Кабацкие жёнки

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Кабацкие жёнки

На позицию — девушка, а с позиции — мать.

На позицию — честная, а с позиции — блядь.

В армии не было женщин, только девушки (судя по оборотам речи). Из саратовского ПТУ завозили шестнадцати — семнадцатилетних девчонок-поваров и за неделю их растлевали. Хотя, что её ждало в Саратове? Постепенное опускание.

С разделением полов по социальному признаку я столкнулся ещё в училище. Танцевали в актовом зале, за время танца нужно было успеть соблазнить партнёршу. Парочки поочередно уединялись в антисанитарных условиях за кадкой с фикусом. Всего времени был час, а жаждущих человек пятнадцать, так что могли и морду набить. Групповой секс тогда ещё был не в моде.

Постепенно мы плюнули на сословные перегородки и обратились к пролетаркам. Благо те привозили с хуторов цимлянское вино, огромные хлеба и жареных кочетов. Некоторые опустились до того, что ходили к училищным поварихам, умудряясь прожить у них по четырнадцать дней, — все зимние каникулы — не выходя из комнаты. Еду им таскали с кухни. Поварихи практиковали даже групповой секс, но это не находило понимания. Курсовой офицер орал:

— Ходят в женские общежития, даже в рабочие!!! Как вы к этому относитесь?

— Нет, товарищ капитан, больше не буду.

— Я вам покажу военторговских блядей! Сошлю туда, где только они и будут.

Всех уличённых действительно сослали в самые дальние гарнизоны.

Чем хороши бабы из военторга, — к ним приносишь в общагу только своё бренное тело и минимум внимания. Продавщицы из военторга спали с офицерами бескорыстно. В армии майора любили за то, что он майор. Когда заваливал в общежитие, его неделю не могли оттуда выбить. Продавщицы имели один недостаток — беременели в секунду. Конкуренция самцов. В армии выращивалась порода советских людей, там шёл естественный отбор, как во времена Темучжина. Из ста призванных солдат, зачатых на гражданке, было сорок корявых, со следами вырождения. Побеждало народное, звериное начало: рядовое лицо кавказской национальности, все заросшее шерстью. Повариха, сидя на подоконнике, орала:

— Хочу чеченца!

Теперь они добивают Страну Советов.

Подполковник Власенков бывало кричит:

— Где эта блядь, Корицкая?

— Я здесь, Василий Иванович.

А «блядь Корицкая» — уважаемая женщина бальзаковского возраста, завпроизводством.

Партия обо всем подумала. На вещевом складе мы нашли пеленки и распашонки, оставшиеся с войны. Из армии, после победоносного завершения третьей мировой войны, должна была начаться новая поросль советских людей.

Как-то ночью я задержался на службе. В комендатуру прибежал испуганный лейтенант — начальник патруля.

— Там баба голая гуляет по плацу.

— Вязать пробовали?

— Она вся склизкая, не дается — царапается.

— А за волосы?

— Прическа короткая.

Мне стало интересно.

— Так возьмите одеяло, заверните в него и несите сюда.

Занесли, бросили в клетку, закрыли дверцу. Она — сразу к решётке, только что зубами за прутья не кусает. Включили воду, мои помощники стояли наготове со шлангом. Давление воды отбросило её к задней стенке. Та была выкрашена серебрянкой на солярке, чтобы мазалась. Когда человек испачкается такой краской, она не отмывается и чернеет. Ходит как негр. К утру нужно было бабу выпустить — ей на раздачу, людей кормить. Баба, как чёрт измазавшись в краске, вконец озверела.

— Не выйду!

Я — на солдат:

— Одевайте на неё шинель и выкиньте её отсюда!

На плацу уже шёл развод. Люди стали свидетелями невиданного зрелища. В кои-то веки в комендатуру не затаскивали, а пинками выбивали оттуда. Наконец выпинали. Баба ломится в дверь, плюется в глазок:

— Пустите, сволочи!

Наконец опомнилась, гордо вскинула голову и пошла по плацу. Через пятнадцать минут меня вызывает начальник политотдела.

— Что вы наделали?

— Срок задержания истёк. Два часа как неопознанной, для установления личности. Хотите, чтобы она меня к прокурору таскала?

— А одежда?

— Я ей предлагал х/б, солдата посылал в общежитие за вещами.

В общем, закосил под дурачка, выкрутился. В обед на раздаче она меня уже херами обкладывала. Я потом недели две боялся есть, думал она мне что-нибудь подсыплет.

Среди военторговских были и отпетые. На почве ревности одна повариха засадила разделочный нож прапорщику в печенку. Тот скончался по дороге в госпиталь. Её судили, но так как она оказалась беременная и в состоянии аффекта, то отделалась лёгким испугом. Уехала в свой Балашов Саратовской области с бастардом на руках.

В учебном караульном городке имелся макет огневого сооружения. Макет оказался вполне пригодным для утилитарных целей — солдаты туда таскали баб. Как-то прапорщик Файков заметил в сооружении подозрительный свет, начал ломиться. Солдаты бросились в амбразуру и вылезли наружу, а бабе, как Анке в анекдоте, помешал таз. Она орёт:

— Вытащи меня!

Однако бдительный прапорщик проявил солдатскую смекалку и сообразительность (такое мясо в руки пришло), стащил с неё трусы и трахнул. Затем оказал помощь. Ей — ничего, только соски пообдирала о цемент.

Подобные случаи были нередки. Одну подругу драли в вагончике, потом солдаты что-то не поделили между собой и подрались. Она плюнула на них, открыла дверь и ушла. А так как дело было зимой, в пургу и мороз, она, пьяная, потеряла направление, пошла не в сторону городка, а в степь и замерзла. Солдаты об этом и не знали. Утром нашли труп, подвели под групповое изнасилование. Сержанту — «вышка», сидел у нас на «губе». Шлепнули его, наверное, хотя парень был неплохой; помню, всё время плакал.

С бабами из военторга я провернул не одно общее дело. Консервированную конину по 35 копеек за банку продать нашим было невозможно. Оставались казахи. Повёз в пустыню продавать. На нас нахлынула эта орда, боец в кузове поднял цену с пятидесяти копеек до рубля. Орда не уменьшилась. Он сгоряча повысил до трёх рублей. Орда схлынула. Остановились на полутора. Я привёз девкам плащ-палатку денег. Дождались, когда уедет мотовоз, закрыли магазин, всю ночь считали.

В другой раз не хватило 10 тысяч порожних стеклянных банок. Я — к «губарям»:

— Тысяча банок — и ты свободен.

Наносили за день, ходили с автоматчиком и собирали. Я всех амнистировал.

Старшина военного городка пожаловался:

— Не хватает ложек.

Послал людей по свалкам (солдаты выбрасывают ложки с отходами, чтобы не мыть лишний раз — Авт.). Набрали столько, что прапорщик — завстоловой — ещё и продал.