Пробуждение

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Пробуждение

В ночь на 12 сентября Богров спал, когда за ним приехали тюремщики. Тихонько они стали открывать дверь. Когда тюремщики вошли в камеру, Богров проснулся и вскочил на ноги. Он почувствовал, что это конец. Мгновенно внутренний холод охватил его сердце, и его затрясло. Чтобы скрыть свое состояние, он попросил дать ему его шляпу. Шляпы ему не дали, а ловко и неожиданно скрутили руки назад и стали связывать их веревкой. Богров не сопротивлялся. Движениями рук и тела он помогал тюремщикам крепче скрутить его руки. Все делалось молча, напряженно, торопливо. Ему вдруг захотелось услышать хоть обыкновенный человеческий голос, но кругом все молчало. Тогда ему захотелось услышать свой собственный голос, проверить, не сон ли все это, и он четко проговорил:

— Самая счастливая минута в моей жизни только и была, когда услышал, что Столыпин умер.

Но разговор не был поддержан.

Богрова вывели из камеры во двор, где его поджидала группа людей. От группы отделился вице-губернатор. Он подошел к Богрову, деловито осмотрел его скрученные за спину руки, попробовал, крепко ли они связаны, и тут же приказал закрутить их потуже, чтобы по дороге не развязались. Конвою он дал инструкцию: «Стрелять, если попытается бежать или если кто-либо по дороге попытается его освободить». «Так вот и увезли, — рассказывал впоследствии Лятковскому часовой-очевидец, — больше его и не видели. Наша караульная команда осталась. Когда его увезли, то команда до новой смены все как-то не по себе чувствовала себя».

Кавалькада конников и извозчиков, сопровождавшая Богрова в последний путь, приближалась к «Лысой горе». Здесь все уже было подготовлено к казни. В одном из глухих углов двора форта стояла виселица с опущенной веревочной петлей, тускло освещаемая светом одинокого фонаря, стоявшего на табурете. По двору шныряли какие-то людские силуэты. Томясь от безделья, но почему-то не ощущая важности предстоящего ритуала и собственной главной роли в нем, прохаживался палач Юшков, облаченный в свою устрашающе-живописную униформу. Его фигура придавала обстановке зловещую и мрачную торжественность.

Сопровождавшие Богрова коляски остановились на улице, у ворот. Во двор въехала лишь в сопровождении конвоя карета, в которой, связанный и еле живой, сидел приговоренный. Карета остановилась недалеко от виселицы. По чьему-то приказанию зажглись факелы, породившие чудовищные, прыгающие тени виселицы и людей. Смертника во фраке и без головного убора вывели из кареты и под руки подвели к табурету, стоявшему возле виселицы. Отсутствующим взглядом он озирался вокруг, дальним сознанием постигая, что он центральная фигура действия. Богрова окружил конвой, к которому подошли вице-губернатор, полицмейстер, товарищ прокурора Киевского окружного суда Лашкарев, тюремные служители и другие официальные лица, присутствовавшие для того, чтобы после казни засвидетельствовать смерть приговоренного. Лашкарев при свете факела зачитал постановляющую часть приговора, которую Богров уже однажды выслушал. После оглашения приговора последовал приказ вице-губернатора палачу: «Действуй!»

Стоявший возле виселицы Юшков придвинул к себе табурет, снял с него мешок и ловко накинул его на голову Богрова. Схватив последнего своими мощными руками, он поднял его и поставил на табурет. Придерживая Богрова, Юшков посмотрел сначала вверх, а затем на основание виселицы. Здесь, возле столба, обвитого веревкой, он увидел стоящего Лашкарева, прижимавшего, согласно инструкции, пальцами правой руки к столбу конец веревки. Все в порядке. Можно начинать. Привычным движением Юшков набросил петлю на плечи Богрова, руками нащупал шею, на которую натянул петлю, и почти мгновенно, неожиданным ударом ноги выбил из-под Богрова табурет. Все было настолько просто, что не верилось, что на глазах живых людей происходит мистерия умерщвления им подобного… Казненный дернулся всем телом и на какое-то мгновение повис в воздухе. Но вдруг молниеносно по виселице зазмеилась веревка, и повешенный упал на землю. Присутствующие ахнули. Все поняли, что случилось страшное и неожиданное: неужели слепой случай освободит от смерти убийцу Столыпина? (Согласно христианской традиции, подобный случай объяснялся вмешательством божественной силы, и было грешно повторять ритуал казни.)

Но уже раздался свирепый окрик вице-губернатора, сопровождавшийся ударом кулака в спину палача: «Повесить!» Еще не совсем отрезвевший Юшков бросился подымать с земли безжизненное, казалось, тело Богрова. Но оно почему-то очень потяжелело. Юшков зацепился за что-то и вместе со своим грузом упал на землю, распластавшись рядом с Богровым, наполовину укрытым мешком. Палач поднялся и повторил попытку поднять Богрова с земли. Она удалась без особых усилий. Богров снова на табурете. Движением ног и всего тела он отстранил державшие его руки палача, явно показывая, что может и желает стоять без помощи посторонних. Но озлобленный Юшков еще сильнее сжал хрупкое тело Богрова, пододвигая его к табурету. В это время в напряженной ночной тишине раздался слабый голос казнимого. Но слов его никто не разобрал.

— Он еще жив! — испуганно и угрожающе вскрикнул вице-губернатор. — Скорее!

Юшков торопливо стал вторично налаживать петлю на шее Богрова. Из-под мешка послышалось надорванное, скрипучее и бессильное: «Сволочи».

Остервенелый Юшков выбил из-под ног Богрова табурет, который, несколько раз перевернувшись, отлетел далеко в сторону. Тело Богрова вновь повисло в воздухе. Раза два оно судорожно подпрыгнуло, а затем обмякло…

Б. Майский