Шпионы и шпиономаны
Шпионы и шпиономаны
Из воспоминаний безработного разведчика
Здание ГРУ — «Аквариум» — напоминает несколько подросший киевский универмаг «Украина», каким он был до реставрации: «стекляшка», мутные окна, разве что потолки пониже. Адрес: Залещенский переулок. Вокруг хрущевки с частными гаражами и плетнями. На Ленгли совсем не похоже. Порядки, как в обыкновенной воинской части — проходной двор. Ворота черного хода открыты настежь. Когда подъезжает машина, водитель показывает пропуск, солдат опускает натянутую цепь. Сходство дополняют побеленные бордюры, да неровный асфальт.
— Где у вас тут людей сжигают?
— Пошли посмотришь.
На поверку крематорий оказался обычной котельной, два замурзанных «эфиопа» топят углём. Там же, снаружи, и испражняются.
На КПП стоит солдат-разгильдяй, вооруженный штык-ножом; пряжка ремня на уровне гениталий, сшибает сигареты:
— У вас не найдется закурить?
Мой спутник отодрал беднягу немилосердно:
— Еблан ушастый, ремень подтяни!
Тот демонстративно подтянул ремень на живот, он тут же сполз на прежнее место.
В подтягивании ремня есть своя специфика: «затянуть» и «подтянуть». Если подтягивает со спины — значит глубоко тебя не уважает. Должен снять и укоротить ремень.
— Узнаешь? Как у нас в штабе?
Дисциплина исчезает мгновенно. Стоит только найти «бычки» у кабинета командира полка, чтобы понять — сели на голову.
Лифт до третьего этажа не включается, на него и ниже поднимаются пешком, мышцы качают. Это называется заниматься спортом. Мы поднялись на пятый этаж: в коридорах воняет мочой и окурками, в туалетах курят. В бывшем кабинете Резуна, обычный «блошатник»: конторская мебель желтого цвета, на десяти квадратных метрах ютится куча народа, раздевают на компьютерах баб. Живые — необъятные «мамки»-переростки, жёны подполковников и полковников, работают писарями. Все заняты сбором информации — кто куда поедет.
— Вот Петровы второй раз едут в Германию. Сколько же он дал?
Стремятся уехать хоть «легалами», хоть «нелегалами», согласны на любую работу, даже помощником военного атташе — бумажки выносить. Как известно, работать лучше всего не только под прикрытием дипломатического статуса, но и в стране, не имеющей развитого законодательства против шпионажа, например в Японии. Украина пошла по этому прогрессивному пути, в стране до сих пор нет закона о разведке и контрразведке. Шпионаж с её территорий против третьих стран практически не наказуем.
Выше всего из стран пребывания ценится Бенилюкс. В цивилизованных странах никакой контрразведки нет и в помине. В США никто особенно не рвётся. Над страной все ещё витает дух маккартизма, американцы относятся с подозрением к грязному ремеслу шпионов. Несомненно, подлинной Меккой шпионажа остаются нейтральные Австрия и Швейцария. Там, наверное, даже на дверях пишут «резидент». Уважаемый человек, на тусовки приглашают. Шпионы выгодны экономике страны пребывания. Они не только живут в отелях, но и фирмы открывают, счетами пользуются.
Ах, как можно было бы развернуться в подобных условиях в прежнее время! Открыть совместное предприятие, например китайский ресторан. Туда бы приходили только «свои», есть палочками могут лишь очень экономные люди, так как процесс еды прекращается отнюдь не с насыщением, а с утомлением рук. Ресторан играет чрезвычайно важную роль в жизни разведчика, поэтому лучше ходить в свой — там кормят в кредит, да и безопаснее. Явишься на встречу с агентом со своей бутылкой (так дешевле), закажешь два стакана и «колу» — у официанта глаза на лоб.
— Рашен?
Казалось бы, «козла» пять лет учили, на чем попался.
