Глава XXVIII

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава XXVIII

Паломничество Хаджи Байрама к гробнице Сеида Джабраила. Я. Я. Стрейс просит, чтобы его взяли с собой, на что получает согласие. Описание великолепной гробницы. Отличные бани в городе Ардебиле. Серные ванны. Хозяин отправится туда вместе с Я. Я. Стрейсом. Способ употребления этих ванн. Чудесная и роскошная могила шаха Сефи. Молитва Хаджи Байрама. Молельня шаха Сефи. Золотые двери, лампады и сосуды. Библиотека. Кухня и сад. Усыпальницы персидских королей. Доходы от могил. Постоянные доходы Мазара. Ардебиль — прекрасный торговый город.

Ноября 13-го мой хозяин Хаджи Байрам, благочестивый и набожный мусульманин, совершил паломничество к святой гробнице Сеида Джабраила в Кельхеране (Кеlcheran), к чему этот добрый человек как следует приготовился накануне строгим постом и омовением своего тела. Я попросил его, чтобы он взял меня с собой, но он не хотел, говоря: «Ян, если ты станешь мусульманином, то я охотно сделаю это, но если нет, то я не смею так поступить, чтобы ты не осквернил святого места». На что я, смеясь, ответил ему, что я вымоюсь так же чистенько, как и он, и поэтому столь же мало оскверню святое место; но я стучался к глухому, и мой хозяин казался разгневанным. Рано утром, когда мы вставали он переменил свое мнение и разрешил мне пойти с ним при условии, что я не буду говорить и прикинусь дурачком, и во всяком случае остерегусь приблизиться к могиле, что я ему честно и свято обещал. Мы отправились в путь. Гробница стояла в большом саду и была построена в виде круга. Круглая башня на ней была покрыта синей и зеленой глазурью, весьма красивой на вид. Могила была приподнята, и к ней нужно было подняться по десяти ступеням. Когда мы подошли к порогу, мой хозяин прочел молитвы, после чего подал знак, что хочет войти. Тотчас явился один из хафизанов (Hafisan), или сторожей, который потребовал от него саблю и сапоги, а от меня мою тяжелую палку и запер их в маленькую кладовую. Мой хозяин сунул ему в руку деньги, после чего мы босиком вошли внутрь. Пол был устлан красивыми коврами, свод и стены были выкрашены в небесно-голубой цвет и покрыты золотом, которое ярко сверкало. Окна были из разноцветного стекла, какие часто встречаются в старых христианских церквах. По бокам, в маленьких, большей частью открытых каморках сидели многочисленные начетчики, обучавшие молодежь пению и чтению, чтобы приготовить их к службе при святой могиле. Здесь и там стояли налои, на которых лежали различные свитки алькорана. Посередине виднелась святая могила, высотой примерно в человеческий рост и в три локтя в длину и ширину. Сделана она из золота с серебряными украшениями и покрыта бархатом. Над ней висят две золотые и множество серебряных лампад, которые горят каждую ночь и зажигаются особыми служками, называемыми чирагчикан (Tzirachtschikan). По прибытии моего хозяина покрывало на гробнице слегка приподняли и притрагивались к нему с большим благоговением, после чего хозяин с умилением прочел молитвы, склонился головой к могиле и поцеловал ее. Затем он, пятясь, удалился и получил в дверях благословение от старшего хафизана, и весьма довольный и удовлетворенный вернулся ко мне [179]. По возвращении домой это святое и богоугодное паломничество было завершено роскошным пиром, непомерным пьянством, невоздержанными танцами и блудом, из чего я вполне мог заключить, что мухаммеданское богослужение состоит лишь из внешних обрядов и церемоний.

