Пятнадцать лет спустя
Пятнадцать лет спустя
В августе 1879 года была создана организация, вернее, небольшая сравнительно группа «политиков-террористов». На Липецком съезде она приняла название Исполнительного комитета и в первые недели своего существования занималась преимущественно внутренними делами.
В Петербурге принимаются все меры, чтобы как можно скорее пустить в ход важнейшие колеса тайного общества — редакцию подпольного органа, типографию, паспортный стол, наладить строгую систему конспирации (шифры, сигналы, пароли и т. д.). Основатели «Народной воли» в большинстве случаев достаточно широко понимали задачи новой партии, отнюдь не сводя их к террору и рассматривая последний только как одно из средств политической борьбы.
Однако основной целью пребывания на юге Желябова, одного из ее лидеров, и других членов ИК была именно организация террора, подготовка к покушениям на Александра II.
Смертный приговор, условно вынесенный царю на Липецком съезде, после очередных казней революционеров на юге, нуждался в подтверждении. 26 августа ИК утвердил этот приговор, ибо большинство дышало страстью отважного и последнего боя.
Всем казалось, что динамит принесет пусть нелегкую, но верную и скорую победу.
Никто из народовольцев не подозревал, что подготовка покушений станет на полтора года если не единственным, то важнейшим делом ИК и отодвинет на задний план все его другие функции как центра партии.
Подготовка покушений, которые в Липецке решили произвести с помощью динамита, началась немедленно. В Швейцарию выехал и закупил там динамит А. И. Зупделевич, по его груз перехватили таможенные власти, Однако в Петербурге в лаборатории, созданной еще группой «Свобода или смерть», С. Г. Ширяев успел к сентябрю изготовить несколько пудов нитроглицерина.
Боевые группы ИК стали разъезжаться в назначенные города. Царя, который должен был возвращаться из Крыма поздней осенью, хотели атаковать в нескольких пунктах.
Под Одессой, где готовили подрыв железнодорожного полотна М. Ф. Фроленко, Т. И. Лебедева и Н. И. Кибальчич, работа оказалась напрасной, ибо царь через Одессу не поехал. Вблизи Александровска группа А. И. Желябова заложила мину под рельсами, положенными на 20-метровой насыпи. Если бы поезд сошел с рельсов, гибель царя была бы неминуема. Но, когда Желябов сомкнул провода батареи, взрыва под проходящим поездом не последовало. «Запалы были плохо изготовлены, что впоследствии и подтвердилось», — объяснял неудачу во время происходившего год спустя следствия участник этого дела И. Окладский (ставший вскоре предателем).
Третьим было покушение вблизи Москвы. В очень трудных из-за близости подпочвенной воды условиях группа ИК: А. Д. Михайлов, С. Л. Перовская, Л. Н. Гартман, Г. П. Исаев, А. И. Баранников, С. Г. Ширяев и др. — провела из купленного неподалеку от железной дороги дома 40-метровую подземную галерею. Угроза обвала после длительного дождя стала столь велика, что положение работающего в низкой полузалитой водой галерее походило на заживо зарытого.
Поздно вечером 19 ноября подложенная под полотно мина была взорвана под проходившим поездом. Оказалось, однако, что это был поезд со свитой, шедший вопреки обыкновению вторым. Сила взрыва перевернула лишь багажный вагон, а восемь сошли с рельсов. Никто не пострадал.
Несмотря на неудачу, покушение 19 ноября получило громкую огласку. Даже легальная печать отмечала искусную и тщательную инженерную подготовку подкопа. Все участники его благополучно скрылись, а наиболее скомпрометированного «хозяина» дома Л. Н. Гартмана удалось переправить с помощью контрабандистов за границу. Попытка царского правительства потребовать его выдачи окончилась провалом. Французская полиция арестовала было Гартмана, но под давлением общественности — на его защиту выступил, в частности, Виктор Гюго — его освободили и выслали в Англию.
Листовка ИК, выпущенная в связи с покушением 19 ноября, была разослана по всей России, являлась по существу обвинительным актом Александру II и его царствованию, начавшемуся обманным освобождением крестьян. Заявляя, что Александр II «является олицетворением деспотизма лицемерного, трусливо-кровожадного и всерастдевающего», ИК требовал передачи власти всенародному Учредительному собранию. «А до тех пор — борьба! Борьба непримиримая!»
Несравненно большее общественное значение получило четвертое покушение на Александра II, задуманное и осуществленное в строжайшей тайне даже от большинства членов ИК.
