Тит

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Тит

К тому, что мы уже знаем о военной и государственной деятельности, а также характере Тита, остается добавить очень немногое. Источник сведений для этого у нас только один, притом не слишком полный. В своей книге «Жизнь двенадцати Цезарей» Светоний уделяет Титу всего четыре страницы из двухсот двадцати. Зато на этих страницах встречаются столь лестные отзывы, каких мы не находим ни в одном из жизнеописаний остальных одиннадцати Цезарей. Первая же фраза биографии Тита у Светония начинается словами:

«Тит... любовь и отрада рода человеческого, наделенный особенным даром, искусством или счастьем снискать всеобщее расположение...» (Светоний. Божественный Тит, 1)

Между тем в предыдущей главе я упомянул, что в должности префекта претория во время правления Веспасиана Тит повел себя «не в меру сурово и круто» и привел примеры, заимствованные у того же Светония. Именно в связи с этим, говоря о самом начале принципата Тита после смерти отца, римский историк добавляет, что...

«...вряд ли кто приходил к власти с такой дурной славой и таким всеобщим недоброжелательством... все видели в нем второго Нерона и говорили об этом во всеуслышанье». (Там же; 6, 7)

Но тут же, подчеркивая контраст этих ожиданий с действительностью, Светоний продолжает:

«Однако такая слава послужила ему только на пользу: она обернулась высочайшей хвалой, когда ни единого порока в нем не нашлось и, напротив, обнаружились великие добродетели. Пиры его были веселыми, но не расточительными. Друзей он выбирал так, что и последующие правители не могли обходиться без них и всегда к ним обращались... Ничего и ни у кого он не отнял, чужую собственность уважал как никто другой и отвергал даже обычные и дозволенные приношения...

Непременным правилом его было никакого просителя не отпускать, не обнадежив. И когда домашние упрекнули его, что он обещает больше, чем сможет выполнить, он ответил: «Никто не должен уходить печальным после разговора с императором». А когда однажды за обедом он вспомнил, что за целый день никому не сделал хорошего, то произнес свои знаменитые слова, памятные и достохвальные: «Друзья мои, я потерял день!»...

Сан великого понтифика, по его словам, он принял затем, чтобы руки его были чисты, и этого он достиг: с тех пор он не был ни виновником, ни соучастником ничьей гибели, и хотя не раз представлялся ему случай мстить, он поклялся, что скорее погибнет, чем погубит». (Там же, 7—9)

Забота Тита о солдатах во время Иудейской войны упомянута в предыдущей интерлюдии. Воины платили ему исключительной преданностью и любовью. Любовь была столь горячей, что однажды поставила его в несколько затруднительное положение. После разрушения Иерусалима и Храма Тит собирался покинуть Иудею, но солдаты не хотели его отпускать из провинции, с мольбами и даже угрозами требуя, чтобы он или остался с ними или всех их вел с собою. Кое-кому это внушило подозрение, что Тит задумал отложиться от отца и стать царем на востоке. Он сам укрепил это подозрение, когда во время поездки в Александрию, при освящении мемфисского быка Аписа выступил в диадеме: таков был древний обычай при этом священном обряде, но нашлись люди, которые истолковали это иначе. Поэтому он поспешил в Италию. На грузовом судне добрался до Путеол, оттуда, не мешкая, бросился в Рим и, словно опровергая пустые о себе слухи, приветствовал не ожидавшего его отца словами: «Вот и я, батюшка, вот и я!»

Нельзя не упомянуть о трагедии личной жизни Тита. Помимо прирожденной доброты и мягкости характера, он обладал и многими другими качествами, которые умеют ценить женщины. Светоний пишет:

«Телесными и душевными достоинствами блистал он еще в отрочестве, а потом, с летами, все больше и больше: замечательная красота, в которой было столько же достоинства, сколько приятности; отменная сила, которой не мешали ни невысокий рост, ни слегка выдающийся живот; исключительная память и, наконец, способности едва ли не ко всем военным и мирным искусствам. Конем и оружием он владел отлично; произносил речи и сочинял стихи по-латыни и по-гречески с охотой и легкостью, даже без подготовки; был знаком с музыкой настолько, что пел и играл на кифаре искусно и красиво». (Там же, 3)

Упомяну заодно, что Тит умел еще очень быстро стенографировать и искусно подражать любому почерку.

