Ночной налет

Ночной налет

Более полувека тому назад в пригороде столицы Мексики было совершено преступление, подробности которого в нашей стране долго хранились в тайне. Впрочем, ровно столько же замалчивалось и имя человека, который был жестоко убит, — Льва Троцкого. Документальная повесть Юрия Папорова — первая попытка рассказать эту историю. Автор основывается на материалах, собранных им в 50-е годы, когда он работал в Мексике в качестве культурного атташе, встречался и дружил с непосредственными участниками тех событий. Свидетельство Ю. Папорова освещает много темных, непонятных сторон этого убийства.

Была ночь… Дождь низвергался водопадом. Ближе к четырем часам утра совершенно высветлило.

Она шла, покачивая бедрами. Он ждал ее и покинул пост. Жаркие объятия и поцелуи слышали и видели те, чьи руки тут же оторвали его от тела женщины, зажали рот, перехватили веревкой локти, завели их за спину.

Остальные полицейские, находившиеся в будке на углу улиц Вена и Морелос, откуда осуществлялась наружная охрана обнесенного высокой стеной дома напротив, увидев людей, которыми командовал лейтенант-пехотинец, и услышав приказ: «Руки вверх, сучьи дети!» — не успели оказать сопротивления, быстро были обезоружены, связаны и оставлены под охраной двух вооруженных в штатском.

Военные и полицейские — группа около двадцати человек под командой пехотного майора — приблизились к воротам, и майор нажал на кнопку звонка. Почти тут же за воротами послышался голос: «Кто там?» Один из пришедших ответил, и дверь в воротах отворилась. Расположение дома им было известно до мельчайших подробностей, хотя никто из них прежде в нем не бывал, каждый знал, что ему следовало делать.

Спальня… Там, на широкой кровати, укрывшись с головой легкими одеялами, лежали два разбуженных выстрелами человека. Появившиеся у открытого окна снаружи и в дверях, ведущих в спальню и детскую, чужие люди принялись стрелять по укрывшимся под одеялами из автоматического оружия. Было выпущено множество пуль. Этот поток свинцового дождя не вызвал у пришельцев ни малейшего сомнения — те, кто до их прихода спал сном праведников, теперь уже спят вечным сном.

Можно и надо было уходить, и майор — плотный, умевший носить форму и командовать твердым голосом, в котором ликование било через край, — отдал короткий приказ.

Стрельба прекратилась. Нападавшие заспешили оставить двор. Ворота распахнулись, и две автомашины — старый «форд» и новый «додж», стоявшие внутри двора и теперь битком набитые нападавшими, вместе с охранником, впустившим их в дом, помчались прочь, обдавая тротуары брызгами и жидкой грязью.

За рулем «доджа» сидел Роберт Шелдон Харт — охранник дома, в котором летом 1940 года проживал Л. Д. Троцкий, один из вождей Октябрьской революции, председатель РВС РСФСР, организатор Красной Армии, ближайший соратник Ленина.

Остальные, как и люди в штатском, охранявшие разоруженных полицейских, мгновенно растворились в ночи.

Вскоре «форд» застрял в грязи и был брошен, а управляемый Шелдоном «додж», в котором находились «главный», «майор» и его подчиненные, долго петлял по улицам спавшего Мехико, выкидывая из себя на перекрестках то одного, то другого пассажира.

Потом был ресторан… «Майор», уже в штатском, без темных очков и прежде приклеенных усов, сидел за столом напротив того, кто час назад был «лейтенантом» и кого звали художник Антонио Пухоль. Их компанию разделял еще один живописец, Луис Ареналь. Бражничавшие поднимали одну рюмку текилы за другой. Шутили:

— Давид, теперь ты станешь генералом! — смеялся Луис.

— А тебе дадут народного художника, — парировал Давид.

— Я попрошу, — Антонио облизнул губы, — чтобы меня на год взяли к себе. О, там у них отличные бабы! Градусы текилы, крепкого кактусового напитка, хмелили головы и души, переполненные радостью одержанной победы и тем, что мы называем предвкушением славы.

