Деньги для революции
Деньги для революции
Как некоторые дети уверены, что их младенцами нашли в капусте или же принес аист, так многие взрослые люди, даже с кандидатскими и докторскими дипломами, убеждены, будто бы политикой можно заниматься, только одухотворяясь идеями.
Будто достаточно одних идей, чтобы нанимать помещения, издавать газеты, журналы, книги, брошюры, листовки, плакаты, осуществлять их хранение, транспортировку и распространение, содержать партийных функционеров и т. д.[74] Некоторое представление о расходах, связанных с политической деятельностью, дает бюджет ЦК РСДРП накануне III съезда партии (1905 г.): ввоз литературы из-за границы — 24 %, содержание подпольных типографий — 23 %, развозка литературы — 20 %, содержание ЦК и Союзного бюро — 18 %, организация побегов — 12 %, паспортное бюро — 3 %{1}.
Велики ли были расходы отдельных революционных партий и каким был бюджет революционного движения в России?
Вспоминая о своей работе в Московской организации РСДРП, С. Черномордик писал: «Если приход Московского комитета в 1903 г. исчислялся десятками рублей, то в 1905 г. уже летом исчислялся тысячами. Было „несколько сочувствующих“ из буржуазной интеллигенции, которые ежемесячно вносили в кассу МК по несколько тысяч рублей»{2}.
Если взять двух-трех «сочувствующих» и определить взнос каждого по минимуму — две-три тысячи, получается, что летом 1905 г. в кассу Московского комитета РСДРП ежемесячно поступало не менее 4–9 тыс. руб., что дает 50–100 тыс. в год. И это бюджет только одной местной партийной организации.
Другой пример. В феврале — апреле 1910 г. поступления в кассу Заграничного бюро ЦК РСДРП составили 49 602 руб., в среднем 16 534 руб. в месяц{3}. Экстраполируя этот показатель на весь год, мы получим около 200 тыс.
По воспоминаниям А. Аргунова, весной 1906 г. ЦК партии эсеров (без Боевой организации) ежедневно расходовал около 1000 руб., что должно было составить 365 тыс. за год{4}.
В 1890 г., когда партия «Дашнакцутюн» еще только появилась на свет, денежные поступления ее руководящих органов составляли 130 тыс. франков, или же около 50 тыс. руб. В 1895–1898 гг. они достигли 500 тыс. франков (примерно 185 тыс. руб.) в год, в 1908 г. превысили 1 млн франков, т. е. 370 тыс. руб.{5}.
А вот свидетельство Виктора Таратуты, входившего с 1907 г. в состав ЦК РСДРП и имевшего самое непосредственное отношение к финансированию большевистской фракции. Оправдываясь по поводу обвинений в связях с охранкой, выдвигаемых против него большевиком А. А. Богдановым (Максимовым), он заявил:
«Максимов знал… что я передал в партийную кассу суммы денег, превышающие во много раз плату самых крупных провокаторов. Я не могу здесь называть цифры, но Максимов знал, что тут были единовременные передачи в сотни тысяч»{6}.
Если взять по минимуму (две-три передачи по 200–300 тыс. руб.), получается, что только через В. Таратуту касса большевиков примерно за полтора года получила не менее 400–900 тыс. руб., т. е. около 650 тыс. руб., или же не менее 430 тыс. в год.
Исходя из этого, с полным основанием можно утверждать, что в начале XX в. бюджет революционного подполья в России составлял не один миллион рублей.
Откуда же черпались эти деньги?
* * *
Необходимые денежные средства революционные партии получали как внутри страны, так и из-за ее пределов.
Из-за границы деньги поступали от частных лиц, общественных, предпринимательских и политических организаций, спецслужб.
Сообщения о частных пожертвованиях можно найти на страницах партийных изданий{7}, в переписке{8} и воспоминаниях{9}. Особую известность получили приведенные в книге В. Штейна «Исход российской революции 1905 г. и правительство Носаря» сведения о пожертвованиях австрийских, американских, английских, германских и французских евреев в 1905 г.{10}, а также специальная поездка А. М. Горького и М. Ф. Андреевой в 1906 г. с целью сбора подобных пожертвований в США{11}.
Имеются сведения и о втором источнике. Так, вспоминая о рабочих волнениях в 1896 г. в Петербурге, П. Б. Струве писал: «По уговору с другими социал-демократами на А. Н. Потресова и меня было тогда в связи с петербургскими стачками возложено поручение — ехать за границу, поставить заграничных социал-демократов, в особенности германских (Бебеля, Либкнехта и Зингера), в известность о русских событиях, вступить с ними в связь и заручиться их материальной и моральной поддержкой русскому рабочему движению»{12}.
Вопрос о роли Социал-демократической партии Германии и вообще партий II Интернационала в развитии революционного движения в России заслуживает особого внимания. В этом же отношении специального внимания заслуживают и некоторые зарубежные общественные организации, в частности Англо-еврейский комитет, деятельности которого в России особое значение придавал в 1905 г. министр иностранных дел граф В. Н. Ламздорф{13}.
