В зеркале зарубежной печати
В зеркале зарубежной печати
Но интерес к личности И. В. Сталина продолжал существовать как в СССР, так и за рубежом. И если в СССР поток публикаций о нем в 50-е гг. прекратился, за границей по-прежнему продолжали печататься как статьи, так и книги.
Первые статьи об И. В. Сталине появились здесь еще в 20-е гг.{1}, а в 1931 г. было издано сразу же несколько посвященных ему книг. Их авторами стали Стефен Граам{2}, Сергей Васильевич Дмитриевский{3}, Иосиф Иремашвили{4}, Исаак дон Левин{5}, Лев Нусбаум, выступивший под псевдонимом Эссад-бей{6}. За их публикациями последовали книги Христиана Виндеке{7}, Григория Беседовского{8}, Эмиля Людвига{9}, Бориса Суварина{10}, Анри Барбюса{11}, Ойгена Лиона{12}, Виктора Сержа{13}, Льва Троцкого{14} и т. д. Из довоенных работ наиболее полными и обстоятельными были книги Исаака Левина, Бориса Суварина и Льва Троцкого.
Все зарубежные публикации об И. В. Сталине можно разделить на две группы — про- и антисталинские. Последние явно преобладали. Просталинские публикации во многом следовали за официальной советской версией его биографии и имели апологетический характер. Антисталинские издания, наоборот, были проникнуты стремлением дискредитировать советского вождя, поэтому основное внимание в них уделялось негативным фактам из его биографии.
Авторы первых зарубежных книг об И. В. Сталине не имели доступа к архивным материалам, круг воспоминаний о нем, появившихся за границей, до сих пор остается небольшим, а многие воспоминания об И. В. Сталине, которые публиковались в СССР, оставались для заграничных исследователей или неизвестными, или же малодоступными. По этой причине первые зарубежные биографы И. В. Сталина вынуждены были ограничиваться лишь самым поверхностным описанием его жизненного пути, компенсируя нехватку фактического материала ходившими в эмигрантских кругах слухами, общими рассуждениями, весьма шаткими предположениями, а нередко просто домыслами. Особенно в этом отношении выделяется книга Эссад-бея (Льва Нусбаума).
С самого же начала складывания зарубежной сталинианы, уже на рубеже 20–30-х гг., в прессе появились сведения, будто бы в революционном прошлом вождя имеются какие-то «темные страницы». Так, в октябре 1929 г. парижская эмигрантская газета «Дни», которую редактировал А. Ф. Керенский, опубликовала сообщение, будто бы лидеры «правой оппозиции» М. П. Томский и Н. А. Угланов располагали документами, компрометирующими революционную карьеру И. В. Сталина{15}.
Имеются сведения, что «в январе 1931 года тот же корреспондент газеты „Дни“ вновь сообщил о циркулирующих в Москве слухах относительно прошлого Сталина», причем «в сообщении говорилось, что Феликс Дзержинский, основатель ЧК, перед самой смертью получил в свое распоряжение документы, доказывавшие, что Сталин был шпионом охранки, и передал их Томскому. Последний, в свою очередь, дал их на хранение Ворошилову»{16}.
К середине 30-х гг. слух о связях И. В. Сталина с царской охранкой материализовался в виде «документа», о котором уже шла речь ранее и который позднее получил название «письма Еремина». Возникновение слухов о нем относится к 1934 г.{17}, но, как отмечал в июне 1956 г. на страницах журнала «Est & Quest» Ришар Врага, «впервые он появился на информационном рынке в 1936–1937 гг. Находился он тогда в руках целого ряда русских эмигрантов, связанных с двумя организациями — „Братства русской правды“ (в государствах Прибалтики) и „Союза русских фашистов“ (на Дальнем Востоке)», «одни утверждали, что этот „документ“ был сфабрикован в Риге бывшим агентом охранки Д., а другие — в Харбине людьми, связанными с разведывательными службами атамана Семенова.
Как бы то ни было, в 1937 г. была сделана попытка одновременной продажи этой фальшивки — на Дальнем Востоке японцам, а в Болгарии — немцам через бюро Розенберга при посредничестве лиц, связанных с „Внутренней линией“, тайной контрреволюционной организацией, ставшей наследницей „Треста“, другой русской организации того же толка. Японцы потребовали экспертизы разведывательных служб Японии, которые без труда установили фальшивку и даже ее источник. Немцы же обратились за консультацией к секретарю НТС (Национального трудового союза) г-ну М. А. Георгиевскому, который также установил источник фальшивки».
