ДЕЛА ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ
ДЕЛА ХОЗЯЙСТВЕННЫЕ
Допросы Розенгольца и Крестинского вечером 4 марта удовлетворили обвинителя. Оба показали, что они вместе с Рудзутаком и Гамарником стали руководящим центром всего заговора после ареста Рыкова и Бухарина в феврале 1937 года. Они будто бы связывали все свои надежды с предстоявшим военным переворотом.
Оба заявили, что с 1922-23 года были связаны через Троцкого с немецкими органами шпионажа. Крестинский «признал» личную встречу с Троцким — ту самую, которую он 2-го марта отрицал. Троцкий, сказал он, дал полные инструкции по всем видам изменнической деятельности, шпионажа, вредительства, террора.
Некоторая неловкость произошла лишь тогда, когда Крестинский объявил, что он, Розенгольц и Гамарник обсуждали необходимость террористического акта против Молотова, и потом, когда Рыков, коротко опрошенный для подтверждения разговоров с Тухачевским и о Тухачевском, отказался их подтвердить.[570]
Между прочим вина Рыкова и Бухарина в какой-либо заговорщицкой деятельности в последний период была практически сведена на нет замечанием Крестинского, согласно которому Троцкий считал, «что не надо ограничиваться Рыковым, Бухариным и Томским, так как хотя они и признанные вожди правых, но они в достаточной степени уже скомпрометированы и под надзором и что надо использовать для связи Рудзутака», который вне подозрений. Но ведь то, что Рыков и Бухарин были под надзором, что это обстоятельство делало их неподходящими участниками заговора — это фактически снимает любую возможность их вины с самого 1933 года, то есть со времени, предшествовавшего убийству Кирова и всем другим «злодейским убийствам».
Розенгольц дал показания о различных хищениях, о вредительском экспорте чугуна. Но, поскольку дело касается экспорта чугуна в чушках, оно проводилось по директиве за подписью лично Сталина, а за поставками металла наблюдал… Ежов!.[571]
Следующим допрашивали Раковского. Его отец был помещиком в южной Добрудже, которая в свое время входила в состав Болгарии, но отошла к Румынии, когда Раковский был ребенком. В двадцатилетнем возрасте Раковский был уже видным лицом в болгарском социалистическом движении и представлял свою партию на конгрессе Второго Интернационала. Он получил медицинское образование в Монпелье и вернулся на Балканы, где много раз арестовывался за участие в революционном движении — уже румынском. Последний раз румынские власти арестовали его в Яссах в 1916 году, а в мае 1917 года его из ясской тюрьмы освободили русские. Раковский поехал в Петроград и в 1919 стал членом ЦК РКП[б] и председателем Совнаркома Украины. Перейдя на троцкистские позиции, он потерял свой высокий пост и с 1924 по 1927 год был сперва поверенным в делах советского посольства в Лондоне, а потом послом в Париже. В ноябре 1927 года Раковского отозвали в Москву и в том же месяце вывели из состава ЦК за поддержку «левой оппозиции». На XV съезде партии он защищал взгляды этой оппозиции и в январе 1928 года был исключен из партии, выслан в Астрахань, а затем в Барнаул. Раковский «раскаялся в своих ошибках» одним из последних, в феврале 1934 года, и был восстановлен в партии. Его арестовали под самый конец 1936 года в связи с подготовлявшимся процессом Пятакова — кто-то из тогдашних подсудимых дал против него показания.[572]
За исключением врачей, Раковский был старшим по возрасту среди подсудимых. И даже среди них, ветеранов, его революционная работа выделялась своей продолжительностью и яркостью. Раковский был легендарной личностью.
Восемь месяцев после ареста шестидесятипятилетний революционер отказывался давать показания в НКВД[573] — это один из наиболее долгих известных сроков сопротивления. Теперь, на суде, он «признавался», что был английским шпионом с 1924 года. А его разрыв с троцкизмом в 1934 году был предназначен для того, чтобы ввести партию в заблуждение.[574]
После реабилитации 1934 года Раковский был послан в Японию в качестве руководителя делегации советского Красного Креста. Это обстоятельство было использовано для того, чтобы он в показаниях оговорил советских послов на Дальнем Востоке Юренева и Богомолова. Сам он якобы сделался, помимо английского, еще и японским шпионом.
В ходе допроса Вышинский сделал одну особенно низкую попытку очернить Раковского, использовав тот факт, что отец Раковского был помещиком.
Вышинский: Значит, я не ошибаюсь, когда говорю, что вы были помещиком.
Раковский: Не ошибаетесь.
Вышинский: Вот мне важно было выяснить, откуда шли ваши доходы.
Раковский: Но мне важно сказать, на что шли эти доходы. Вышинский: Это другой разговор.[575]
Любой старый большевик знал, что Раковский отдавал все свои средства на революционное движение. Он финансировал созданную им румынскую социалистическую партию и газету этой партии, которую сам редактировал. Он субсидировал русских и других революционеров. Провокационные вопросы Вышинского довели Раковского до того, что он упомянул об этих фактах, и прокурор мгновенно заставил его сменить тему.