Известны публикации и о третьем источнике, прежде всего о японских деньгах в 1904–1905 гг.{14} и немецких в 1914–1917 гг.{15}.
Что касается внутренних источников, то их можно подразделить на четыре вида: а) членские взносы, б) экспроприации, в) революционный рэкет, в) частные пожертвования.
Членские взносы являлись одним из самых ранних источников пополнения партийных касс. Однако по мере того как расширялись партийные ряды, а следовательно, возрастали расходы, как это ни парадоксально, членские взносы переставали играть главную роль и отходили на второй план. Так, по данным отчета Бакинского комитета III съезду РСДРП, за период с июня 1904 по февраль 1905 г. сборы «с рабочих» составили «не более 10 %» всех денежных поступлений{16}.
Экспроприации получили распространение главным образом в 1905–1907 гг. Наиболее известны из них ограбления Квирильского, или Шоропанского, казначейства (Зестафони, 1905 г.){17} и на станции Дема (Урал, 1907 г.){18}, давшие не менее 200 тыс. руб. каждая, тифлисская экспроприация — 250 тыс. руб.{19}, душетская — 315 тыс. руб.{20}, московская — 875 тыс. руб.{21}, туркестанская — по одним данным, 470 тыс., по другим — 1 млн. руб.{22}.
По своему характеру к экспроприациям был близок революционный рэкет. Одной из первых его стала использовать партия «Дашнакцутюн». Относя зарождение армянского движения к 1886 г., начальник Бакинского ГЖУ полковник Глоба писал: «С того же времени армянами постановлено взыскивать со всех коммерческих предприятий по 0,5 % в армянский фонд. Из сбора этого у армян образовался капитал в несколько миллионов рублей. Капитал этот находится в банках Лондона и Парижа. Проценты с этого капитала идут на пропаганду на Кавказе, а также в Персии и Турции. Из процентов этого капитала выдаются пособия революционным кружкам в империи и в особенности на Кавказе»{23}.
Не позднее февраля 1905 г. рэкет был взят на вооружение бакинскими социал-демократами. «Биби-эйбатцы и гначакисты, — читаем мы в выступлении делегата от Баку Рыбкина на III съезде РСДРП, — предложили по примеру дрошакистов (т. е. членов партии „Дашнакцутюн“. — А.О.) требовать деньги силой. Бакинский комитет не согласился на это. Вместо этого были разосланы письма с предложением жертвовать и с обозначением суммы (100–200 руб.). Почти никто из адресатов не давал этой суммы полностью, но все же давали порядочно. В общем было собрано несколько тысяч рублей. Решено было также получить крупные деньги от больших фирм, но пока ответа от них не было получено»{24}.
Имеются сведения, что бакинские социал-демократы использовали подобный прием сбора денег и позднее. В этом отношении они были не одиноки. Сохранились, например, «окладные списки» Горийского комитета РСДРП за 1906 г. с фамилиями «налогоплательщиков» и с указанием причитающихся с них сумм{25}.
* * *
Но, пожалуй, самым распространенным источником финансирования были частные пожертвования. Обычно, когда заходит речь о кредиторах революционного движения, называется всего несколько человек, из числа которых особую известность получили московский фабрикант Савва Тимофеевич Морозов{26} и его родственник, владелец мебельный фабрики Николай Павлович Шмит{27}. Причем упоминание их фамилий в подобном качестве обычно сопровождается оговорками, что в своей среде они являлись «белыми воронами»{28}.
Между тем, как писал Л. Б. Красин, «считалось признаком хорошего тона в более или менее радикальных или либеральных кругах давать деньги на революционные партии, и в числе лиц, довольно исправно выплачивающих ежемесячные сборы от 5 до 25 рублей (т. е. 60–300 руб. в год. — А.О.), бывали не только крупные адвокаты, инженеры, врачи, но и директора банков, и чиновники государственных учреждений»{29}.
А вот свидетельство Л. Д. Троцкого: «До конституционного манифеста 1905 г. революционное движение финансировалось главным образом либеральной буржуазией и радикальной интеллигенцией. Это относится также и к большевикам, на которых либеральная оппозиция глядела тогда лишь как на более смелых революционных демократов»{30}.
«Если бы какой-нибудь историк, хотя теперь это вряд ли возможно (время стерло людей и следы), — писал Н. Валентинов, — захотел бы заняться исследованием, сколько на святой Руси было купеческих и банковских „Маякиных“ и „Гордеевых“, внесших в большевистские (и не только в большевистские. — А.О.) кассы денег и какова в итоге общая сумма их субсидий, получился бы документ большого социального интереса»{31}.
