Геноцид
Геноцид
С началом первой мировой войны Россия и Австро-Венгрия оказались во враждебных лагерях. В выборе средств борьбы уже не стеснялись. Австрийцы поспешили закрыть внутри страны все русскоязычные газеты, запретили русские общества (даже детские приюты). Были произведены массовые аресты «москвофилов».
Подсуетились и украинофилы. Они выступили с заявлением, что видят светлое будущее украинского народа только под управлением австрийского цесаря и призвали галичан на борьбу с Россией. Но. Тут то и выяснилось, что свое светлое будущее народ видит не там, где его усматривает кучка продажных политиканов.
Как только начались боевые действия, из Вены в Галицию был направлен представитель австрийского министерства иностранных дел при верховном командовании барон Гизль. Он встретился во Львове с лидерами украинофильских организаций, выслушал их верноподданические заверения, однако этим не ограничился. Барон постарался внимательно изучить сложившуюся ситуацию. Изучив же — пришел в ужас. Те, на кого делало ставку австрийское правительство, оказались политическими банкротами, не способными хоть сколько-нибудь влиять на положение. «Украинофильское движение среди населения не имеет почвы — есть только вожди без партий» — сообщал Гизль в столицу. «Украинизм не имеет среди народа опоры. Это исключительно теоретическая конструкция политиков» — писал он в следующем донесении. А вскоре вынужден был констатировать, что местное население массово переходит на сторону русских войск, «в результате чего наша армия брошена на произвол судьбы».
В свою очередь, било тревогу австро-венгерское военное командование: «Наступающие на восточной границе в районе Белзец-Сокаль-Подволочиск-Гусятин русские войска произвели на русофильское население Восточной Галиции, которое имело уже давно приятельские отношения с Россией, огромное впечатление, — говорилось в приказе от 15 августа 1914 года. — Государственная измена и шпионаж увеличиваются самым опасным и прямо угрожающим образом».
«Не думал я, что наша армия окажется во вражеском крае» — заявил командующий расположенного в Галиции 2-го австрийского корпуса генерал Колошрари галицкому наместнику Коритовскому и высказал мнение, что прежде, чем начинать войну с Россией, следовало перевешать всё галицко-русское население. А комендант Перемышльской крепости генерал Кусманек предупреждал начальство, что «если в Перемышле останется хотя бы один русин, то я не ручаюсь за крепость».
«Были арестованы все русофильские элементы, известные еще в мирное время. Это должно было оградить нас также и от шпионажа, — вспоминал начальник разведовательного бюро австрийского Генерального штаба Макс Ронге. — Но эта зараза была распространена гораздо шире, чем мы предполагали. Уже первые вторжения русских в Галицию раскрыли нам глаза на положение дела. Русофилы, вплоть до бургомистров городов, скомпрометировали себя изменой и грабежом. Мы очутились перед враждебностью, которая не снилась даже пессимистам».
Главнокомандующий австро-венгерской армией эрцгерцог Фридрих в докладной записке императору Францу-Иосифу указывал, что среди коренного населения Галиции существует «уверенность в том, что оно по расе, языку и религии принадлежит к России». В результате австро-венгерские войска оказались в «атмосфере предательства» и «в собственном краю должны нести потери от шпионажа и измены русофильского населения, а наш враг, который выступал как освободитель, мог, безусловно, рассчитывать на полную поддержку».
Действительно, местные жители всячески содействовали русской армии, информировали её о перемещениях противника, при необходимости служили проводниками русских частей, где могли, повреждали австро-венгерские линии связи. Насильно мобилизованные в австро-венгерскую армию галичане при первой возможности сдавались в плен. Все это способствовало разгрому австро-венгров и быстрому продвижению русских войск.
Население торжественно встречало освободителей. Во многих сёлах навстречу им выходили крестьянские депутации с хлебом-солью. При вступлении во Львов огромная толпа забрасывала солдат цветами. Значительное число жителей Галиции вступило добровольцами в русскую армию.
Ликование по случаю освобождения от шестисотлетнего иноземного ига было всеобщим. Радость и восторг царили повсюду, вплоть до галицкой диаспоры в Северной Америке. «Наш Львов — русский, наш Галич — русский! Господи, слава Тебе, из миллионов русских сердец шлёт Тебе вся Русь свою щирую молитву, Боже великий, могучий Спаситель, объедини нас, як Ты один в трёх лицах, так Русь наша в своих частях одна будет во веки!» — писала газета американских галичан «Світ».
Это был крах насаждавшегося Австрией украинофильства.
Вена ответила террором. За симпатию к России были казнены десятки тысяч людей. Сотни тысяч галичан были брошены в концлагеря, сотни деревень сожжены, а их жители депортированы вглубь Австрии. (В дороге многие из них погибли от голода, холода и болезней). Австрийские офицеры получили право самовольно творить расправу над населением. Никаких доказательств вины не требовалось. Убивали не только уличенных в помощи русской армии. Казнить могли за одно сказанное по-русски слово, за хранение русской книги, газеты, открытки, за наличие в доме иконы из России или портрета русского писателя. Солдатам выдавали специальные шнуры для виселиц.
