Комендатура
Комендатура
К должности коменданта я шёл семь из тринадцати лет пребывания на «заморских территориях», за Аралом. Сначала как командир роты, потом как помощник начальника штаба полка. Несколько раз на меня подавали документы на майора, но начальник полигона всегда их возвращал:
— Что тебе, плохо живется? Майоров много, а ты один.
Мой звездный час настал в 1980 г. по возвращению из Алма-Аты с курсов ЦК по ведению психологической войны и спецопераций. Я решился применить полученные знания и поставил грандиозный социальный эксперимент.
Кроме меня на эту должность претендовало ещё несколько человек. Один из них даже начал строить комендатуру. Но он пошёл неверным путем. Опустил себя — клянчил у командиров подразделений людей и стройматериалы в то время, как их нужно было брать за глотку.
Я сделал свою карьеру в течении трёх суток. Заступил дежурным по части и отловил за ночь 50 бродячих солдат, чем вверг всех в изумление. Прежде повара, дневальные, земляки, пьяные зенитчики шныряли по расположению в обнимку с девками из «военторга». Они даже не сопротивлялись. На другой день об этом пошли разговоры, которые дошли до начальника управления, который, устав от бардака и постоянных ЧП, быстро смекнул и сделал из этого практические выводы. Тут же на плацу назначил меня комендантом гарнизона и начальником ВАИ. Прочие командиры встретили мое назначение в штыки. В тот же день я задержал за нарушение распорядка 200 солдат и списочно доложил начальнику управления. Начался «разбор полетов», все получили массу взысканий. Ту же операцию я повторил назавтра, поймав ещё 150 солдат. Некоторые наиболее сообразительные командиры тут же пришли с дарами, в обмен на списки нарушителей. Я быстро «хап» (хоз) способом построил комендатуру, гаупвахту, сауну с бассейном для начальства в БПК и обнес военный городок трехметровым деревянным (в пустыне!) забором. Склады огородил колючей проволокой в три ряда, на всех подъездных путях, кроме КПП, врыл надолбы и ежи. Все посты охраняли мои верные псы из комендантской роты. А пост ВАИ я оборудовал на выезде из автопарка.
Солдаты боялись выезжать, чтобы не лишиться прав. Количество «друзей» ещё возросло. Наехать на меня пытались уже только две структуры — политотдел и особый отдел. Так как я был исключён из партии, то ссылаясь на свою «аполитичность», несколько раз накрывал клуб и выволакивал на плац пьяных обрыганных активистов и общественников. Партийный надзор был устранён. Начальник политотдела все же вручил мне писаря-коммуниста, которого мы развратили за месяц и споили, хотя он был узбек и, кажется, мусульманин. Уходя на гражданку, он пил спирт, как воду, и забыл про свои арабские книги, которыми поначалу гордился. С «особистом» поладили. Таким образом я взял под крыло старшину одной из рот. Прапорщик прежде служил в погранвойсках и имел большой опыт оперативной работы. Он очень просто вычислил всех стукачей. Он был помощником дежурного по части. Все солдаты заходили в штаб мимо него, но у «особиста», по инструкции, был отдельный выход. Комната «особиста» находилась у туалета, солдаты быстренько забегали к нему за угол и выходили в тупик, вроде они мусор собирают. Заходить таким образом не рисковали, чтобы не быть замеченными. Шли через штаб, «смешиваясь с толпой». Прапорщик взял на карандаш всех, кто не выходил, расспросил солдат, и у меня уже был список, который я пригрозил «потерять на плацу», если особист не прекратит на меня наезжать. В конце-концов мы разделили сферы влияния, я отдал «кесарю-кесарево» — наркотики и боеприпасы. Мне досталось всё остальное.
Закончив обустройство исправительных учреждений — гаупвахты и комендатуры, заведя массу друзей в лице начальников тылов, складов и военторга, которым вечно нужна была дармовая рабочая сила, создав карательные органы в лице комендантской роты, службы ВАИ и той же гауптвахты, я начал колонизовать окрестности, наводя там твердый уставной порядок и социалистическую законность.