С чего начать?

С чего начать?

Сколь загадочен, необычен, не похож ни на один из восточных этот хеттский язык! Разумеется, прочитать его можно без труда, ведь тексты выполнены образцовой аккадской клинописью, но среди огромного множества таблиц — ни единой билингвы, ни одной опорной точки! Грозный, знаток дюжины языков древнего Востока, понимает хеттский язык хуже, «чем ученик приходской школы латынь требника, принадлежащего пану священнику…».

Блуждая с женой по живописным улочкам европейского и азиатского Стамбула, одинаково красивым и наяву и на открытках, но невыносимым для того, кто приехал из чистенького городка на Лабе и живет здесь продолжительное время; восхищаясь архитектурой храма св. Софии или сокрушаясь по поводу безвкусной мешанины венского барокко и коринфских колонн, поддерживающих арку ворот Дольма-Бакче; слушая ученых коллег из музея, превозносящих свободную жизнь в Турции после устранения Абдул-Хамида; стоя на галерее башни Леандра и вспоминая стихи Мюссе и Байрона; поглощая за ужином вареники с абрикосами, — Грозный не переставал размышлять о тайне хеттского языка.

Незнакомые слова незнакомого языка не дают ему покоя, они перекатываются в нем и громыхают, как сорвавшееся с места орудие в трюме «Клеймора» из романа Гюго «Девяносто третий год», который как раз читает госпожа Грозная.

— Этот язык можно объяснить, только исходя из него самого, — отвечает он на вопрос, слышал ли он, что произошло в Сараево. — Но как?…

Однако престарелый монарх подписал манифест «Моим народам», и Грозный уразумел — началась война, и жена должна вернуться домой.

— Неужели ты думаешь, что в моем положении я могу одна ехать в переполненных поездах?

Будущий отец взглянул на нее:

— Что ж, поедем вместе, только я перепишу еще несколько таблиц, штук двести, от силы триста.

В конце августа он получил предписание от консульства немедленно вернуться. Он тщательно упаковал свои тетради, «с таким количеством материала уже можно кое-что сделать. Нет неразгадываемых языков, есть лишь неразгаданные…»

Четыре дня и три ночи ему потом казалось, что колеса экспресса неумолчно твердят: с чего начать? с чего начать?

С чего начал Шампольон? С чего начал Гротефенд? С чего начал Роулинсон? Но ведь тут дело особого рода…