Часто перед смертью приговорённых подвергали пыткам. Родителей убивали на глазах у детей, детей — на глазах у родителей. Молодых женщин предварительно насиловали. Не щадили ни старого, ни малого. Среди казнённых были мальчики и девочки 5–7 лет и даже грудные младенцы. «Это была сплошная полоса неразборчивого в средствах, бессистемного террора, через которую прошло поголовно все русское население Прикарпатья» — вспоминал очевидец. Не было ни одного населенного пункта, которого бы не коснулся террор. И — самое отвратительное — убивали и арестовывали по наводке украинофилов, «национально сознательных украинцев» мстивших собственному народу за свое банкротство.
Доносы были единственным, на что оказались способны эти деятели.
«Волосы встают дыбом, когда подумаешь о том, сколько мести вылил на своих ближних не один украинский фанатик, сколько своих земляков выдал на муки и смерть не один украинский политик вроде кровавого Костя Левицкого… Не день, не два, упивался страшный упырь Галицкой земли братской кровью. На каждом шагу виден он, везде слышен его зловещий вой. Ужасен вид его» — писал после войны галицкий историк и литературовед Василий Ваврик, сам прошедший через ужасы австрийского концлагеря.
«В руки властей передали нас большей частью свои же украинофилы, которые тогда держали монополь австрийского патриотизма» — рассказывал другой уцелевший галичанин.
От полного истребления галицко-русское население спасло наступление царской армии, в короткое время освободившей большую часть подъяремной Руси. Галичане вздохнули свободно. Вновь были открыты русскоязычные газеты, возобновили деятельность русские организации. Местные общественные деятели составили Русский народный совет, представлявший интересы населения перед военными властями. Принимались меры для обеспечения жителей продовольствием, удовлетворения их культурных потребностей.
Русский журналист, побывавший «на второй день Рождества» на крестьянском собрании в одном из сел в окрестностях Львова, рассказывал: «Публика была довольно серая. Преобладали женщины. Пелись песни, говорились импровизированные речи. Пели все — и женщины, и мужчины, и взрослые, и дети. Сначала пели рождественские малорусские колядки, а потом вдруг запели некрасовскую «Назови мне такую обитель, где бы сеятель твой и хранитель, где бы русский мужик не стонал». Задушевные слова этой народной песни удивительно гармонировали с общим страдальческим тоном жизни этой несчастной страны, где столько убитых на поле брани, столько повешенных и расстрелянных венграми за одну принадлежность к русскому племени, столько арестовано и увезено австрийскими властями. Это торжественное исполнение некрасовской крестьянской песни крестьянским людом Галиции служит лучшим знамением тех возможностей, которые открываются для русской культуры в Галиции».
К сожалению, возможностям этим реализоваться было не суждено. Неудачи на фронте вынудили русскую армию оставить большую часть, казалось бы, уже навсегда освобождённых территорий. Вместе с отступающими войсками покинули родную землю и многие галичане. Бежали иногда целыми селами. На тех, кто убежать не успел, вновь обрушился кровавый террор.
Позднее, в 1917 году, когда раздираемая на части Россия уже не представляла угрозы для противников, австрийская репрессивная машина сбавила обороты. Сменивший на цесарском престоле умершего Франца-Иосифа либеральный Карл I, приказал освободить оставшихся в живых галичан из концлагерей. Парламент даже предпринял расследование преступных действий австро-венгерской военщины (все-таки террор осуществлялся против граждан своей страны). Материалы этого расследования легли в основу ряда публикаций и исследований, вышедших за границей. На Украине же правда о чудовищном геноциде 1914–1917 годов замалчивается до сих пор. А ведь именно этот погром объясняет то, что произошло с Галицией в дальнейшем. Более 60 тысяч убитых. Более 100 тысяч умерших в концлагерях. Количество галичан погибших во время принудительной депортации вглубь Австро-Венгрии не поддается учету, но, во всяком случае, речь идет о не менее, чем нескольких десятках тысяч человек. Сложно установить и число тех, кто при отступлении русской армии в 1915 году бежал в Россию. Историки называют цифры от 100 тысяч до полумиллиона. Все эти люди оказались разбросанными по бескрайним просторам страны, охваченной вскоре пожаром революции и гражданской войны. Многие из них так и не смогли вернуться домой. Если учесть и тех, кто погиб на фронте, то становится ясно, какие невосполнимые потери понесла Галицкая Русь. Почти все лучшие представители светской интеллигенции и духовенства, крестьян и рабочих, были физически уничтожены.
Из остальных можно было лепить, что угодно. Чем и занялись вернувшиеся австрийцы. Первый после вторичного занятия Львова австрийский комендант города, генерал-майор Римль в секретном рапорте начальству одновременно с «беспощадным террором» против населения рекомендовал насаждать в крае украинофильство и сожалел, что «пока что украинская идея не совсем проникла в русское простонародье».