Но… в шесть утра включилось радио, и первыми словами диктора были: «Два часа назад группа неизвестных совершила нападение на дом, в котором правительство Мексики предоставило убежище Льву Троцкому. Нападавшие выпустили из автоматического оружия более трехсот пуль. Однако никто из находившихся в доме не пострадал. Троцкий и его жена живы! Они не стали жертвами злоумышленников. Полиция ведет расследование!»…

Изложенное выше дословно слышал из уст известного мексиканского художника Давида Альфаро Сикейроса в июне 1957 года. Проживая и работая в ту пору в Мексике, с Сикейросом я был хорошо знаком. Мы часто виделись в самых различных ситуациях на протяжении более трех лет. Но только в июне 1957 года он сам, по собственной инициативе, заговорил об этой странице своей биографии. Почему? Читатель узнает об этом чуть позднее. Сейчас же я попытаюсь свести воедино исследования разных авторов, свидетельства очевидцев, газетные публикации и архивные документы, прежде всего материалы следственных дел, с тем чтобы сообщить читателю, как вошло в историю Мексики «событие в Койоакане в ночь с 23 на 24 мая 1940 года». Ряд текстов, в оригинале написанных на русском, в этом повествовании будет являться переводами с испанского и английского языков.

Полковника Леандро Санчеса Саласара, начальника тайной полиции Мексики, разбудили телефонным звонком. Через полчаса он был на месте преступления, казавшегося невероятным и не сулившего тайной полиции абсолютно ничего приятного.

Опросив продолжавших находиться без оружия полицейских, полковник Санчес Саласар и его помощники направились к воротам дома. Калитка приоткрылась ровно настолько, чтобы в щель можно было разглядеть лица звонивших и сквозь нее получить предъявленные ими удостоверения.

— Что здесь произошло, сеньоры? — спросил начальник тайной полиции у сгрудившихся вокруг него секретарей Троцкого и охранников его дома.

Молодые лица их были спокойны, каждый в руках держал оружие.

— Они убили дона Леона?

— Нет, полковник!

— Есть другие убитые или раненые в доме?

— Нет, полковник! Однако лучше вы сами поговорите с Троцким.

Полицейские чины переглянулись.

Уже рассвело. Сева, четырнадцатилетний внук Троцкого, недавно прибывший из Парижа в Мексику, играл на лестнице. У него была перевязана левая нога.

— Что с ним? — спросил полковник.

— Ничего серьезного. Пуля слегка оцарапала кожу, — ответил один из секретарей.

Прибыл генерал Нуньес, начальник полиции Мексики, и они с полковником вошли в спальню, где в халатах, накинутых поверх пижам, их встретили Троцкий и его жена Наталья Седова. Оба «пострадавшие» сохраняли совершенное спокойствие, словно бы в доме ничего не произошло, а их собственные жизни только что не подвергались смертельной опасности. Троцкий улыбался светлыми глазами из-под нависавших над ними лохматых бровей сквозь стекла очков в черепаховой оправе. Это еще больше настораживало. И добродушное лицо хозяйки, обрамленное аккуратно причесанными белокурыми с пепельным оттенком волосами, некогда, должно быть, красивое, сохранявшее и сейчас признаки нежного, кроткого характера, было поразительно спокойным.

Полковник стал размышлять: «Жизнь, которую они ведут, лишила их страха? Уже ничто не может вызвать в них волнения? Или это… хорошо разыгранное нападение? Русский политэмигрант желает привлечь к себе внимание и бросить тень на своих врагов?»

Троцкий пригласил полицейских в кабинет, усадил на стулья и на хорошем испанском языке сообщил:

— Наталья и я крепко спали. Наша комната находится, как вы заметили, между кабинетом и детской. Внезапно нас разбудили звуки выстрелов. Поначалу мне показалось, что это разрывались ракеты и петарды по случаю очередного религиозного праздника. Нет! То были выстрелы из огнестрельного оружия. Мы тут же оставили нашу постель, и Наталья увлекла меня с собой в дальний угол, вынудила лечь на пол, и тут послышался крик внука: «Дедушка!» Наталья замерла. Она еще стояла некоторое время, заслоняя меня собою, пока я не потребовал, чтобы она легла на пол. Это и спасло нас обоих. Выстрелы, направленные на нашу постель, производились со стороны дверей комнаты Севы, кабинета и открытого окна нашей спальни. Это был смертельный для нас перекрестный огонь. Мы лежали в углу без движения. Когда стрельба прекратилась и нападавшие покинули дом, мы обнаружили у дверей спальни оставленную там зажигательную бомбу. Однако нас больше беспокоила жизнь мальчика…

Полковник слушал и дивился самообладанию говорившего: «В чем причина столь превосходного владения собой?»

— Полагаю, что нас атаковало не менее двадцати человек с автоматами. Конечно, они были уверены, что покончили с нами. Так должно было случиться… Более того, убегая, нападавшие разбросали зажигательные устройства, желая поджечь дом. Другого смысла не вижу.