Когда Раковский заговорил об «оппозиции», Вышинский проворно перебил: «Вы в своих объяснениях сегодня вообще допускали целый ряд таких выражений, как будто бы забываете, что дело идет о вас, как о члене контрреволюционной, бандитской, шпионской, диверсионной организации изменников. Я считаю себя обязанным вам об этом напомнить, ведя ваш допрос, и просить вас держаться ближе к существу совершенных вами изменнических преступлений, говорить без философии и тому подобных вещей, которые здесь совершенно не к месту».[576]
Раковский закончил объяснением того, почему после восьми месяцев допросов он все-таки начал давать показания. По его словам, летом 1937 года он получил информацию о нападении Японии на Китай и о масштабе германо-итальянской интервенции в Испании. «Это на меня подействовало потрясающим образом… Озлобление и честолюбие — все это отошло. Я считал, что отныне моя обязанность — помочь в этой борьбе против агрессора, что я пойду и разоблачу себя полностью и целиком, и я заявил следователю, что с завтрашнего дня я начну давать полные и исчерпывающие показания».[577]
Сегодняшнему западному читателю этот мотив знаком по книге Артура Кестлера «Тьма в полдень». Таковы же были на фоне допросов и морального истощения мотивы героя книги Рубашова. Фактически поведение Раковского ближе к поведению знаменитого кестлеровского героя, чем неохотные и частичные показания Бухарина, послужившего прообразом Рубашова.[578]
Допрос Раковского был отложен в конце вечернего заседания 4 марта и продолжался 5-го утром. Потом суд взялся за Зеленского — фигуру гораздо менее колоритную. Тем не менее, Зеленский в свое время находился в высших партийных кругах, будучи в 1923-25 годах секретарем ЦК и МК партии. Сняли его с этих должностей за недостаточно враждебное отношение к Зиновьеву и Каменеву. Его, собственно, перевели в секретари Среднеазиатского бюро ЦК, где он работал до 1931 года, не теряя своего места в составе Центрального Комитета, Я показаниях Ходжаева и Икрамова это обстоятельство было уже использовано, и Зеленский назван агентом Троцкого. Однако главная роль Зеленского на процессе заключалась в том, чтобы объяснить, как заговорщики «вызывали» народное недовольство. Дело в том, что с 1931 по 1937 год Зеленский работал председателем Центросоюза и фактически полностью держал в своих руках торговлю на селе и таким образом имел несравненные возможности вызывать это недовольство.
Начав с истории о том, как он был агентом царской охранки с 1911 года, Зеленский затем «признал» соучастие в действиях Каменева в 1924 году и сказал, что в 1928-29 годах А. П. Смирнов завербовал его в «организацию правых». После «разоблачения» Смирнова (т. е. с 1933 года) Зеленский будто бы держал связь с Антиповым, по чьим инструкциям глубоко расстроил всю сельскую торговую сеть.
Зеленский: «…Правые организовали перебои в торговле товарами повседневного спроса. Так, например, такие перебои были организованы в Курской области. В первом квартале 1936 года в торговле сахаром, многие лавки в течение недели-двух не имели сахара. Такого же рода вредительские перебои были организованы в Ленинградской области в торговле махоркой. Такого же рода перебои были летом 1936 года в торговле печеным хлебом в ряде сельских местностей БССР, расположенных в пограничных районах.
Чтобы дать некоторое представление о том, какого характера были эти перебои, я укажу на следующее: из тридцати тысяч лавок, которые были обследованы торгово-кооперативными секциями советов и торговой инспекцией, в первом квартале 1936 года не было соли в 3 700 лавках. Из 42 тысяч лавок в 2 тысячах лавок отсутствовала продажа сахара. В третьем квартале 1936 года отсутствовала продажа махорки в 1 600 лавках из 36 тысяч лавок. Так что это были не единичные явления, а довольно распространенные».[579]
Дальше — снова в том же роде:
Вышинский: В 1936 году был такой случай, что Москва сидела без яиц по вашей вине, по вине не вашей персонально, а одного из активных участников этого заговорщического блока?
Зеленский: Был.
Вышинский: Не припомните ли, когда особенно резко это выявилось?
Зеленский: Я сейчас месяц не могу назвать, но могу сообщить о следующем факте. В 1936 году была допущена вредительская порча 50 вагонов яиц.[580]
Зеленский также говорил об обмане покупателей.
Зеленский: Мне кажется, что вопросы обсчета, обмера и обвеса ясны для каждого, это очень ясно. Дело заключается в том, что когда человек приходит за покупкой в лавку, его обсчитывают, обмеривают и обвешивают, то есть ему назначают цену больше, чем та, по которой продается товар, либо ему дают вес меньший, чем это следует, либо отпускается товар не того качества.