Первая жена Тита умерла рано. Вторым браком он женился на девушке из знатного рода Марции Фурнилле. Она родила ему дочь Юлию. Но брак был неудачным, и молодые супруги расстались. В мировой художественной литературе немало места уделено связи Тита с иудейской принцессой Береникой, о которой я вскользь упомянул ранее. Светоний об этом пишет крайне скупо. Согласно его свидетельству, в Риме говорили, что Тит собирался жениться на Беренике, но, став принцепсом, «...тотчас выслал из Рима, против ее и против своего желания». Можно ли предположить, что оба они испытывали сильное и глубокое чувство? Думаю, что да. Сестра союзника римлян иудейского царя Агриппы не могла быть пленницей римского полководца — она последовала за ним в Рим добровольно и в любой момент могла его покинуть. Однако их связь длилась девять лет — до самой смерти Веспасиана. Тит хотел закрепить ее браком. Но когда стал императором, понял — или ему достаточно ясно дали понять (быть может, еще отец), — что это невозможно. Уступая общественному мнению, Тит расстается со своей подругой вопреки обоюдному желанию. Трагедия любви и гордости...

Вообще, в силу своего уважения к согражданам, император Тит очень считался с общественным мнением. Не только людей знатных, но и рядовых и малоимущих.

Его правления не миновали стихийные бедствия: извержение Везувия, пожар Рима, бушевавший три дня и три ночи, «моровая язва», какой никогда не бывало.

«В таких и стольких несчастиях, — пишет Светоний, — обнаружил он не только заботливость правителя, но и редкую отеческую любовь, то утешая народ эдиктами, то помогая ему в меру своих сил. Для устроения Кампании он выбрал попечителей по жребию из числа консуляров. Безнаследные имущества погибших под Везувием он пожертвовал в помощь пострадавшим городам. При пожаре столицы он воскликнул:

«Все убытки — мои!» — и все убранство своих усадеб отдал на восстановление построек и храмов, а для скорейшего завершения работ поручил их нескольким распорядителям из всаднического сословия. Для изгнания заразы и борьбы с болезнью изыскал он все средства, божеские и человеческие, не оставив без пробы никаких жертвоприношений и лекарств». (Там же, 8)

Только в одном вопросе император был строг и нетерпим. Он объявил беспощадную борьбу с доносчиками и их подстрекателями. Тех и других он нередко велел наказывать на форуме плетьми, а самых злостных ссылал на дальние острова.

Правление Тита продолжалось всего два года. О какой-нибудь реформаторской или иной государственной деятельности императора за этот короткий срок ничего не известно. Скорее всего, практика управления империей оставалась такой же, как при Веспасиане. Тит скончался 13 сентября 81-го года на той же вилле, что и отец, от неизвестной скоротечной болезни. Ходили слухи, что его отравил Домициан. Светоний пишет:

«Брат не переставал строить против него козни и почти открыто волновал войска (очевидно, не те, которыми командовал ранее Тит. — Л.О.), замышляя к ним бежать — однако он не казнил его, не сослал и не перестал его жаловать, но по-прежнему, как с первых дней правления, называл его своим соправителем и преемником, и не раз наедине молитвенно и слезно просил его хотя бы отвечать ему любовью на любовь». (Там же, 9)

Когда в Риме стало известно о смерти Тита...

«...весь народ о нем плакал, как о родном, а сенат сбежался к курии, не дожидаясь эдикта (о созыве сената. — Л.О.), и перед закрытыми, а потом и за открытыми дверями воздал умершему такие благодарности и такие хвалы, каких не приносил ему даже при жизни и в его присутствии». (Там же, 11)