Последнее место в списке приоритетов занимает Чехия. Восточнее Словакии ехать никто не хочет. Желающих отправиться шпионом к талибам или в Узбекистан я тоже не обнаружил. Представляете, что прежде означало оказаться военным атташе где-нибудь в Уганде. В 1994 г. была попытка развернуть агентурные сети и на территории Украины планировалось создать даже три резидентуры: в Днепропетровске, Львове, Чернигове. Когда начальнику ГРУ додумались показать смету, он отхлестал инициаторов папкой по роже:
— Беду накличете!
Было какое-то решение «Бени» (Ельцина) на предмет того, чтобы выделить средства «в рамках общего бюджета». Кому это прийдет в голову перераспределять смету и из Парижа ехать нелегалом в Днепропетровск?
На приеме в российском посольстве в День защитника Отечества, 23 февраля, выяснилось, что российская сторона сокращает аппарат военных атташе в Украине. Вместо трёх: сухопутного, военно-воздушного и военно-морского, останется один на три государства: Украину, Белоруссию и Молдову. Их основные функции — производить полагающиеся по договорам проверки — отныне будут переданы специальным выездным комиссиям. Кто-то ушлый посчитал, что приехать на неделю, напиться, натрахаться всласть, обойдется дешевле, заодно и проверят. Содержать балбесов, чтобы они здесь пьянствовали и по бабам таскались становится для казны накладно. Как-то в поезде, я совершенно случайно столкнулся с одной такой делегацией, возвращающейся в Москву. Генерал-полковник в фуражке, спортивных штанах и форменной рубашке; вокруг такие же полковники. Запаслись салом (у всех тёщи на Украине) и начали пить. Обрыгали все, что только могли, раздевали проводницу. Наконец, часов в 12 ночи, на пограничной станции в вагон заявился российский сержант милиции и разогнал всех по купе. Фуражка с двуглавым орлом ещё долго валялась в коридоре.
Франция, где до недавнего времени пребывал рассказчик, не относится к странам, в которых разведчику работается легко. Первый вполне современный закон против шпионажа был принят в ней ещё в 1886 г., следствием чего явилось вскоре дело Дрейфуса. К счастью, в те годы, да и сейчас, основным объектом приложения усилий французских спецслужб остаются их немецкие соседи. Даже антиамериканская политика Де Голля не изменила этого стереотипа.
В начале 70-х годов была популярна загадочная шутка-вопрос, предвосхитившая многие сообщения «армянского радио»:
— А Жорж Помпиду свой человек?
Действительно, голлизм без Де Голля был нелепейшим явлением. Основная охота за источниками информации происходила тогда в кругах «Объединения в защиту республики». Социалистов вербовали уже с опаской, а на предмет «наших друзей» из лагеря коммунистов имелся недвусмысленный запрет. В этих угодьях монополию имела французская контрразведка.
Вербовка лишь изредка происходит исподволь. Обычно действуют нагло, напролом, почти в открытую. На сбор дополнительных сведений об «источнике» часто нет ни времени, ни даже возможностей, паче такое желание возникнет. Не беда, если кто-то откажется — всегда найдутся желающие исполнить свой интернациональный долг по минимальным расценкам два-три раза в месяц, в основном машинистки. Чтобы там ни писали газеты, обычные гонорары осведомителей весьма невелики и не превышают таксы преуспевающих проституток: двести-пятьсот долларов США в переводе на тогдашний курс франка. К чести французов, они брезговали подобными неприличными предложениями. В Средиземноморье имеет смысл вербовать левантийцев; самое надежное— армян, они всегда дома. Иное дело — «честные сделки». Фермеры охотно продавали упавшие на их землю обломки военной техники, частные фирмы по сходной цене уступали технологии «двойного применения».
