Критская проблема — величайшая загадка истории
Критская проблема — величайшая загадка истории
Хотя мнимая расшифровка протоиндийского письма была уже второй ошибкой Грозного, за ней суждено было последовать и третьей. В 1940 году он повел атаку на критскую проблему, «величайшую загадку истории». Поражение, которое он потерпел, было поистине трагическим.
Сказочный Крит — «посреди винноцветного моря», «прекрасный, богатый, волнами отовсюду омытый», — поет о нем Гомер. А какие проблемы приготовил он языковедам, видно из продолжения 173-го стиха XIX песни «Одиссеи»: «В нем городов — девяносто, а людям, так нету и счета. Разных смесь языков. Обитает там племя ахейцев, этеокритов отважных, кидонских мужей; разделенных на три колена дорийцев; пеласгов божественных племя».[18]
Но это дает лишь слабое представление о критской проблеме. Что это была за страна, если, например, имя ее правителя, «мудрого Миноса», сохранилось только в устной традиции, без каких-либо исторических подтверждений и притом со времен, когда греки были еще варварами? Какие постройки должны были быть в «Кноссе — между всех городов величайшем на Крите», если греческая мифология приписывала их создание легендарному Дедалу? Каким могуществом должен был обладать критский царь, «собеседник Зевеса», если мог возникнуть греческий миф, согласно которому афиняне вынуждены были платить ему кровавую дань — семь юношей и семь девушек, чтобы он мог принести их в жертву Минотавру, быку с человеческой головой или человеку с бычьим телом, пока это чудовище не убил с помощью Ариадны Тесей?
В 1900 году (нашего летосчисления) появилось основание надеяться, что критская проблема будет наконец разрешена. Разыскивая следы «спартанского» иероглифического письма, на Крит попал англичанин Артур Эванс (1851–1941). Он собирался задержаться там на неделю, но, прогуливаясь в окрестностях нынешнего Гераклиона, заметил следы раскопок греческих археологов. Его заинтересовали неизвестные до тех пор архитектонические элементы, и он сам принялся за раскопки. «Один год труда — и критская загадка перестанет быть загадкой». Но Эванс вел раскопки не год и не два, атридцатьлет, и лопаты его работников открыли не только «лабиринт царя Миноса», но и богатейшие памятники великой древней культуры. И почти каждый из этих памятников ставил перед историками различнейших специальностей новые проблемы.
Две из тысяч табличек, выкопанных Эвансом на Крите. Слева — табличка с критским линейным письмом «А»; справа — с критским линейным письмом «Б»
На белый свет выступили замки и дворцы критских правителей. Но сколько Эванс ни копал вокруг, городских стен он не нашел. Годами искали археологи и историки объяснение этого поразительного факта. Может быть, стены уничтожены завоевателями? Или побежденные критяне вынуждены были их разрушить, как афиняне «Великую стену» Фалерской гавани? Но как объяснить, что не были найдены даже основания этих стен? Сейчас мы знаем: критяне не укрепляли свои замки, дворцы и города, потому что крепостной стеной Криту служил могучий флот, а критский царь был «настоящим владыкой морей».
Нашлись свидетельства о жизни критян, особенно их правящего слоя: великолепная, до сих пор сверкающая красками настенная роспись в кносском дворце и дворцах в Фесте, Малий и других городах. Кто создал эти фрески? Кто эти утонченные дамы в изысканных туалетах, с кокетливыми улыбками и накрашенными губами, которых ученые назвали «парижанками»? Что побуждало благородных юношей предпочесть охоте и войне прогулки во «французских парках, засаженных лилиями и шафраном»? Почему ни один из художников этой культуры никогда и нигде не изобразил воинов, сражения, осады, пленения — сцены, с которыми мы встречаемся почти на каждом вавилонском или ассирийском рельефе? Какой критский архитектор в этом крае землетрясений догадался возводить постройки с эластичными стенами, в которых перемежаются слои каменных блоков и деревянной прокладки? Когда местные правители стали заводить в своих дворцах ванные, канализацию и «искусственный климат» — притоки теплого и холодного воздуха, поддерживающие в помещении постоянную температуру?