20 сентября 1879 года в Зимний дворец был принят новый столяр Батышков. В действительности это был С. Н. Халтурин, прервавший после нескольких крупных провалов «Северного союза русских рабочих» организационную и пропагандистскую деятельность среди рабочих. Халтурин считал, что царь должен пасть от руки рабочего — представителя народа. Он попросил Плеханова познакомить его с народовольцами. Уговоры Плеханова не помогли. Халтурин настоял на своем.
Вместе с А. А. Квятковским, которому ИК поручил выполнение этого замысла, Халтурин вскоре составил подробный план Зимнего дворца, по которому он мог ходить почти беспрепятственно, и пометил его различными значками. Кружком было помечено помещение караула под царской столовой. При аресте 29 ноября А. А. Квятковского этот план был обнаружен. Жандармам не удалось установить значение плана, хотя их очень встревожило, что на плане обозначено назначение комнат, мало кому известное даже из служащих во дворце. Строгости во дворце все же были усилены, но опасности больше ждали, очевидно, извне.
Халтурин приносил динамит во дворец небольшими кусками и хотел накопить его как можно больше. Однако Желябов, заместивший Квятковского, его торопил. В январе 1880 года, когда динамита было уже около 3 пудов, они встречались ежедневно в седьмом часу вечера на Дворцовой площади, и Халтурин ронял, проходя мимо: «Нельзя было», «Ничего не вышло». 5 февраля при встрече он сказал: «Готово».
Грохот во дворце подтвердил его слова. В Зимнем погасли огни, забегала перепуганная охрана. Желябов увел Халтурина на конспиративную квартиру. Но и на этот раз покушение не удалось. Александр II не вышел в обычное время в столовую, так как встречал гостя — принца Гессенского (отца будущей императрицы Александры Федоровны). С лета 1880 года Халтурин вел народовольческую пропаганду среди московских рабочих. В 1881 году он стал членом ИК, а в феврале 1882 года погиб на виселице, захваченный при убийстве Желваковым прокурора Стрельникова.
Покушение 5 февраля, несмотря на неудачу, сделало «Народную волю» всемирно известной. Взрыв а царском дворце казался совершенно невероятным событием.
«Динамит в Зимнем дворце! Покушение на жизнь русского царя в самом его жилище! Это, скорее, похоже на страшный сон, чем на действительность, и тем не менее это действительность, а не сон», — писала либерально-народническая газета «Неделя».
Покушение вызвало, правда, единичные, сочувственные отклики у крестьян. Максим Федоров из деревни Никольской Волоколамского уезда говорил: «Вот государя несколько раз уже бьют и не убьют, а за дело бы его и пора». Кое-где крестьяне отказывались молиться за спасение царя и заявляли, что если бы его убили, то не было бы налогов и было бы много земли. Неудача покушения огорчила и сидевших в тюрьмах революционеров.
Европа была поражена. Даже противники террора преклонялись перед дерзкой смелостью народовольцев. «Остановить на себе зрачок мира — разве не значит уже победить», — писал Г. В. Плеханов в не дошедшем до нас письме.
С начала зимы 1879/80 гг. правительство стало готовиться к 25-летию царствования Александра II. Обстановка для проведения этого торжества не была спокойной: не утихало брожение в массах, нарастали оппозиционные настроения в обществе, наконец, появилась новая революционная сила — «Народная воля».
С осени 1879 года все усиливались меры предосторожности. Высшие правительственные лица появлялись только в сопровождении конвоя. Войскам в Петербурге были назначены места, куда являться по тревоге. В Адмиралтействе, от которого радиусами расходились главные магистрали, поставлены орудия. «Все заботы высшего правительства направлены к усилению строгости… вся Россия, можно сказать, объявлена в осадном положении», — записывал в начале декабря 1879 года в своем «Дневнике» фельдмаршал Д. А. Милютин.
Когда, несмотря на все эти строгости и предосторожности, прогремел взрыв 5 февраля, правительство и правящие круги не могли не почувствовать растерянности. «Панический страх передавался, как чума, всему Петербургу… Все боялись или за жизнь, или за имущество. Одни уезжали, другие переводили капиталы за границу, курс упал». Так, немалую суматоху вызвало анонимное и, может быть, ироническое предупреждение, полученное сразу же вслед за взрывом Халтурина. Искусственно измененным почерком какой-то «социалист, кающийся и желающий вам добра», писал в III отделение: «Берегитесь ваших трубочистов, им велено в важных домах сыпать порох в трубах. Избегайте театров, маскарадов, ибо на днях будет взрыв в театрах, в Зимнем дворце, в казармах». В III отделений приняли эту шутку на полную веру и немедленно стали предупреждать генерал-губернатора, градоначальника и другие власти. Фантастические и нелепые известия ползли из-за границы. Русские послы доносили о планах переправить динамит в Россию в винных бутылках и снарядить им 500 воздушных шаров для атаки Петербурга и т. п.