«В 1938 г. — говорится далее в статье Ришара Врага, — попытка продать этот „документ“ была сделана в Вене одним международным агентом, косвенно связанным с советскими разведывательными службами. Одновременно „документ“ появился в Париже, откуда он был предложен румынской разведке через второстепенного русского политика. Тогда же впервые возникло подозрение, что в продаже и публикации этого документа заинтересовано советское „агентство“, желавшее, по-видимому, таким образом дискредитировать информацию западных стран (в частности, Германии). Предполагали даже, что „документ“ был специально сфабрикован с явными ошибками и нелепостями, чтобы легче обнаружилась подделка… Согласно хорошо осведомленному источнику, эту фальшивку привез в Берлин друг генерала Скоблина некий капитан Фосс, у которого были налажены отношения с группой „русских фашистов“ во главе с Вонтсятским в Харбине — с одной стороны, а с другой — с „Внутренней линией“»{18}.
Первые попытки запустить в обращение версию о связях И. В. Сталина с царской охранкой не увенчались успехом. Она была встречена скептически даже его самыми непримиримыми политическими противниками.
Одним из немногих, кто готов был признать правдоподобность этой версии, являлся бывший лидер грузинских меньшевиков Ной Жордания. В 1936 г. на страницах издававшейся в эмиграции газеты «Брдзолис Кхма» («Эхо борьбы») он поделился воспоминаниями, в которых, не называя, правда, фамилии, привел следующее свидетельство одного из знакомых ему большевиков.
Когда из Тифлиса И. В. Сталин уехал в Баку, там у него возник конфликт с С. Г. Шаумяном. В разгаре борьбы между ними С. Г. Шаумяна арестовали. Через некоторое время знакомый Н. Н. Жордании встретил вышедшего из тюрьмы С. Г. Шаумяна, и тот заявил: «Я уверен, что Сталин донес полиции, имею доказательства <…>. У меня была конспиративная квартира, где я иногда ночевал. Адрес знал только Коба, больше никто. Когда меня арестовали, то прежде всего спросили о квартире <…> Кто же мог им сказать?»{19}.
С тех пор это свидетельство получило самое широкое распространение в антисталинской литературе. Между тем его несерьезность очевидна с первого взгляда. Мало ли каким образом охранке удалось установить существование конспиративной квартиры С. Г. Шаумяна. Например, с помощью наружного наблюдения. Но дело не только в этом. Если бы С. Г. Шаумян подозревал И. В. Сталина в связях с охранкой, это не могло бы не отразиться на их отношениях после освобождения С. Г. Шаумяна. Между тем у нас нет никаких данных о том, что эти отношения имели напряженный характер. А все, что пишется на этот счет, имеет совершенно бездоказательный характер и восходит к приведенному выше свидетельству Н. Жордании.
В годы Второй мировой войны интерес к личности И. В. Сталина усилился. Главным образом это касается стран антигитлеровской коалиции, где просталинская литература стала оттеснять антисталинскую на второй план{20}.
Но с началом «холодной войны» на Западе снова поднимается волна антисталинских публикаций. Именно тогда в стенах Государственного департамента США появилась идея вынести обвинения И. В. Сталина в связях с охранкой на страницы печати и в связи с этим возник интерес к «письму Еремина». Взвесив все «за» и «против», правительство США при жизни И. В. Сталина на подобный шаг не решилось{21}.
Это было сделано вскоре после его смерти.
18 апреля 1956 г. в Нью-Йорке состоялась пресс-конференция, на которой перед представителями печати выступила жившая в эмиграции дочь известного русского писателя Л. Н. Толстого Александра Львовна (1884–1979). Именно она и предала гласности упоминавшееся выше «письмо Еремина»{22}.
Из оглашенного текста явствовало, будто бы 12 июля 1913 г. заведующий Особым отделом Департамента полиции полковник Александр Михайлович Еремин «поставил в известность начальника Енисейского охранного отделения ротмистра Алексея Федоровича Железнякова» о том, что И. В. Сталин-Джугашвили с 1906 г. стал давать агентурные сведения по РСДРП, но после избрания его в 1912 г. членом ЦК партии от дальнейшего сотрудничества уклонился (фото 33){23}.
В день проведения этой пресс-конференции вышел очередной номер американского журнала «Лайф», датированный, однако, 23 апреля. На его страницах впервые появилось в печати факсимиле этого «документа». Публикация сопровождалась статьей одного из первых биографов И. В. Сталина, И. Левина. Последний утверждал, что «письмо» было вывезено после Гражданской войны в Маньчжурию, оттуда попало в США в руки профессора-эмигранта М. П. Головачева, который передал его бывшему русскому послу Б. А. Бахметеву и еще двум русским эмигрантам, которые в 1947 г. ознакомили с ним И. Левина. Последний связался с бывшим жандармским генералом А. И. Спиридовичем и получил от него подтверждение подлинности этого документа{24}. Летом 1956 г. И. Левин опубликовал книгу «Великий секрет Сталина» и попытался в ней обосновать версию о связях И. В. Сталина с царской охранкой. Однако, несмотря на то что книга составляла более 100 страниц, никаких новых аргументов, кроме названных выше, он фактически не привел{25}.