Тогда, да и сейчас, в 90-е, штаты советских (российских) представительств были заполнены офицерами ГРУ и КГБ. Резидент пребывал в должности третьего секретаря посольства; военному атташе была придана целая группа помощников. КГБ узурпировал торгпредство, которое ничего не покупало и не продавало, так как не было ни возможностей, ни способностей, ни желания. Вся эта публика теснилась в столице, наступая друг другу на пятки. Конкуренция была жестокой, каждые десять дней надлежало отправлять в Центр отчет, содержащий все новые разведданные. Однако покидать Париж никто не решался. При повальном пьянстве, вызванном, несомненно, обстоятельствами оперативной работы, свирепость французской полиции и жандармов к нарушителям дорожного движения была чревата самыми далекоидущими последствиями. Так что проштрафившийся вполне мог оказаться где-нибудь в Даль ВО — заниматься боевой подготовкой разведгрупп. Поэтому, когда расказчик добрался до Бреста и снял видеокамерой стоящие у набережной подводные лодки, это было оценено, как крупный успех. На палубу пускали всех желающих, поэтому «для маскировки» он поставил там жену и ребёнка. Сколько бы ни говорилось о прогрессе технических средств, пока существует бюрократия, последнее слово остается за человеком — носителем информации. Как нас инструктировали по подобному поводу:
— Сколько бы американские спутники ни передавали снимки военных кораблей, строящихся в Киеве на заводе «Ленинская Кузница», до тех пор, пока эту информацию не подтвердит агенту «источник», она будет считаться предварительной.
И тут же добавляла:
— А вы за три года не выявили ни одного контакта.
Прежде, отсутствие «Интернета» позволяло вполне безнаказанно изобретать даже ТТХ новых видов боевой техники, на чем сейчас можно элементарно погореть. Дурак Айвазовский мёрз, маслом писал ориентиры для австрийского флота. Интересно, сколько на этом поимел его брат-консул? Вообще, все необходимые данные брались и берутся из открытой печати. Поскольку в СССР они составляли предмет государственной и военной тайны, привилось мнение, что публикуемые сведения содержат значительную примесь дезинформации. Как пример приводился тот факт, что американцы умышленно скрывают объём топливного бака крылатой ракеты «Томагавк», что позволяет им приводить завышенную дальность её полета. Однако бомбёжки Югославии опровергли и этот вывод советских аналитиков.
В ГРУ действует неписаное правило: «Не неси информацию, не перенапрягай руководство». Как объяснял мой и ныне здравствующий коллега, дослужившийся до чина полковника и ещё в 1997 г. подвизавшийся на аналитической работе в Управлении:
— Что я буду читать все эти «сведения»? Я же сам такие писал.
Если страна построена на обмане, почему в разведке дела должны вестись по-другому. Все норовят влезть в кормушку, не вытирая ног.
На первый год пребывания в стране разведчику ставится задача — приобрести хорошую машину. Ещё не так давно это была наша «Лада» (чтобы на запчасти не тратиться).
На второй — обзавестись приличной электроникой, бытовой, разумеется.
На третий — поднакопить деньжат, если не на квартиру в Москве, то хоть на дачу в Подмосковье.
Орденами разведчиков награждали разве что в СССР и в нацистской Германии (ввиду дефицита конвертируемой валюты). Принято считать, что профессия разведчика в военное время опасна… А солдата на передовой? Его даже не судят перед тем, как убить. При хорошем стечении обстоятельств, каждый мог раскрутиться на «Красную Звезду». Побыл три года в стране пребывания: если нигде не нагадил, никого не задавил на машине с посольскими номерами, потом мог рассказывать внукам, как добывал секретные сведения. Личное мужество разведчика заключается в стойкости к соблазнам западного мира.
Прежде, машина и квартира, входящие в джентельменский набор разведчика, приобретались ещё из легальных источников — за зарплату. Пребывая в загранкомандировке, «нелегал» получал 12,5 рублей «командировочных» в день. Но и тогда воровали не меньше. Ввиду отсутствия агентуры, деньги, выделяемые на оперативные расходы, тратились в основном на женщин и спиртное. Горе было женатым, вынужденным ограничивать этот небогатый ассортимент только спиртным.
Знание языков, в данном случае — французского, позволяет на родине использовать выписываемые за казенный счет журналы, в домашних целях. Спокойно полистать на досуге иллюстрированные каталоги или издания по ведению домашнего хозяйства со штампом спецбиблиотеки и помечтать… Это успокаивает после напряженного рабочего дня. В прежние годы подобная духовная связь с заграницей была ещё весомее, ввиду «железного занавеса».