В Ардебиле много превосходных бань, хозяева которых получают от них большую выгоду и прибыль. Хаджи Байрам пользовался ими ежедневно. Милях в трех от города находятся источники, сернистое дно которых так горячо от природы, что они иногда закипают; поэтому здесь устроены ванны, куда вода проходит по трубам и охлаждается. Персы пользуются ими главным образом против чесотки в других кожных болезней, а иногда также и при внутренних болезнях. Мой хозяин принимал их из-за тяжести и немощи в пояснице, что наш хаким (Hakim), или медик, в Шемахе объяснял закупоркой печени.

16-го отправились мы туда, и я, так же как и хозяин, ехал верхом. Он взял с собой еще трех рабов и осла, нагруженного прекрасным полотном, кушаниями и вином. Неподалеку от источников мы почувствовали запах серы и услышали шум и журчание воды. Мы заметили дым, поднимавшийся в некоторых местах от воды, что нас весьма испугало и устрашило. Самый лучший источник называется Грандауш (Grandausch), но мой хозяин не воспользовался им, а отправился к источнику Сердебе (Serdebe), вода его равномерно теплая, ясная и прозрачная, в прежние времена над ним возвел свод визирь Джульпарахано (Tzulpharaсhan). Среди наших рабов был старый грек, которого господин любил и дорожил им, относясь к нему скорее как к брату, а не как к невольнику. Он и должен был, когда патрон разделся донага, растереть его так, чтобы все тело согрелось и покраснело, после чего хозяин вошел в воду по самое горло и купался в течение продолжительного времени. Затем он вышел, дал себя обтереть и выпил глоток самого крепкого вина. Он несколько раз погружался в воду и поспешно одевался, ибо было весьма холодно. После ванны мы поехали верхом в каравансарай у горы Себелан (Sebelan), где накануне к назначенному времени была заказана теплая постель, куда тотчас же улегся наш хозяин и пролежал всю ночь. На другой день рано утром вернулись мы в город Ардебиль, где он несколько дней отдыхал, почти не покидая постели и комнаты.