На каком общественно-экономическом фундаменте возвел народ Крита свои замечательные постройки, свое искусство, свою культуру, основал свое оптимистическое мировоззрение, которому был неведом страх смерти? Каким было критское политическое устройство?
Из лабиринта этих проблем ученых могла вывести лишь новая нить Ариадны — дешифровка критского письма. Или точнее: разных видов критского письма. Эванс выкопал тысячи письменных документов и определил три типа письма: 1) иероглифы, 2) линейное письмо, очевидно, более древнего типа («А») и 3) позднейшее линейное письмо («Б»). Остается еще добавить, что он не нашел ни одного двуязычного текста и никто не знал, на каком языке все эти надписи сделаны. Напомним также то, что нам стало известно в другой связи: в 1940 году, когда Грозный начал заниматься критским письмом, Эванс опубликовал лишь незначительную часть найденных им табличек.
Грозный не был, правда, первым, кто предпринял эту бесперспективную атаку, и эта атака не была его первой бесперспективной атакой. Он надеялся, что своим упорством заставит счастье повернуться к нему лицом, как в 1915 году. Причем и теперь для него речь шла не о «научном триумфе как таковом». Просто в этом месте на карте древности было белое пятно, к которому вели стрелки из Хеттского царства и Вавилонии, и нужно было его ликвидировать.
Дешифровать критское письмо попытался прежде всего сам Эванс. Но усилия его не увенчались успехом, и можно сказать, что он не слишком желал его и другим. Когда на Крит приехал финн Я. Сундвалл, старейшина дешифровщиков критского письма, Эванс не показал ему не опубликованные до тех пор таблички, и в результате поездки тому удалось скопировать только 36 табличек. Со строго научной точки зрения поведение Эванса бесспорно заслуживает осуждения, но с человеческой точки зрения… Разве не естественно, что «свои» таблички он хотел расшифровать сам?
Кроме Эванса и Сундвалла над дешифровкой критского письма трудились англичанин А.Э. Коули и итальянец П. Мериджи, участники исследования и расшифровки хеттских иероглифов. В Америке этой проблемой занимались Ф.Л. Беннет и прежде всего Э. Коубер, в Греции — К.Д. Кристопулос, в Болгарии — В. Георгиев, в Германии — Х.Т. Боссерт и Э. Зиттиг, в Англии — Д. Чэдвик и ученик Эванса Д. Майрс. Право, трудно прервать даже простой перечень имен — в большинстве своем имен серьезных ученых, классических филологов, археологов и ориенталистов. И только один из дешифровщиков критского письма был не признанным ученым, а всего навсего архитектором, занимавшимся типовым проектированием школьных зданий, во время же войны — штурманом британской королевской авиации. Его звали Майкл Вентрис, и мы приводим его имя потому, что он это письморасшифровал.
Майкл Вентрис (1922–1956) увлекался древним письмом — особенно этрусским и греческим — уже с ранней молодости (мы должны подчеркнуть «ранней», ибо вся его жизнь вплоть до автомобильной катастрофы, во время которой он погиб, была, собственно, молодостью). Когда в 1936 году он в первый раз слушал лекцию Эванса о «минойском письме», он знал о нем примерно столько же, сколько и его прославленный первооткрыватель, незадолго до того получивший за свои заслуги дворянский титул. Несмотря на это, Вентрис проник в зал с большими трудностями, так как был четырнадцатилетним школьником, а несовершеннолетним вход на лекцию был запрещен. В 1940 году, восемнадцати лет от роду, Вентрис издал «Введение в минойское письмо», серьезный труд, в котором пытался найти связь между этрусским и критским письмом. Затем, однако, он был призван в армию, и для занятий проблемами критского письма (он сосредоточил свое внимание на линейном письме «Б») ему оставалось только время между посадкой и новым стартом его бомбардировщика; вдобавок ко всему Вентрису не повезло: после 9 мая 1945 года его не демобилизовали, и ему пришлось продолжать службу в составе британского оккупационного корпуса в Западной Германии. Но едва сняв военную форму, Вентрис с новой энергией взялся за решение критской проблемы. Он точно зафиксировал ход своих исследований и послал свои литографированные «Рабочие заметки» примерно двадцати заинтересованным лицам «для обмена опытом и критики». Весной 1952 года Джон Майрс издал тексты, хранившиеся в тайне Эвансом (около 2700 табличек), и Вентрис наконец получил в свои руки богатый фактический материал. 5 июня 1952 года ему пришла в голову мысль, которую когда-то он уже отверг и которую в разных вариантах высказывали Хемпл, Персон, Стауэл и Георгиев, — что языком этих текстов может бытьдревнегреческий. Правда, идея эта осенила его «случайно», но «случайность» была здесь подготовлена долгими годами сопоставлений, анализа, классифицирования непрочтенных слов по окончаниям и так далее, в течение которых ему удалось, как метко сказал французский филолог Шантрен, «создать грамматику текстов еще до их интерпретации».