Разведчики из различных, даже конкурирующих стран, между собой (за редкими исключениями) живут мирно. В тесной семье шпионов все друг друга знают в лицо и не откажут собрату в помощи. В силу вступает инстинкт самосохранения. Если Иванова (Джонса) выдворят из страны, может случиться, что завтра уволят и тебя — за ненадобностью. Особенно озабочены сокращением штатов русские и китайцы. В настоящее время приемы работы советских спецслужб добросовестно повторяют китайцы, прямо-таки толпящиеся на рынках шпионских услуг. Им случается попасть за границу один раз в три поколения и они прилагают все усилия, чтобы обеспечить и себя, и детей, и внуков, хотя бы дополнительной миской риса.
Поэтому китайскому военному атташе некогда заниматься разведкой. Да и скудость бюджета не позволяет. Жестоко страдая от экономии, он отъедается только на приемах, курит дешевые сигареты без фильтра, набивается в гости. А его супруга в это время возит из Китая на продажу плисовые ковры ужасающей расцветки. Как-то китайский коллега подарил моему товарищу, в бытность того в Париже, скатерть. По его меркам это был роскошный подарок, у нас на базаре такая скатерть стоит доллара три. Наш оказался смышленым и купил у китайца для тещи ещё несколько ковров. После чего всегда мог на того расчитывать. Не тот нынче китаец пошел, в посольстве КНР в Киеве нет даже цитатников Председателя Мао. Но положение китайского атташе ещё не самое худшее. С вьетнамским или северо-корейским коллегой иностранные журналисты даже общаться брезгуют. А тому в Пхеньяне за нерадивость могут и голову снять. Остается купить у русского, по сходной цене, какой-нибудь секрет. В ходу, например, ядерные технологии пятидесятых годов. В Австрии рынок подобных секретов функционирует, как у нас книжный на Петровке. Современный мир построен в том числе и на торговле военными технологиями.
Весной 1998 г. в Украине удалось провернуть подобную операцию и опять с китайцами. После долгих уговоров удалось наконец сбыть с «Южмаша» технологию ракет на жидком топливе. Увы, все сорвалось из-за ретивости местных «внуков Дзержинского». Вместо того, чтобы продавать военные секреты, пока на них есть хоть какой-то спрос, они взялись их защищать. Местное УСБУ «накрыло» китайцев с поличным, в тот момент, когда им через забор перебрасывали пакет со светокопиями чертежей, исполненными на допотопной «Эре». Разразился скандал, обе стороны отрицали получение денег. Как известно, китайцы в делах мелкого и среднего масштаба, например, перебежчикам, норовят заплатить юанями. Вывозить их из КНР запрещено, остается покупать китайские же товары. Кончилось тем, что начальника областного УСБУ сняли с должности, хотя перед этим он уже видел себя Председателем.
Согласно Роберту Виннеру, закрытых систем нет. То же наблюдается и на стороне противника. Посольство Франции в Украине снаружи осаждено выходцами из Экваториальной Африки. Обладатели паспортов пытаются прорваться в Европу. Особенно это впечатляет в декабре, перед Рождеством. Бедные африканцы на холоде становятся не то, что черными — синими. Охранники из Gendarmerie National (летом — в колониальной форме: шортах и рубашках с короткими рукавами) на все вопросы отвечают с улыбкой:
— Не понимайт.
Падла, кинуть бы тебе гранату под ноги, чтобы не даром получал надбавку в неразвитом государстве.
Внутри все справки платные — 5 долларов. Как-то я зашел проведать старого прятеля Мишеля Бучинского, заплатил. Девушка в окошке на безукоризненном украинском отвечает:
— Приём с 10 до 12.
К счастью, из-за угла выполз сам Мишель. Я с него содрал пятнадцать долларов за три визита. Он поначалу пробовал открутиться:
— Можно я франками отдам, по курсу?
Жучара… Общаться с ним было одно удовольствие.
— Я за рулем, пить не буду. А ты будешь пить кофе?
— С коньяком?
Красноречивая пауза. Странная у нас была дружба. Как-то Мишель прицепился:
— Познакомь меня с бабой.