Вышинский: Для чего это делается?
Зеленский: Для того, чтобы вызвать недовольство населения.
Вышинский: То есть с провокационными целями?
Зеленский: Понятно… Цены назначаются торгующими организациями или продавцами лавки очень часто по своему усмотрению, то есть бесконтрольно. Таким образом, поймать человека, обсчитывающего потребителя, почти невозможно. Это явление приняло серьезный характер и большое распространение. Чтобы дать характеристику размеров этого вредительства, я укажу на то, что из 135 000 лавок, которые были проверены инспекцией торгово-кооперативной сети, установлены случаи обсчета и обмана покупателей в 13 000 лавок. Фактически же количество их значительно больше.
Очень важный вид вредительства, также в целях вызова недовольства населения, заключается в замораживании товарооборота, достигаемом путем неправильной или несвоевременной засылки товаров. Так, например, были случаи, когда летние товары засылались зимой и, наоборот, зимние товары прибывали в лавки летом.
Вышинский: То есть летом населению предлагали валенки, а зимой тапочки?
Зеленский: Да.[581]
Все это, по Зеленскому, выполнялось подобранными им людьми.
Зеленский:… Я имел задание и преследовал цель засорять этот аппарат чуждыми, враждебными, антисоветскими, повстанческими элементами. Засоренность аппарата Центросоюза видна из того, что в аппарате Центросоюза было при мне около 15 процентов бывших меньшевиков, эсеров, анархистов, троцкистов и так далее. В некоторых областях количество чуждых, выходцев из других партий, колчаковских офицеров и так далее, например, в Красноярском крае, Иркутске, Западной Сибири, было значительно выше.[582]
Любопытная перебранка между Зеленским и прокурором произошла по другому поводу.
Вышинский: А как было дело с маслом?
Зеленский: Маслом мы в деревне не торгуем.
Вышинский: Я не спрашиваю, чем вы торгуете. Вы торговали раньше всего основным — родиной. А я говорю о том, какие меры предпринимала ваша организация для того, чтобы сорвать товарооборот и лишить население необходимейших первых предметов потребления. Кроме сахара и соли известно ли вам что-нибудь относительно масла?
Зеленский: Я сказал вам, что кооперация в деревне маслом не торгует…
Вышинский: Я спрашиваю вас: известны ли вам преступные операции в отношении снабжения населения маслом, в частности дешевыми сортами масла, или нет? Операции, которые были проделаны по указанию вашего «право-троцкистского блока», известны вам или нет?
Зеленский: Да, известны.
Вышинский: В чем они заключались?
Зеленский: Они заключались в следующем: все заготовительные организации при выработке масла пользовались мировыми стандартами, определяющими сортность масла.
Вышинский: Это не то.
Зеленский: Вот это и есть.
Вышинский: Нет.
Зеленский: Как нет? Это производилось…
Председательствующий: Подсудимый Зеленский, не пререкайтесь и отвечайте по существу.
Вышинский: А то масло, которое выпускалось, всегда было доброкачественным или вы тоже старались сделать его недоброкачественным?
Зеленский: Да.
Вышинский: Были ли случаи, что члены вашей организации, имеющие отношение к масляному делу, в масло подбрасывали стекло?
Зеленский: Были случаи, когда в масле оказывалось стекло.
Вышинский: Не «оказывалось», а подбрасывалось стекло. Вы понимаете разницу: подбрасывалось стекло? Были случаи такие или нет?
Зеленский: Были случаи, когда в масло подбрасывалось стекло.
Вышинский: Были ли случаи, когда ваши соучастники, сообщники преступного заговора против Советской власти и советского народа, подбрасывали в масло гвозди?
Зеленский: Были случаи.
Вышинский: С какой целью? Чтобы было «вкуснее»? Зеленский: Это ясно.
Вышинский: Вот это и есть организация вредительской, диверсионной работы. В этом вы себя признаете виновным? Зеленский: Признаю.[583]
Помимо этих туманных неудовлетворительных для прокурора ответов, Зеленский заартачился и в ответе на важный вопрос.
Вышинский: Вы участвовали во вредительской, диверсионной, террористической, шпионской работе этого блока?
Зеленский: Во вредительской, диверсионной работе участвовал.
Вышинский: О шпионской работе вы пока умалчивате? Зеленский:(молчит).
Вышинский: Вы отвечаете за всю преступную деятельность блока?
Зеленский; Отвечаю.[584]
Последний вопрос Вышинского был явно слабым ходом. Впрочем, под конец допроса Зеленский «признал» свою связь с А. В. Александером, лидером английской кооперативной партии. Они якобы обсуждали возможность прихода правых к власти в СССР.
За Зеленским последовал допрос Икрамова, нами уже описанный. В конце допроса Икрамова был снова вызван Бессонов. Он дал показания о связях, якобы поддерживавшихся с эмигрантами-эсерами, с Троцким и нацистами.