Правильность идеи проверяется ее реализацией. Вентрис стал сопоставлять критские (точнее — микенские) и греческие слова и к осени 1952 года вместе с оксфордским классическим филологом Чэдвиком установил их однозначность более чем в 500 случаях. Одновременно он установил, что не только письмо, но и язык документов, найденных Эвансом на Крите и греком Тсундасом в «златом богатых» Микенах в Греции, совпадают. Затем он окончательно подтвердил свою теорию успешным прочтением и дешифровкой крито-микенских текстов на табличках, найденных американским археологом К.У. Бледженом в Пилосе, городе Нестора. Критское линейное письмо «Б» перестало быть загадкой для человечества!
Лицевая сторона «Диска из Феста»
Однако Крит не был бы островом загадок, если бы решение одной проблемы не ставило новых. Например, каковы в сущности взаимоотношения между Критом и Микенами, Тиринфом и другими городами и замками гомеровской Греции (то есть Греции гомеровских поэм, а не эпохи Гомера)? Правда ли, что эти замки были лишь окраинными крепостями критского царства, «колониями острова на материке»? На каком языке были написаны документы критского линейного письма «А», относящиеся примерно к XVIII–XVI векам до нашей эры? Когда будет расшифрован «Диск из Феста» и надписи, сделанные критскими иероглифами — письмом, еще более древним и опять-таки не похожим на все известные до сих пор виды письма?
На все эти вопросы мы пока не можем дать ответа. Мы не знаем, над чьим письменным столом горит сейчас лампа, при свете которой работает ученый или страстный любитель-непрофессионал типа Вентриса, кому суждено внести ясность в эти проблемы.
Но мы можем с уверенностью сказать, что попытка Грозного расшифровать критское письмо (он пытался дешифровать то же самое письмо, что и Вентрис, то есть линейное письмо «Б») потерпела полное фиаско. Почему? Предоставим ему самому пролить свет на это. Аргументы, которые он приводит в подтверждение правильности своей дешифровки, на самом деле доказывают и объясняют ее ошибочность.
«Эти попытки, — пишет он в «Древнейшей истории Передней Азии, Индии и Крита», — при которых я опирался на свой предшествующий опыт дешифровки клинописно-хеттских, иероглифическо-"хеттских" и протоиндийскихнадписей, с моей точки зрения, увенчались полным успехом… Когда я начал заниматься критскими надписями, то уже с первого взгляда у меня создалось вполне определенное впечатление, что критское письмо родственно целому ряду видов письма соседнего древнего Востока, а именно: письмуиероглифических "хеттов",письмупротоиндийскому, которое, как я показал, тоже возникло на западе, в Передней Азии, в отдельных случаяхвавилонской клинописи, далее письму синайскому, прежде же всего письмуфиникийскому и египетским иероглифам». Выделенные нами слова представляют собой значения, которые Грозный ввел в свое критское уравнение ошибочно. Кроме того, два из этих значений сами по себе были неправильными.
Если Вентрис и Чэдвик в своих «Документах на микенском греческом языке» (1956) пишут, что прочтение Грозным критских надписей, сделанных линейным письмом «Б», представляет собой «убогую галиматью из хеттских и вавилонских слов», то они, хотя выражаются и не слишком вежливо, говорят правду.