Нашел я ему одну — работала в Генеральном штабе у Лопаты. Начались домогательства. Как она мне потом докладывала:
— Привез бутерброды с ветчиной и сыром, бутылку французского вина, кислого, как уксус. Драл меня всю ночь, утром слинял. Я пошарила на тумбочке, думала, хоть денег оставит. Куда там! От отвращения и вина меня ещё неделю тошнило.
Иностранные бойцы невидимого фронта не меньшие прохиндеи, чем наши. Кидалам до них далеко. Как-то я раскручивал Мишеля на 10 тысяч долларов — «на развитие движения». Оказалось, что у них за такие деньги будут стоять насмерть. Сначала он ссылался на забастовку Аир Франс, мол, курьеры не могут добраться. Потом возникли сомнения, как он сможет меня проконтролировать, то есть не скажу ли я кому-нибудь ещё, что он дал мне деньги. Кончилось тем, что он их, по всей вероятности, присвоил, сам расписался в двух ведомостях. Пусть в Сюртре Женераль поинтересуются, было ли выплачено кому-то на Украине в 1994 г. 10 тысяч долларов США? В общем, попросить денег, это лучший способ отвертеться от домогательств шпиона. Он объяснит, что во внутренние дела страны не вмешивается и слиняет.
Австрийский военный атташе с итальянской фамилией прочел мне злобную лекцию о вреде киевской воды:
— У меня от вашей неё даже волосы из ушей растут.
Весь его кабинет, кроме компьютеров, был уставлен бутылками с питьевой водой. Ее доставляла в числе прочих товаров для посольства венская фирма Zdenko Dvorak. Судя по объемам поставок, дипломаты приторговывали или оказывали кому-то широкомасштабную гуманитарную помощь. В Киеве долгое время действительно было трудно с пищей для шпионов. Госдепартамент США официально предупреждал работавших здесь американцев о том, что их медицинская страховка не распространяется на пищевые отравления, вызванные местными продуктами. Хотя мой друг Мишель вовсе не скрывал своего восхищения украинской кухней:
— У вас в сырокопченой колбасе 15 % мяса. У нас так не получается. В этих технологиях вы нас значительно опередили.
Поэтому другой мой приятель, Иван Лозовой, первоначально питался в «Лыбеди». Ему шеф-повар за пять долларов в день специально готовил завтрак, обед и ужин. Но скоро научился пить водку коммерческого разлива и закусывать вареной колбасой с батоном под майонезом.
Ныне ситуация значительно улучшилась. Уважающий себя шпион может зайти в «Националь». Публика там солидная, «авторитетов» не пускают, в основном нардепы, чиновники кабмина. Цены социально умереные, официантки дородные, продукты из Кировобада. На входе — СБУ. Приятно, что тебя будут слушать нормальные люди, а не менты, как где-нибудь в «Днепре». Разве те поймут, на что ты намекаешь? Они смотрят, сколько ты дашь. В зале сразу видно, кто есть кто. Наши жрут, ломают окорочка с рисом или вермишелью. Иностранцы долго и нудно пьют кофе — сказывается австрийская закалка. Неправда, что советских разведчиков в войну немцы узнавали по стандартному берлинскому произношению; лучшие кадры советской разведки говорили с ярко выраженным венским акцентом.
Мелькнула и у меня мысль Родиной торгонуть, от безденежья уступил бы даром. Но у атташе угроза терроризма вызывала глубокое отвращение. Так и сказал! И тут же дал водителю новенькую стодолларовую купюру — на бензин. Подумалось: это была бы моя.
То, что нас никто больше не любит, стало для меня откровением. Перед лицом такого равнодушия Запада, что оставалось, как не обратить свои взоры к Востоку. Тем более, что старшее поколение разведчиков живо помнило блеск недавнего прошлого.