20-го отправился я с хозяином осмотреть великолепную и прекрасную гробницу шаха Сефи [180]. Набожный и благочестивый перс снова предался посту и молитвам, как перед тем, когда мы посещали гробницу Сеида Джабраила. Усыпальницы шаха Сефи и других персидских королей расположены возле площади. Сначала приходят к большим и прекрасным воротам, где висит толстая серебряная цепь в виде полудуги, которую во всю длину пересекает крестом другая; они повешены в память Мерагского хана (Merraga) [181]. Ворота эти ведут во внутренний двор, вымощенный четырехугольными камнями. По бокам всевозможные арки и своды, где находятся лавки с различным товаром. Отсюда можно пройти через большие ворота и веселый двор, где каждый может гулять в свое удовольствие, но где под страхом тяжелого наказания запрещено срывать что-нибудь. Лет пять тому назад пьяный перс срубил саблей большую ветку, за что его схватили и тут же зарубили его собственной саблей. Вверху на воротах, также висит серебряная цепь, весьма тяжелая, ее пожертвовал в память своей набожности и благочестия хан из Ганджи (Kcyntze). Здесь у нас отобрали оружие, и мы со двора вошли в здание. Как только мы подошли к входу, Хаджи склонился к земле и поцеловал мраморный порог, строго приказав мне не притрагиваться к нему и перешагнуть через него, сказав мне при этом на ухо, чтобы я поостерегся коснуться нечистыми ногами камня, который целовали столько святых пилигримских рыл. И то уж слишком много, что допустили и разрешили неверному осмотреть и посетить такое достойное и святое место. Я согласился и поступил так, как хотел хозяин, после чего мы вошли в длинную, вымощенную красивыми камнями залу с различными арками. На правой стороне бежала из серебряного крана прозрачная вода, проведенная по трубам из колодца более чем за милю отсюда. В конце этого двора находится круглый зал, облицованный синими и зелеными полированными камнями, устланный драгоценными коврами, а посередине внесли два тяжелых серебряных подсвечника. Вдоль стен с обеих сторон сидели священники в белых одеждах, которые время от времени громко пели и одновременно кланялись друг другу. Это место называется Чиллахане (Tzchillachane), в память 40 дней, которые, по словам персов, провел здесь шах Сефи в неустанной молитве и посте, довольствуясь в день всего одной чашей воды. Дальше мы вошли в другие ворота, где также висела серебряная цепь — дар хана Али. Помещение, куда мы пришли, было выложено пестрыми камнями. Здание — круглое, как купол, а дверь обита толстыми серебряными дощечками и тяжелыми серебряными кольцами. У входа лежал превосходный ковер, на котором мы сняли сапоги; от этого никто не освобождается, даже сам шах не хочет пользоваться преимуществом, и чтобы дать другим пример набожности и показать благочестие, снимает обувь у первых ворот. Мы прошли по галерее, устланной коврами в другое здание, дверь которого была обита золотыми дощечками, по повелению шаха Аббаса, обещавшего и давшего обет, когда он воевал в Хорасане с узбеками, сделать это для святой могилы в случае победы, что и исполнил [182]. Помещение было не очень велико, длина свода доходила едва до восьми клафтеров, а ширина до пяти. Внутри висело несколько золотых и серебряных лампад. По обеим сторонам сидели двенадцать священников, перед ними стояли маленькие скамеечки с книгами из пергамента, содержащими различные тексты из алькорана, по которым они по очереди читали и пели. Отсюда мы вышли в другое место, обнесенное толстой серебряной решеткой, куда надо было подняться по трем серебряным ступеням. Это было последнее место для молитвы, где наш хозяин прочел свою молитву, как казалось, с внешним и внутренним благочестием. Отсюда нужно было подняться еще выше на одну ступень в весьма толстой решетке, сделанной из чистого золота, за которой возвышалась истинная гробница шаха Сефи. Она была высечена из прекрасного мрамора, высотой примерно в три фута от земли, девять футов длины и четыре ширины и покрыта красным бархатным покрывалом. Над ней висело несколько золотых лампад, а рядом стояли два больших золотых подсвечника, куда каждую ночь вставляют и зажигают восковые свечи. Двери этой золотой решетки не отворяют ни для кого из мирян, какого бы они ни были сословия, даже самому шаху. Вблизи от гробницы находились могилы шаха Измаила Сефи и других царей и цариц, перед которыми висели плохие занавеси без особых украшений и великолепия.

Затем мы прошли в библиотеку — весьма большое помещение без единого столба. Книги там лежали на полках одна на другой, некоторые переплетенные в золотые и серебряные ткани. В этом зале было несколько отдельных уголков, где стояло много фарфоровых чаш, горшков и кувшинов, из них пили и ели король и иные высокие господа, когда прибывали сюда служить богу, считая, что смиренным не полагается есть на золоте, серебре или из дорогих сосудов, ибо сам шах Сефи пил и ел из деревянных. Из этого зала или библиотеки проходят через дверь, которую шах Аббас также велел обить серебром, в кухню, где все выглядит весьма нарядно и мило. Котлы замурованы, а вода проведена по свинцовым трубам и льется через серебряные краны. Повара и поварята, каждый в своем углу, делали молча свое дело, как будто выполняли его с глубоким благоговением. В той кухне готовят ежедневно более чем на тысячу людей: священников, служителей, пилигримов, бедных. Это происходит три раза в день: в первый раз в шесть часов утра, затем в десять и после полудня в три часа. Первый и второй раз за счет сокровищ шаха Сефи, откуда ежедневно отпускается пятьдесят рейхсталеров; последний раз оплачивается правящим в это время королем. Перед началом еды раздается звон двух литавр, привезенных шахом Садреддином из Медины, где их в прежние времена употреблял сам Мухаммед. Еда состоит из лучшего белого риса, мяса и отличного супа, чем каждый может наесться досыта. Из этой большой кухни выходят в красивый сад, где находятся гробницы султана Хайдера, шаха Тахмаспа и других персидских королей, и на них нет особых замечательных украшений. В этой прекрасной усыпальнице покоились тела или останки двенадцати персидских королей [183], а именно:

1. Шах Сефи, сын Джабраила.

