михаилу в Чернигов. Имение их разделено. Одолевшая сторона показала путь и Ростиславу из Торжка в Чернигов: «Поди прочь — отец твой обещался и крест целовал сесть на конь на войну со Вздвиженья, а вот уже Николин день настал. Крестное целование с нас снимается. Мы промыслим себе князя», и послали за Ярославом.

Ярослав спешно приехал в Новгород, 30 декабря, и целовал крест на всех грамотах Ярославлих.

1230 год и начало 1231 были тяжелы для новгородцев во всех отношениях, особенно вследствие голода и мора, о которых будем говорить ниже.

Ярослав пробыл только две недели в Новгороде, и, оставив опять двух своих сыновей, Федора и Александра, уехал в Переяславль.

На осень Ярослав ходил ратью на Михаила, который, несмотря на недавно заключенный мир, принимал к себе новгородских беглецов. Ярославу сопутствовали племянники, Константиновичи. Они пожгли Шеренск и осадили Мосальск.

На следующий год пришли из Чернигова (1232) сторонники Михаила: Борис Негочевич, Петр Володикович, Глеб, Семенов брат, Миша, с подговоренным ими князем Святославом трубчевским. Они думали восстановить свою сторону в Новгороде. В Буице, селе Св. Георгия, на средоговение, князь увидел ложь и несостоятельность их намерения и оставил их, но они явились в Пскове, схватили и заковали посадника Ярослава — Вячеслава.

В Новгороде, где князя не было, началось смятение. Он поспешил приехать, засадил случившихся там псковичей в гриднице на городище и послал в Псков с требованием: «Мужа моего пустите, а тем покажите путь, откуда пришли».

Псковичи не соглашались и стояли за них крепко. «Пришли к нам их жены, отвечали они, и товар их, и мы отпустим Вячеслава, а не то — вы себе, а мы тебе». И так прошло все лето без мира. Князь не пустил к ним гостей, и они покупали соль по 7 гривен за берковец. Тогда они смирились и отпустили Вячеслава, а князь отпустил к ним Борисовую, Глебовую, Мишную, но мира не дал. На зиму пришли псковичи и поклонились: «Ты наш князь, дай нам сына Федора». Ярослав сына не дал, а дал шурина Георгия. Они взяли его и указали путь Борисовой чади с женами. Изгнанники отправились в Медвежью голову.

В 1233 г. Борисова чадь заняла Изборск с немцами и Ярославом, сыном бывшего псковского князя Владимира Мстиславича. Псковичи оступили их, пленили и отвели к князю Ярославу, который отослал их окованных в заточение в Переяславль. Он готовился играть свадьбу старшего сына своего Феодора в Новгороде, — все приготовления были сделаны, — как тот внезапно скончался и был похоронен в монастыре Св. Георгия. Князь удалился в свой город, а немцы в его отсутствие захватили в Тесове Кирила Синкинича, которого князь по возвращении выправил, приведя с собой множество полков.

Он пошел на Юрьев (1234), разорил окрестности и разбил немцев, пришедших из Юрьева и Медвежьей головы, которые ему поклонились. Зато литва захватила Русу до самого торга. Рушане поднялись — засада, огнищане, гридьба, купцы и гости, выгнали их из посада и сразились на поле. Литва была побита и отошла на Клин.

Ярослав, услышав об этом нападении, сел в насад и пустился по Ловоти. Другие последовали на конях. Под Моровийском у лодейников недостало хлеба, и князь отпустил их в город, а сам пошел с конниками, и настиг литву в Торопецкой волости на Дубравне. Произошла битва. Бог помог Ярославу одержать победу над погаными, и он отнял у них 300 коней и весь захваченный товар. Литовцев много пало на месте, а остальные побросали оружие и щиты и разбежались по лесам. Из новгородцев убито десять мужей: Федя Якунович, тысяцкий, Гаврило щитник, Нежило серебреник, Гостилец с Козмодемьянской улицы, Федор Ум, княжой детский, другой городищанин и проч.

Ярослав Всеволодович ушел из Новгорода (1236) Киеву на стол, взяв с собой лучших новгородцев сто мужей, Судимира из Славна, Якима Влунковича, Косту Вячеславича, и проч., которых через неделю отпустил всех из Киева, одарив помногу.

В Новгороде оставлен сын Александр. В 1237 году был общий поход на литву — немцы, рижане, чудь, новгородцы. Псковичи послали от себя 200 человек. Они все были разбиты, и едва десятая часть спаслась домой.

Во Владимире, значительно ослабленном сражением при Липице и потом междоусобием после кончины великого князя Константина Всеволодовича, на некоторое время водворилось спокойствие.

Жители утешены были пренесением мощей Св. Авраамия, замученного в 1229 г. в Великом Болгарском городе. Это был, говорит Суздальский летописец, человек иного языка, нерусского, но христианин, богатый, торговавший, «гостешбу дея» по разным городам. Болгары убеждали его много времени, «ласканьем и прещеньем», отступиться от Христа и христианской веры. Он не слушал их, «изволи паче умереть за Христа», оставил свое имение, подвергся мукам и был усечен 1-го апреля. Русские, торговавшие в Болгарии, сохранили тело его в гробу, хотя он был иноплеменник, и, вероятно, не православного исповедания, и принесли во Владимир, что приносит большую честь их терпимости, — и православию.

Великий князь Георгий, с княгиней и детьми, епископ Митрофан, со всем клиросом и игуменами, и все люди, со свечами, встретили святые мощи за версту от города. Положен Авраамий был с великой честью в монастыре великой княгини Всеволожей, любимой матери великого князя Георгия.

Начинались новые распри, и «Ярослав усумнеся брата своего Юргя, слушая некоих льсти, и отлучи от Юргя Константиновича три: Василька, Всеволода и Володимера, мысляшет противиться Юргю брату своему», — который некогда, жертвуя собой, помогал ему, но великий князь успел на время примирить вражду. Это было в 1229 году.