Таинственная крепость Зинджирли

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Таинственная крепость Зинджирли

Все касающиеся хеттов открытия, о которых мы до сих пор говорили, наряду со своими специфическими особенностями имели одну общую черту: все они были случайны. Лишь после выхода книги Райта и Сэйса начались первые целенаправленные — хотя еще далеко не планомерные — экспедиции в глубины истории Хеттского царства.

Первая научная экспедиция была снаряжена в 1888 году Берлинским востоковедческим обществом, и возглавил ее немецкий археолог с мировым именем Карл Хуманн (1839–1896). Для времени, уже богатого хеттскими находками, очень характерно как раз то, что экспедиция направлялась не к крупнейшим из известных развалин у Богазкёя и не в те места, которые мы до сих пор называли, а в Зинджирли, на юге Турции.

В то время, когда в Лондоне появились на книжном рынке первые оттиски «Империи хеттов», Карл Хуманн со своим соотечественником Отто Пухштейном и австрийским военным врачом Феликсом фон Лушаном заканчивали предварительные изыскания в Киликии, на юге Турции. За два дня до отъезда Хуманн получил сообщение, будто в Зинджирли имеются интересные рельефы. Это казалось весьма вероятным. На карте этого пункта не было, и находился он вовсе не «вблизи Аданы», крупнейшего турецкого города на Средиземном море, а в добрых 100 километрах к северо-востоку от Аданы, в труднодоступной местности.

«Женщина с зеркалом». Зарисовка рельефа из Зинджирли, открытого Хуманном. Сейчас нам известно, что это изображение богини

Хотя времени оставалось мало, Пухштейн и Лушан отправились в путь. Они нашли одинокий холм, у подножия которого лепились грязные лачуги курдов. Искать долго не пришлось. Они увидели восемь больших рельефов, изображающих воинов с луками и кинжалами, животных и крылатых демонов. И что особенно поражало: все это было совершенно доступно и открыто для обозрения, «как на выставке археологических находок под открытым небом, которую должна посетить важная особа». К своему величайшему изумлению, они узнали от местного населения, что рельефы недавно выкопал Хамди-бей, генеральный директор турецких музеев и, вероятно, до сегодняшнего дня крупнейший турецкий археолог.

Пухштейн и Лушан рельефы срисовали (тогда еще не существовало переносных фотоаппаратов) и возвратились с чувством калифорнийских золотоискателей, которые наткнулись на вбитые колышки опередившего их старателя. Но им было совершенно ясно, что холм Зинджирли скрывает в своих недрах несметные археологические сокровища: где есть рельефы, там должен быть храм или дворец, а где храм или дворец, там должен быть и город!

Хуманн, разглядывая рисунки, качал головой: либо они были плохо сделаны, либо воспроизводили творения совсем неизвестной, своеобразной, оригинальной культуры; культуры, со следами которой нигде за все время своего пребывания в Малой Азии он не встретился, — а ведь он, составляя карты, исходил ее вдоль и поперек, всю перекопал в качестве картографа и строителя дорог, состоя на службе у турецкого правительства, не говоря уже о том, что позднее он исколесил ее как археолог, открывший знаменитый древний Пергам!

Нельзя забывать о том, что шел лишь 1884 год. В наши дни весть о каждом новом научном открытии — да и не только о научном открытии, а, скажем, о результате футбольного или хоккейного матча — моментально распространятся со скоростью 300 тысяч километров в секунду по всему миру. Но тогда не было ни радио, ни телевидения. И потому прошел не один месяц, прежде чем Хуманн узнал о хеттских находках, прежде чем ему попала в руки книга Райта, исследование Сэйса о наскальных рельефах в Карабеле и другие литературные новинки. Сопоставив их, он пришел к выводу, что в Зинджирли речь идет, по всей вероятности, о памятниках хеттского происхождения. Тогда он, пользуясь посредничеством генеральной дирекции берлинских музеев, обратился с просьбой предоставить ему концессию на раскопки.

Поскольку переговоры о подобной концессии должны вестись дипломатическим путем, прошло четыре года, пока Хуманн получил надлежащую бумагу. 5 апреля 1888 года он пустился со своей экспедицией в путь.

Состав экспедиции был таков: сам Хуманн в качестве руководителя, доктор Лушан, который оставил службу в австрийской армии и целиком отдался занятиям археологией, и Франц Винтер, сотрудник Германского археологического института в Афинах. Их экспедиция была смехотворно мала по сравнению с нынешними, в которые входят специалисты по письму, по печатям, надписям, рельефам и так далее, секретарши, консультанта по архитектонике, администраторы, водители и неизбежные репортеры! Зато Хуманн взял с собой все, начиная от игл и гвоздей и кончая полевой кузней и верстаком. Носильщиков он нанял в Александретте, а в отношении рабочих понадеялся на местные ресурсы.

Через четыре дня он был на месте. На этот раз дорога представляла собой сплошное вязкое месиво. Когда они добрались до «неимоверно грязной деревни с неимоверно грязными жителями», Лушан соскочил с коня и повел Хуманна к месту, где четыре года назад он увидел массивные рельефы. Их там не было!

Несмотря на это, они принялись за работу. Правда, только после того, как убедили курдов, что за раскопки в указанных местах им непременно заплатят, хотя речь идет всего лишь о никому не нужных камнях. Аванс развязал землекопам языки: те восемь камней с изображениями находятся здесь, Хамди-бей приказал их опять зарыть. В полдень 10 апреля на них вновь светило солнце.