Во время визита Шах-ин-Шаха Ирана Магоммета Реза Пехлеви в Москву, его супруга, Шахиня Сорейа, привезла с собой целый «Боинг» придворных и дворцовой обстановки. Верная гигиенической традиции восточных караван-сараев, где можно найти только то, что сам потерял, она распорядилась вынести из предоставленной шахской чете резиденции всю движимость и обставила её заново собственной мебелью и коврами. При прохождении паспортного контроля и таможенных формальностей произошел казус: далеко не все из женского персонала имели паспорта. Ответственный чиновник иранской стороны совершенно спокойно объявил:
— Это рабыни шахини, её собственность. Какие у них могут быть паспорта? Вы же не требуете паспортов у прочего имущества.
Возник переполох, доложили Громыко. Как-никак, Советский Союз был членом Конвенции от 1956 г. по борьбе с рабством. С учетом особого характера советско-иранских отношений и ввиду угрозы международного скандала, тот распорядился закрыть на это глаза. Рабынь пропустили на территорию СССР без надлежащих формальностей.
Оказалось, что сейчас, спустя двадцать лет после исламской революции, страна погрязла в ревизионизме. В современном здании иранского посольства на Институтской улице рады каждому свежему человеку. Посетителей пускают внутрь без проблем, чего не скажешь о представительствах иных «демократических» стран. Сказываются последствия американо-израильской блокады. За несколько лет иранцам удалось провернуть разве что вечер национальной музыки (на пять нот, поэтому необычайно монотонной) и выставку-продажу иранских товаров, где наибольшего внимания заслуживал изюм. Более серьезные деловые инициативы то ли кем-то пресекались, то ли просто не находилось до них охочих.
Поэтому имелись основания предполагать, что наша весьма экстравагантная идея — открыть в Киеве совместный украинско-иранский исламский университет с углубленным изучением фарси и мусульманского права, найдет понимание и поддержку. Для начала нас бы удовлетворило и приглашение иранской стороны посетить с рабочим визитом Тегеран (за её счет). По уровню шпиономании современный Иран вполне сравним с СССР 50-х годов. Увы, действительность развеяла наши мечты. Господин, как его, Аль-Мараджи, Аль-Фараджи, только что не Аль-Капоне, два с лишним часа прогружал нам о сущности мусульманской этики, пока, наконец, курносая девушка славянской внешности в длиннополом халате цвета фукси и хустке, повязанной до бровей, подала сладости. Чай в наперстках, сахар с волокнами упаковочного мешка, начали слипаться глаза. Разговор завершился констатацией в смысле «хорошие вы ребята, но не шииты». На прощанье нам подарили портрет Аятоллы Хомейни и зеленое знамя Пророка, но обстановка была уже далеко не той, что наблюдалось в Тегеране в феврале 1979 г. Формально все оставалось прежним. Местные и спутниковые телевизионные каналы в посольстве официально не принимают, довольствуются видеозаписями национальных программ. Секретарша в приемной восседает в предписанном черном покрывале. Однако, после работы я встретил её на улице в совершенно ином обличье. Она забрала дочь из детского сада и щеголяла в мини-юбке такой длины, какую рискнет одеть далеко не каждая азербайджанская женщина, даже находясь за рубежем. На другой день она сменила юбку на облегающие джинсы. Стоит восточной женщине хоть раз увидеть жену повелителя полуголой, пусть даже и на картинке в журнале, она тут же начнет раздеваться сама. И никакой исламский фундаментализм её не остановит. Во всяком случае в Турции, если судить по тому, как одевается госпожа Тонсу Челер.
Когда в ответ на какие-то американские действия мы предложили собрать у стен МИДа небольшой митинг протеста под подаренным нам зеленым знаменем Пророка и портретами Аятоллы Хомейни, в посольстве переполошились. Там боялись ответной реакции украинского МИДа (как-будто бы такая хоть раз последовала).
Довелось мне иметь дело и с одним сирийским дисидентом, боровшимся с режимом Хафеза Асада. Бывший коммунист, а ныне лицо без гражданства, доборолся до того, что окончил в Киеве Сельскохозяйственную Академию, живет в Белой Церкви, выращивает свиней и картошку. Приезжая в Киев, побирается по различным гуманитарным миссиям. Забыл родной язык, разговаривает по-украински, но снедаем тоской по Родине:
— Родственников бы повидать…
— Письмо напиши.