— Вы считаете, затем, чтобы замести следы, дон Леон? — спросил полковник, стараясь голосом не выдать своих сомнений.

— Естественно! Но еще и затем, чтобы ликвидировать архивы. В Париже им удалось вскрыть сейф и уничтожить семьдесят шесть килограммов бумаг. Сейчас, более чем когда-либо, эти люди заинтересованы в уничтожении моих архивов. Все знают, и конечно же НКВД, что в настоящее время я работаю над биографией Сталина. Для этой работы я располагаю несравненными документами. Потому они и прихватили с собой бомбы!

Полковник слушал и думал: «Около двадцати человек, выпущено две с половиной сотни пуль, семьдесят три из них в спальне, а результатов никаких».

— Нас прежде всего беспокоила судьба Севы. Его похитили? Мы сразу бросились к нему. Оказалось, что и он не потерял хладнокровия. Проснувшись, как и мы, от выстрелов, он позвал на помощь, но тут же сообразил забраться под кровать, и там его лишь слегка задела одна пуля. Тут же нас окружили мои помощники и охранники. Мы обнаружили, что ни одна из дверей не была взломана. Возник вопрос: как могли эти люди оказаться внутри дома? Вскоре стало известно, что исчез Боб Шелдон. Нападавшие увели его силой.

— Вы подозреваете кого-либо, кто мог руководить этим покушением на вас, дон Леон? — спросил полковник.

— Как? Вы еще спрашиваете? У меня нет абсолютно никакого сомнения! — взволнованно заявил хозяин дома. — Прошу вас на секунду, полковник.

Генерал Нуньес, убедившись, что Троцкий жив, откланялся и удалился, чтобы лично доложить президенту Мексики Ласаро Карденасу о покушении. Хозяин дома доверчиво положил руку на плечо полковника и провел его во двор, к клеткам кроликов. Там Троцкий огляделся и зашептал полицейскому:

— Организовал покушение Иосиф Сталин. Он действовал средствами НКВД. Сталин! Он зачинщик покушения. Разве вы не читали? Я совсем недавно писал, что авторы кампании против меня, раздуваемой в прессе, уже готовы сменить перья на пулеметы.

Полковника Санчеса Саласара охватили еще большие сомнения. Он ожидал услышать имя человека, который бы находился в поле деятельности полиции Мексики, а тут… Идея «самопокушения» после этих слов Троцкого казалась еще более реальной.

— Опросите местных сталинистов! Задержите наиболее видных из них, и вы очень скоро обнаружите исполнителей.

Полковник подумал: «Дон Леон желает направить меня по ложному пути. Нет, меня ему не сбить!» — и обратился с одним вопросом ко всем: начальнику внутренней охраны Гарольду Робинсу, секретарям и охранникам — немцу Отто Шуисслеру, англичанину Вальтеру Керлею и просто охранникам Чарлзу Корнеллу и Жаку Куперу.

— Кто нес охрану ворот и калитки в момент нападения?

— Роберт Шелдон Харт.

— И он исчез с нападавшими! Его увезли или он сам уехал?

Мнение всех, и прежде всего Троцкого, было единым: «Боб не мог быть соучастником покушавшихся!»

В доме, кроме упомянутых выше лиц, находилась повариха, служанка и садовник — все трое мексиканцы, а также гостившие Альфред и Маргерит Розмеры, давние — со времен, предшествующих первой мировой войне, — друзья семьи Троцких. Альфред Розмер, писатель и журналист, являлся одним из основателей Французской компартии и Коминтерна, а последние двадцать лет — одним из наиболее верных последователей Троцкого. Они с женой привезли с собой в Мексику Севу и вскоре собирались отправиться в Нью-Йорк.

— Почему никто из внутренней охраны даже не попытался стать на защиту Троцкого? — спросил Санчес Саласар.

— Я только было собрался стрелять в нападавших, как после первой же очереди заклинило затвор ручного пулемета, — заявил Отто Шуисслер.

Остальные пояснили, что не успели, поскольку события развивались с необыкновенной быстротой, нападавших было много и их действия были четко организованы.

Полковник отвел в сторону своих ближайших помощников, заместителя Симона Эстраду и начальника управления агентами — офицерами секретной службы Хесуса Галиндо. Оба они думали одинаково, точно так же, как и Санчес Саласар. Полиция имела дело с хорошо организованной симуляцией вооруженного нападения.