Царица за трапезой. Рельеф из Зинджирли, выкопанный Хуманном. Как выяснилось, это одно из последних произведений хеттского мастера. Рельеф относится ко второй половине VIII века до н. э., и надписи на нем сделаны уже по-арамейски

В первый день на раскопках было занято 34 рабочих, на следующий — 96, бюджет Хуманна позволял нанимать 100 рабочих в течение двух месяцев. А результаты? Уже на второй день к вечеру был откопан ряд массивных плит с 26 рельефами: воины со щитами, мечами и копьями, конь, боевая колесница, женщина, смотрящаяся в зеркало, — да, именно таким было наше знакомство с первой хетткой. Затем были открыты широкие ворота, охраняемые двумя львами. Через неделю Хуманн констатирует, что он открыл крепость.

Когда он понял, что это не какая-нибудь крепость, а действительно хеттская — на это указывало стилевое тождество местных находок с остальными хеттскими находками от Евфрата до Эгейского моря, — его обуял восторг. Надо иметь в виду, что следующие ниже слова написал не новичок, а человек, откопавший чудо света в Пергаме:

«Так закончилась первая неделя, и радостное волнение от богатых находок заставило нас забыть о том, что ураган, налетевший с запада, прорвал наши палатки, что на наши постели льет дождь, что мы спим с зонтиками над головой и месим ногами грязь в палатках».

Но удивляться им пришлось еще не раз. В зоне, огражденной укреплениями, кирки рабочих наткнулись на стену, которая, судя по всему, была частью какого-то здания; оказалось, толщина ее достигает двух, трех, четырех метров! Была найдена стела по всем признакам как будто хеттская, но выяснилось, что она ассирийского происхождения! Обнаружили рельеф, который, как подсказывал весь предшествующий археологический опыт, должен был иметь продолжение, но поблизости не нашли ничего подобного. Была найдена целая серия хеттских амулетов и рядом с ними — восточноримская монета! Коронной находкой была «говорящая картина» на Ордёкгёль, в 40 километрах от Зинджирли, куда привел Лушана один из рабочих: типичный хеттский рельеф, изображающий погребальную тризну, и тут же — финикийская надпись!

Крепость Зинджирли с системой внутренних стен и укрепленных ворот (по Лушану)

Семь недель провела экспедиция Хуманна в Зинджирли, и пора было уже думать о возвращении. Не только из финансовых соображений, но и потому, что нестерпимый зной («если к вечеру было 37–38 градусов, то мы называли этот день прохладным») пробудил спящих скорпионов, разгорячил кровь ядовитых змей, и с болот потянулись тучи комаров, принесших в лагерь на своих тонких крыльях малярийную заразу. Перед Хуманном встала проблема: как перевезти рельефы? Так как они были высечены на массивных каменных плитах, которые сдвинуть с места не представлялось возможным, он велел их стесать. Получились плиты толщиной 15–20 сантиметров, весившие тем не менее от четверти тонны до полутонны. Но счастливая звезда, до тех пор сиявшая над головами членов экспедиции, внезапно погасла — Хуманн схватил воспаление легких. Быстро распространявшаяся малярия подкосила ряды постоянных рабочих и расшатала дисциплину, возчики-курды, видевшие, что чужеземцы спешат, заломили за перевозку баснословную цену.

Хуманн обратился за помощью к Хамди-бею, но в ответ тот потребовал немедленно явиться в Стамбул и доложить о находках. Там начались неприятные разговоры о том, как по немецко-турецкому соглашению должна быть разделена добыча. Когда тяжелобольной Хуманн вернулся в Зинджирли, во всем лагере на ногах был лишь один человек — врач фон Лушан.

То, что последовало за этим, могло бы стать отличным сюжетом как детективной, так и героической повести. Прежде всего, Хуманн не впал в отчаяние, что было очень важно. Он разыскал в округе возчиков-черкесов, которые соглашались перевезти находки и снаряжение за умеренную плату. Силой своего примера он поднял с постели лежавших в лихорадке людей и с их помощью погрузил тяжелые плиты на двенадцать воловьих упряжек. Сразу же при спуске в долину три из этих повозок развалились; тогда Хуманн переложил поклажу на остальные и продолжал двигаться по дороге, которую только условно можно было назвать дорогой.

Хеттские оловянные фигурки из Алишара (приблизительно первая половина II тысячелетия до н. э.)

Терзаемая невыносимой жарой и полчищами комаров, оставлявших караван в покое только тогда, когда он проходил сквозь дым от горящей степной травы, экспедиция наконец достигла окружного центра. Она остановилась у источника, чтобы люди впервые за трое суток смогли напиться свежей воды. Но тут перед ними вырос курд, именем закона и окружного начальника явившийся конфисковать их поклажу. На каком основании? Начальнику неясно, кому и для каких целей нужны эти камни.

Никакие объяснения не помогли. Бумажка Хамди ничего не говорила курду, потому что он не умел читать, а предложенный бакшиш показался ему неубедительным. Тогда Хуманн пустил в ход не совсем научный аргумент: он вытащил пистолет. Так он добился своего, и через пятнадцать дней экспедиция увидела море. Ни у кого не было сил продолжать путь, хотя до гавани оставалось не более шести километров. Они заночевали в сомнительной харчевне и на следующий день к обеду прибыли в Александретту. «Пароход только что отчалил. Следующий пойдет дней через десять… Если вообще пойдет».

Что же занес Хуманн дрожащей рукой в свой дневник в эти дни? «Желанная цель была достигнута, искомые хеттские постройки мы нашли, и даже не очень глубоко под землей. Мы охотно отправимся в новую экспедицию, так как холм уже не представляет собой просто груду земли, завеса над его тайной приоткрыта и теперь остается только сдернуть ее».

Пароход пришел. 82 ящика с 23 рельефами, одной стелой и множеством мелких находок продолжили путь, конечной целью которого был Берлин. Это были первые памятники загадочного древнего царства и культуры, о которой было лишь известно, что она хеттская.