2. Шах Садреддин, сын Сефи.

3. Шах Джунейд, сын Садреддина.

4. Султан Хайдер, сын Джунейда, с которого турки живьем содрали кожу.

5. Шах Хайдер второй.

6. Шах Измаил, сын Хайдера.

7. Шах Тахмасп, сын Измаила.

8. Шах Измаил второй, сын Тахмаспа.

9. Шах Мухаммед Худабанде.

10. Шах Измаил Мирза.

11. Шах Хамза Мирза,

12. Шах Аббас

сыновья Худабанде.

Это прекрасное сооружение начал строить по приказу шаха Садреддина архитектор, привезенный им из Медины, о котором персы говорят, что модель была внушена ему небом. По их обычаю над дверью стоят следующие стихи:

«Кто чист сердцем, пусть войдет сюда и молит бога, и грехи его наверное простятся ему».

Первая постройка была красива и великолепна, однако со временем шах Джунейд увеличил ее, прибавив двор и другие здания.

Богатства и доходы гробницы Мазара весьма велики — как установленные с его основания, так и каждодневные приношения и дары, поступающие не только от персов, но также от индусов, татар и других за истолкование учения Али. Они жертвуют при всех паломничествах, в болезни, в нужде, при трудных обстоятельствах, во время дальних и опасных путешествий, однако с условием, что их моление и желание будет замечено; тогда и они соблюдают свое обещание и обеты лучше, чем другие. Также большие сокровища получает Мазар по завещаниям за упокой души умерших: не только деньги, но и волов, овец, лошадей, верблюдов, ослов и другие товары. Скот режут и раздают бедным, остальное продают и превращают в деньги. Для: приема сокровищ король поставил двух людей, принесших присягу; между ними стоит круглый сундук для денег, покрытый красным бархатом. Пилигриму дают за его дары или жертвы гореть освященного аниса и свидетельство, что он посетил святой Мазар, молился и принес жертву. Эта грамота называется Зияретнаме (Sayaretname) и служит нередко тем, кто ее имеет, к сохранению жизни даже в проступках против чести и личности короля. Но жадность к деньгам доводит до того, что писец тайно доставляет такую грамоту нуждающимся, так что и в этой святости столько же обмана и хитрости, как и в других торговых делах.

Постоянные доходы Мазара таковы: арендные деньги с 200 домов в городе Ардебиле, 9 хаман (Haman) или бань, 8 каравансараев, весь рынок, или майдан, с прилегающими к нему строениями и лавками, кайзери, или большой крытый рынок, и сотня других лавок на базаре. Налог со всех тех, кто продает свои товары под открытым небом. Мазару принадлежат 33 деревни вблизи Ардебиля и 5 в Серабе (Serab); в городе Тавризе (Tabris) — сто домов, сто лавок и за чертой города две деревни; несколько каравансараев и бань в городе Казвине, а также много доходов в областях Гилян, Астрарат (Astrarath), Муган и многие другие доходы в более отдаленных местностях. Отсюда можно видеть, что это несчетные сокровища, и создается уверенность, что Мазар обладает большими наличными деньгами, чем сам шах [184].

Помимо этой великолепной королевской усыпальницы Ардебиль весьма известный и большой торговый город, переполненный прибывающими и отъезжающими купцами из Гиляна, Курдистана, Грузии и других стран. Также большой доход и выгоду получает город от паломников, прибывающих к святым местам. Не меньше приносят караваны, прибывающие и отбывающие в Исфаган. Два раза в неделю бывает базар; на который съезжается несчетное множество крестьян, для переноски тяжестей служат им вместо лошадей и верблюдов быки и коровы. Ардебиль превосходит многие города своим древним великолепием и красотой, он был в старину столицей персидских королей, и до сих пор еще в нем сохранились следы пребывания Александра Великого.