Одним из тех, через кого большевики получали деньги от своих кредиторов, был известный русский писатель А. М. Горький. «За время с 1901 по 1917 г. через мои руки прошли сотни тысяч рублей на дело Российской социал-демократической партии, — признавался он. — Из них мой личный заработок исчислялся десятками тысяч. А все остальное черпалось из карманов буржуазии»{32}.
Материальная помощь революционному движению осуществлялась не только в денежной форме. Она включала в себя также: а) предоставление квартир для партийных собраний, совещаний и т. д.; б) укрывание лиц, разыскиваемых полицией; в) помощь арестованным и ссыльным; г) передачу паспортов и других документов для легализации подпольной деятельности; д) участие в транспортировке запрещенной литературы и оружия, а также в их хранении; е) предоставление собственных адресов для нелегальной переписки или же пересылки корреспонденции; ж) использование своих счетов или же счетов коммерческих предприятий для хранения и перевода партийных средств; з) передачу революционным партиям соответствующей информации, которая могла быть использована в политических целях, и т. д.
«Брошюрная литература из большевистских типографий, а также и получавшаяся из-за границы и других городов, — вспоминал, например, член Московского комитета РСДРП 1905 г. А. В. Шестаков, — устраивалась на особых складах, главным образом в буржуазных квартирах <…>. Для подобных целей использовались квартиры даже таких господ, как С. И. Четвериков — фабрикант-октябрист, сын которого помогал нашей работе. Другой такой склад был устроен у кого-то из московских булочных королей», «весной и летом 1904–1905 гг. до „октябрьских свобод“ приходилось пользоваться квартирами врача Терьяна, в Комиссаровском училище у инспектора Лапшина, у Гариной (жены писателя Гарина-Михайловского) и железнодорожницы С. П. Пашуканис, у генеральши Я. А. Квятковской, у художницы Гирш в Бутырском районе и других… один раз пришлось использовать квартиру даже такой особы, как графиня Бобринская»{33}.
Свои Саввы Морозовы были почти во всех губерниях и более или менее крупных городах. Вот только несколько примеров. Город Александров Владимирской губернии — фабрикант Сергей Николаевич Баранов{34}, Воронеж — совладелец Товарищества механических заводов, бывший народоволец А. Н. Иванов{35}, Дальний Восток — рыбопромышленник Касьянов{36}, Казань — сын одного из владельцев торгового дома «М. Тихомирнов с сыновьями» В. А. Тихомирнов{37}, Калуга — владелец писчебумажной фабрики Гончаров{38} и лесопромышленник Горбунов{39}, Киев — «вдова Терещенко»{40}, Нижний Новгород — хлеботорговец, купец 1-й гильдии Николай Александрович Бугров{41}, Николаев — Михаил Абрамович Сойфер{42}, Пермь — пароходовладельцы Василий Михайлович Каменский{43} и Николай Васильевич Мешков{44}, Петербург — Софья Ивановна Буренина и семья Цейтлиных{45}, Рига — купец К. Д. Тагер{46}, Ростов-на-Дону — купец Николай Елпидифорович Парамонов{47}, Смоленск — купец Иосиф Гальперин{48}, Сызрань — агроном А. И. Ерамасов{49}, Тамбов — братья Ефим и Иван Дмитриевичи Мягковы{50}, Тверь — семья помещиков Дьяковых{51}, Урал — золотопромышленник Павел Александрович Конюхов{52}, Уфа — князь В. А. Кугушев{53}, Финляндия — председатель правления «Нурдиска Ференниге банкен» граф Маннергейм и купец Отто Нордберг{54}, Чернигов — Иван Николаевич Полторацкий{55}, Ярославль — владелец комиссионной конторы С. И. Брайнин{56} и т. д.
На сегодняшний день в моей картотеке около 300 фамилий тех, кто оказывал поддержку революционному движению и кого охранка именовала «симпатиками».
О масштабах этой помощи свидетельствует то, что 10 октября 1910 г. Департамент полиции счел необходимым обратиться к начальникам местных жандармских управлений и охранных отделенией со специальным распоряжением на этот счет.
«По поручению господина товарища министра внутренних дел генерал-лейтенанта Курлова, — писал директор Департамента полиции Н. П. Зуев, — прошу обратить внимание на лиц, явно не участвующих в революционных выступлениях, но сочувствующих противоправительственному движению и тайно оказывающих те или другие услуги революционной деятельности („симпатики“), вести учет этих людей, следить за всем происходящим в их среде и неуклонно доносить о всяком оживлении и революционном подъеме среди них»{57}.
Свои Саввы Морозовы были и на Кавказе.
Кто же здесь мог финансировать революционное движение, если вплоть до начала XX в. Кавказ представлял собой отсталую аграрную окраину Российской империи?
Когда дается подобная характеристика Кавказа, не учитывается, что в XIX в. здесь возникло два важных промышленных центра: Баку и Чиатуры, значение которых выходило далеко за пределы не только данного региона, но и России.