Февральское покушение повлекло за собой известные перемены настроений высшей бюрократии.
Правительственные верхи начинали понимать, что в создавшейся обстановке они не могут управлять Россией по-прежнему.
По предложению наследника была учреждена Верховная распорядительная комиссия по охранению государственного порядка и общественного спокойствия. Главой этой комиссии царь назначил генерала Лорис-Меликова, который, подчинив себе не только полицейские, но и гражданские власти, стал как бы «вице-императором».
Назначение Лорис-Меликова диктатором либеральные газеты приветствовали как начало новой эры. В действительности, как быстро поняли народовольцы, его политика никаких серьезных преобразований в виду не имела: «Сомкнуть силы правительства, разделить и ослабить оппозицию, изолировать революцию и передушить всех врагов порознь» — так характеризовали народовольцы планы Лорис-Меликова. Политический портрет этого временщика в следующем «Листке «Народной воли» дал Н. К. Михайловский: «Благодарная Россия изобразит графа в генерал-адьютантском мундире, но с волчьим ртом спереди и лисьим хвостом сзади».
Продолжая избранную им еще в период генерал-губернаторства в Харькове политику, Лорис-Меликов обещал всем «успокоение и умиротворение» и, восстанавливая «доверие к власти», не забывал «строгого карания зла».
К участникам революционного движения применялись беспощадные репрессии. Только за распространение листовок в марте были казнены унтер-офицер Лозинский и студент Розовский. Еще раньше был казнен И. О. Млодецкий, покушавшийся на Лорис-Меликова. Лорис-Меликов расширял полицию, поощрял шпионаж и провокацию, учреждал иностранную агентуру. Однако полицейский произвол был несколько ослаблен. Безосновательные обыски, аресты, высылки, столь характерные для 1878–1879 гг., сильно сократились в 1880-м — начале 1881 г. На следствии известная народница В. Н. Фигнер рассказывала: «Отсутствие полицейских придирок и жандармских облав за этот период очень благоприятствовало работе среди учащейся молодежи и рабочих. Это было время общего оживления и надежд». Однако, продолжала В. Н. Фигнер, политика Лорис-Меликова никого не обманула. «Поэтому общественное мнение в революционном мире требовало продолжения террора и казни как самого царя, так и его лицемерно-либерального приближенного».
ИК пытался организовать весной и летом 1880 года еще два покушения (в Одессе и Петербурге), но оба они не состоялись. В Одессе не успели закончить к проезду царя минную галерею на пути его следования. В Петербурге рабочий М. Тетерка, не имея часов, опоздал к назначенному времени и не помог Желябову взрывать положенные в воду динамитные подушки в момент, когда царский экипаж выехал на Каменный мост через Мойку.
О том, с какой осторожностью следовало действовать, говорит ряд донесений секретных агентов своему начальству. Даже найденная перед проездом наследника на Троицком мосту детская хлопушка вызвала специальное отношение градоначальника в III отделение.
Лето 1880 года было неурожайным, повсюду стали расти цены на хлеб. Брожение в массах стало еще более беспокоить правительство. Уезжая в августе на юг, Александр II повелел «на случай, если бы возникли важные, требующие особых распоряжений беспорядки», составить комиссию из наследника и нескольких министров. Сенаторам, отправлявшимся тогда на ревизию нескольких губерний, следовало выяснить «степень распространения в России социально-революционных лжеучений» и «удостовериться в настроении умов крестьянского населения».
К брожению народа прислушивались и народовольцы. В конце 1880 года «Народная воля» предвещает восстание, которое явится «только прелюдией к народной революции», даст ей толчок. Отовсюду являлись в Петербург делегаты к ИК для установления сношений с ним, с предложением услуг для выполнения каких-либо новых планов, с просьбами прислать агента для организации местных сил.
Однако ИК не смог отдаться целиком организационной деятельности, к которой более всего тяготел А. И. Желябов, ставший в 1880 году общепризнанным руководителем партии.
Осенью 1880 года И К стоял на распутье. Предстоял нелегкий выбор. Очень многие, и прежде всего А. И. Желябов, хорошо сознавали, чего стоили и чего еще будут стоить месяцы отчаянной по напряжению борьбы. «Мы проживаем свой капитал», — говорил Желябов товарищам. Желябов и Михайлов особенно настаивали на продолжении организационной и пропагандистской работы. Но для пропаганды и организации не хватало людей. Не было и особых надежд поднять на борьбу значительные силы.
Цареубийство же казалось им средством потрясти сонное общество, дать толчок движению народа, вынудить правительство на уступки.
Роковой выбор дальнейших действий был предрешен завершением процесса над 16 народовольцами в октябре 1880 года.