Час еретиков

На рубеже тысячелетий в Западной Европе распространяется недовольство. Первое тысячелетие христианства подошло к концу, а ничего революционного так и не свершилось. Народ не дождался избавления и спасения. Слишком долго люди ждали, надеялись, терпели лишения и верили в пророчества. Все оказалось напрасным, в том числе и великий страх перед обещанным концом света. Мировая история идет себе дальше, как повелось с незапамятных времен, сильный господствует над слабым, а похоть искупается страданием. Нищета и смерть по-прежнему размахивают бичом над стонущим человечеством. Не видно даже намека на прекрасное будущее.

Жестокое разочарование сопровождается всеобщим сомнением в том, во что благодаря церкви до сих пор верили как в божественное откровение. Множество людей охвачены невероятным ужасом перед пустотой, мраком и бессмысленностью существования. Целое тысячелетие их угнетали, заставив отречься от языческой веры праотцев и последовать за христианским Богом, который обещал спасение и избавление — в частности, бедным и угнетенным. За Богом, что поведет людей в Царство небесное, ожидающее их в конце времен. Согласно бесчисленным расчетам ждать нужно было тысячу лет. И вот время истекло, а долгожданного конца света нет как нет.

Ничего не происходит. Пророки солгали или обманулись. Мир не погиб, небеса не разверзлись, а Бог не спас отверженных. Обманутые верующие припомнили и многое другое, чего давно уже не было в христианстве. Вспомнили речи бедного проповедника из Назарета, которые в свое время так сильно воспламеняли его последователей, — в них говорилось о братстве и справедливости, о добровольном отказе от богатства и власти в пользу бедных и отринутых. Стоило лишь задуматься о скромной жизни первых христианских общин, и на ум сразу приходили роскошь, жестокость и насилие якобы богоданных властей.

Наступило время еретических движений.

В XII веке начинают формироваться различные религиозные течения, отклонявшиеся от магистрального учения официальной церкви. Они называют себя манихеями, альбигойцами, вальденсами, однако церковь скоро закрепила за ними осуждающее обозначение «еретики», которое в нашем сознании неотделимо от ужасов инквизиции и связано с пылающими кострами.

Между отдельными группами существуют заметные различия, однако есть нечто общее для всех: они формулируют альтернативу христианству своего времени, морально и догматически закосневшему, в том числе и во взглядах на сексуальность.

Бытовая порочность и распутство вряд ли когда-нибудь были так распространены, как в христианское Средневековье. Аристократия и духовенство обладают неограниченной властью и огромными богатствами, они распоряжаются судьбами бедняков, крепостных крестьян и невежественных обывателей. Аристократический абсолютизм создает идеальные условия для разнузданности и порока, которые расцветают тем пышнее, чем больше разрыв между господами и подневольными. Подданные становятся жертвами и к тому же еще снабжают господ средствами для развратной жизни. Княжеские дворы, замки, дворцы и монастыри закрыты для всякого контроля со стороны внешнего мира и позволяют — посредством денег, хитрости и насилия — утолять любые, в том числе и запретные, порочные желания.

Хотя порок — особенно сладострастие — в догматическом смысле остается грехом, который должен вызывать отвращение, на практике его таковым не считают. Сексуальные действия можно расценивать не только как разрешенное, но едва ли не богоугодное дело. Кроме того, вина смывается раскаянием и исповедью в согласии с принципом, что раскаявшийся грешник угоднее Господу, чем тысяча праведников[27].

В виде реакции на это положение некоторые вероотступники вспоминают о старых, покинутых ради новой веры богах, власть которых, несмотря на все поношения и преследования, сохранилась. Впервые их сравнивают с христианским Богом, и старые божества неплохо выдерживают это сравнение. Ни фантастических посулов, ни сомнительных откровений о близком спасении люди от них не получали, однако эти божества давали то, чего человек из Назарета, судя по всему, дать не мог: глубокую сопричастность тайнам и желаниям тела, природе и инстинктам. Старые боги не проклинают тело, а наоборот — прославляют его, ибо видят в вакхическом культе истинное богослужение.

Языческие боги не обитают в полном бездействии в воображаемом потустороннем мире. Они не отравляют нравственными, враждебными телу запретами и без того убогое существование простых людей, а проявляют себя в земном мире как жизнерадостные существа, благословляя телесные наслаждения, даруя радости и желания и, кроме того, наделяя человека редкими и бесценными способностями. А еще они не проповедуют сомнительную любовь к ближнему — это сильные и могучие боги, ведущие человека в глубь действительности, а не проводящие мимо нее.

Некоторые люди, в свою очередь, пытаются оживить учение первых христианских общин и с невиданным радикализмом проповедуют Идеи, близкие нынешним анархистам и коммунистам, призывают к простоте и непритязательности в истинной бедности, не пускаясь при этом в изощренные теологические рассуждения. Христос видится им не пылким провозвестником грядущего Царства небесного, а скорее освободителем, который всех людей ставит на одну ступень.