К этому времени специалисты тщательно осмотрели все системы защиты дома и пришли к заключению, что опытный революционер, очевидно, хорошо знавший силу и возможности своих врагов, их методы и их ненависть к нему, учел все до мельчайших деталей в организации защиты, и это делало его дом действительно крепостью.

Отто Шуисслер, который по графику обязан был дежурить ночью вместе с Шелдоном, пояснил:

— Трудно сказать сейчас, как это произошло. Должно быть, Боб узнал или принял за друга дома того, кто звонил… Только сам Боб может пояснить.

— В четыре часа утра? В это время сеньор Троцкий принимает гостей? — спросил полковник.

— Отыщется Боб, он расскажет.

— У кого находились ключи от автомашин?

— Мы всегда оставляли их в авто. Специально, на случай опасности.

— Однако нападавшие сами не могли и не должны были знать этой подробности. Как могло прийти им в голову воспользоваться машинами именно «на случай опасности»?

Не получив ответа, полковник пообещал держать дона Леона Троцкого в курсе дальнейшего расследования дела и отправился к себе в офис.

Однако прежде Санчес Саласар разослал в разные стороны от дома, расположенного на улице Вена, своих людей на поиски улик.

Улица Вена… Дом Троцкого…

О наличии улицы, названной в честь столицы Австрии, в Койоакане, пригороде Мехико, тогда уже входившем «колонией» (районом) в черту города, я узнал чуть более года спустя после приезда на работу в советское посольство.

Мы с третьим секретарем посольства Евгением Поповым направлялись в киностудию «Чурубуско», проскочили нужный поворот и петляли в поисках верной дороги. Помню, я свернул с улицы Лондона на улицу Морелоса и уже было проехал перекресток с улицей Берлин, как услышал истошный крик приятеля:

— Стоп! Назад! Скорее назад! Разворачивайся!

Не видя препятствия и какой-либо веской причины, я все же повиновался. Резко затормозив, я быстро подал назад и повел машину вверх по улице Берлин. Евгений Михайлович сидел сжавшись и молчал.

Проехав с квартал, я вопросительно поглядел на Попова. Он с трудом улыбнулся.

— Давай! Давай! — И еще через несколько секунд: — Мы чуть не вляпались! Понимаешь? Там впереди, на углу улицы Вена, дом Троцкого!

Еще не было XX съезда КПСС, я же был исправным советским гражданином, в достаточной степени вымуштрованным «порядками», бытовавшими в те времена в советских посольствах, поскольку имел четырехгодичный опыт работы в другой латиноамериканской стране. И все же!.. В душе зашевелилось то, что было запрятано, загнано вглубь… Оно запротестовало: «Какого черта? Это же дикий бред! Абсурд! Что, изменю Родине, случайно проехав мимо бывшего дома Троцкого? Дома, в котором он не живет уже пятнадцать лет. В чем дело?.. Правда, а отчего это я до сих пор даже не слышал ни от кого в посольстве о существовании дома Троцкого, столь опасного для гренадера, силача, доброго бражника, не трепетавшего даже перед послом, каким был Евгений Попов».

Но вернемся в кабинет начальника тайной полиции Мексики. Там очень скоро после возвращения его из дома Троцкого уже лежали на столе морская веревочная лестница с деревянными перекладинами, железная балка, ножницы для резки колючей проволоки, электрическая пила, инструмент, которым обычно пользуются мексиканские жулики для взлома дверей, маузеры, отобранные у наружных полицейских охранников, большое количество патронов 45-го калибра и целый диск от пулемета Томпсона.

Был обнаружен и брошенный «додж». В салоне его в беспорядке валялись одежда полицейских, два полных патронташа с патронами 38-го калибра и кинжал в ножнах. Версия Санчеса Саласара и его помощников была несколько поколеблена. Кто же были нападавшие? Действительно люди, направленные Сталиным, или, быть может, политические враги президента Карденаса? В стране проходила горячая предвыборная кампания. Полковник рассуждал, но не желал отказываться от первой версии.

— Похоже, нападавших действительно было не менее двадцати, — говорил он своим помощникам. — В таком случае разгадка наступит скоро. Однако настоящих подстрекателей и организаторов мы вряд ли отыщем. Если прав Троцкий, в этом случае мы имеем дело с НКВД, превосходно действующей организацией. Троцкий не желает слышать о соучастии Боба, а полицейские видели, что он убегал с ними. Его не увозили. Сержант, командовавший группой охранников, настаивает, что без участия кого-либо из своих в дом войти было совершенно невозможно. Он твердит одно и то же: почему Боб открыл двери, а потом и ворота, когда внутрь не пускают даже хорошо знакомых им полицейских? Да еще в четыре часа утра?