— Там таких писателей не любят. Если они его получат, их сразу посадят в зиндан…
«Народное бюро» Ливийской Арабской Джамахерии в Киеве состоит из нескольких дипломатов и группы обслуживающего персонала из местных. Однажды некий украинский парламентарий имел в здании посольства долгую и продуктивную беседу. Наконец секретарша сообщила:
— Господин секретарь посольства Вас сейчас примет.
Оказалось, все это время «народный избранник» общался с водителем.
В недавнее смутное время по стране метались тысячи заштатных разведчиков. 1992 год стал судным для огромного числа людей, работавших за границей. Контрразведчики, как-никак, сидели на месте, им было легко адаптироваться к рыночным отношениям. Кто бы мог подумать, что такая романтическая профессия так бесславно окончится. В России в те годы с подозрением относились к бесчисленным выходцам из Украины, возвращавшимся в Москву. Да и основную серую массу «западников» за ненадобностью погнали пинками. Примаков набрал полукровок. В Киеве Скипальский и Ко относились к соотечественникам с подозрением, как к русским шпионам.
Доставшиеся от ГРУ объекты, например, станцию дальней связи под Киевом, спешно посетили американские эксперты, переписали частоты…
В криминальные структуры этих потомственных бездельников не берут. К счастью, первоначально в 1991-92 гг. строительство ВС Украины вызвало всплеск интереса и со стороны компетентных органов сопредельных государств. Те повторили ошибку своих западных коллег, наслав сюда местных уроженцев. Теоретически, это позволяет лучше постичь страну пребывания, например, ввиду отсутствия языкового барьера. Но лично я никакой пользы от использования соотечественников не видел. Как-то чешский военный атташе, украинец, родом из Закарпатья, пригласил группу полковников из свежеорганизованного министерства обороны с намерением снять с них кое-какие разведданные. Само-собой, кандидатуры «ведущих специалистов» подбирал я. Вся компания напилась в ресторане «Киев» до изумления, что обошлось моему чешскому коллеге недорого, рублей в двести (тогда доллар стоил 20 рублей). Один из полковников, противный, высохший, как скелет, кажется, из железнодорожных войск или строительного управления, хохоча упал в проход между столиками и стал хватать женщин за ноги. Официантки визжали, но не противились — для них это были бешеные деньги. На беду, ему подвернулась и жена южнокорейского дипломата довольного высокого ранга. Миниатюрная дама с визгом бросилась прочь; едва обошлось без международного скандала. Благо, она ужинала в ресторане не со своим супругом и поэтому смолчала. Мы с атташе, боясь быть узнанными, выскочили через задние двери. Он ещё был недоволен:
— Сергей, кого ты мне подсунул?
— Ты же хотел перепродать данные ЦРУ. Вот я тебе и дал специалистов.
На этом его карьера разведчика здесь заканчивалась. Он со мной, правда, здоровался, но разговоров избегал.
В представительстве Польши, долгое время носившем вывеску «Посольство Республики Польша в Киеве», нашу беседу долгое время записывал на диктофон какой-то гад из «двуйки». Не успел я выйти, как он прибежал вновь:
— Давайте повторим.
— ???
Диктофон у него оказался тайваньский.
— Можно я ещё раз запишу?
— Как ты мог, ты же из «двуйки» (второго отдела польского генерального штаба). При Пилсудском тебя бы за такое сразу упекли.
— Я тебе дипломат куплю.
Бежал за мной до Владимирской улицы.
— Сергей, достань мне два бака солярки — до Польши доехать.
— Ты же шпион.
— Какой я шпион, я несчастный человек.
Звали его Томаш Леонек. Он потом служил консулом во Львове; вышибли за бездарность.
Бурный всплеск украинского патриотизма зимой 1991-92 гг. не произвел на моего польского коллегу ожидаемого впечатления. Глядя на многочисленную толпу на площади Богдана Хмельницкого, он со знанием дела резюмировал:
— Ничего, у нас в Польше тоже такое было в 1918 г.