— И повариха утверждает, что видела, как Шуисслер, едва началась стрельба, выскочил из своей спальни в пижаме, с револьвером в руке. Она полагает, что потом он отсиделся на кухне. Почему не стрелял? — заметил Галиндо.

— Арестуйте Шуисслера и Корнелла, доставьте сюда, — неожиданно распорядился полковник и залпом осушил стакан воды с соком лимона.

Через час Корнелл объяснял, что он проснулся, хотел было взять оружие, но услышал, как кто-то сказал по-английски: «Спокойно, не высовывайся, и с тобой ничего не случится!» Затем Корнелл вспомнил, что накануне отдал свой револьвер Гарольду Робинсу — такое прежде часто случалось. Когда Корнелл хотел было выйти из комнаты, он услышал голос Гарольда: «Нагни голову! Они не должны тебя видеть!» Не обращая внимания на команду, Корнелл натянул на очень светлую пижаму темные брюки и рубаху, схватил винтовку и уже потянул на себя дверь, как услышал приказ Гарольда: «Не высовывайся, Чарлз! Боже мой! Нагни голову!»

Полковник понял, что этот приказ старшего товарища спас жизнь Корнелла. Однако, как только в поле зрения охранника показалась фигура неизвестного, он выстрелил, но промахнулся и тут же увидел, как из своей комнаты выскочил Отто Шуисслер.

— Корнелл, вам не кажется подозрительным исчезновение Боба? — спросил полковник. — Вы продолжаете верить, что он не виноват?

— Абсолютно! Пока не будет доказано, мы в это не поверим!

Тут полковнику доставили в кабинет новую важную информацию. Электрическую пилу в магазине «Наследники В. Клемента» приобрел хорошо одетый человек, подъезжавший к магазину на огромной черной машине с номерным знаком города Нью-Йорка. Это означало, что в деле подготовки, а возможно, и в нападении участвовали иностранцы.

На следующий день стало известно, что президент Карденас поддержал протест Троцкого против полиции, намеревавшейся обвинить в нападении известного художника Диего Риверу и арестовавшей Корнелла и Шуисслера. Последних пришлось отпустить. Тут же полковнику подали письмо от Троцкого, в котором тот возлагал ответственность за нападение на руководителя мексиканских профсоюзов Висенте Ломбардо Толедано и вождей Мексиканской компартии, проводивших до этого против Троцкого широкую кампанию в прессе. Письмо заканчивалось словами: «До настоящего момента я молчал, не желая мешать ходу расследования. Однако, видя направление, которое ему придается, я оставляю за собой право прибегнуть к помощи мексиканского и международного общественного мнения».

Троцкий знал, на какие пружины следовало нажимать. Пресса буйствовала, преподнося читателям разного рода сенсации, полные измышления, что серьезно мешало работе полиции.

Полковник отправился на встречу с Троцким и после нее полностью отказался от прежней своей версии «самонападения». Однако печать, газеты и журналы, контролируемые МКП, раздували эту версию как могли. И полковник после встречи с Троцким вдруг ясно увидел в этом желание отвести от себя всякие подозрения.

Неделю спустя после нападения пострадавший направил прокурору республики пространное письмо. В нем Троцкий сообщал, что, отвечая на вопросы репортеров, он обращал особое внимание прокурора Мексики на причастность к делу Сталина, как на единственное ответственное за нападение лицо, однако эту часть его заявления кто-то преднамеренно изъял. Далее Троцкий ставил в известность прокурора о методах ГПУ, рассказывал, как, по его убеждению, был ликвидирован агентами целый ряд политических деятелей и бывших работников ГПУ, его сын Лев Львович Седов, просил в расследовании не сбрасывать со счетов и агентов гестапо — секретной полиции Гитлера, поскольку, по мнению Троцкого, она работала с ГПУ по методу сообщающихся сосудов. Известный политэмигрант обрушивался на Ломбарде Толедано и руководителей МКП и позволял себе думать, что им, «как и Давиду Альфаро Сикейросу, убежденному сталинисту, должна быть известна личность представителя ГПУ в Мексике». Одновременно Троцкий защищал арестованных полковником Санчесом Саласаром по подозрению в соучастии сержанта и с ним пяти полицейских-охранников, утверждая, что не верит в возможность их вербовки агентами ГПУ, «хотя эта организация, как никакая другая, располагает набором средств, чтобы любого уговорить, заставить, подкупить».