Одновременно с «письмом Еремина» на страницах «Лайфа» появились воспоминания бывшего советского разведчика А. М. Орлова (настоящая фамилия — Фельбинг), из которых явствовало, будто бы в середине 30-х гг. его знакомый работник НКВД Штейн обнаружил в бывшем кабинете В. Р. Менжинского папку агентурных донесений И. В. Сталина, адресованных на имя вице-директора Департамента полиции С. Е. Виссарионова. С этим открытием Штейн познакомил своего бывшего начальника В. А. Балицкого, с 1934 по 1937 г. возглавлявшего НКВД Украины, тот — И. Э. Якира, а И. Э. Якир — М. Н. Тухачевского, Я. Б. Гамарника и др. Верхи армии стали готовить против И. В. Сталина заговор, он был раскрыт, что и явилось причиной возникновения так называемого дела Тухачевского{26}.
Невероятность «воспоминаний» А. М. Орлова настолько очевидна, что вопрос об их достоверности критиками версии о связях И. В. Сталина с царской охранкой даже не поднимался. Зато вокруг «письма Еремина» на страницах зарубежной прессы сразу же разгорелась бурная полемика. Ее материалы сравнительно недавно были собраны и опубликованы Ю. Фельштинским в книге «Был ли Сталин агентом охранки?»{27}.
Один из участников этой дискуссии, Г. Аронсон, обратил внимание на то, что в «письме Еремина» И. В. Джугашвили именуется Сталиным, хотя летом 1913 г. под этим литературным псевдонимом его почти никто не знал{28}, а также на то, что за месяц до «написания» письма, 11 июня 1913 г., А. М. Еремин был освобожден от должности заведующего Особым отделом Департамента полиции и назначен начальником Финляндского жандармского управления{29}.
Тогда же «письмо Еремина» было подвергнуто экспертизе сотрудником Нью-Йоркского университета, криминалистом по профессии, Мартином Тейтелем, который обратил внимание на несовпадение оформления этого письма с оформлением некоторых других документов, вышедших в это время из стен Особого отдела Департамента полиции, и поставил под сомнение подпись А. М. Еремина{30}.
Обнародование результатов экспертизы М. Тейтеля не понравилось правительству США, и Сенат начал специальное расследование, в результате которого было обращено внимание на ряд ошибок и неточностей, допущенных М. Тейтелем, но одно из главных его заключений о расхождении в оформлении «письма Еремина» и других документов Особого отдела Департамента полиции того же времени Сенату опровергнуть не удалось{31}.
В ходе развернувшейся полемики было приведено много неудачных аргументов как с одной, так и с другой стороны. Но подавляющее большинство историков встретило «письмо Еремина» скептически, и его подлинность вызвала большие сомнения. С тех пор за рубежом появилось много книг и статей о Сталине, но версия о его связях с царской охранкой не получила распространения{32}.
Одно из немногих исключений в этом отношении представляет лишь книга бывшего американского разведчика, дипломата и журналиста Эдварда Смита «Молодой Сталин»{33}. Э. Смит вынужден был признать сомнительность «письма Еремина», но без всяких доказательств предложил новую версию, согласно которой И. В. Сталин стал секретным сотрудником не в 1906 г., а после исключения из семинарии, в 1899 г.{34}.
Отказавшись от использования «письма Еремина», Э. Смит выдвинул некоторые новые «аргументы» в пользу версии о связях И. В. Сталина с охранкой. Так, обратив внимание на то, что в 1906 г. в протоколах IV (Стокгольмского) съезда РСДРП И. В. Сталин фигурирует под фамилией Иванович, а в стокгольмской гостинице он проживал под фамилией Виссарионович, Э. Смит сделал вывод о том, что в Стокгольме И. В. Сталин жил по паспорту, выданному ему не партией, а Департаментом полиции. Смехотворность этого «открытия», сделанного бывшим разведчиком, поражает. Иванович — это партийный псевдоним, а Виссарионович — фамилия для легального проживания. Но даже если бы было установлено, что И. В. Сталин имел два паспорта на обе названные выше фамилии, полицейское происхождение одного из них требовало бы доказательств, которые в книге Э. Смита отсутствуют{35}.
Столь же «убедительно» и другое его «научное открытие». Исходя из того, что в 1909 г. из сольвычегодской ссылки И. Джугашвили бежал в июне, а паспорт, с которым его задержали в 1910 г., был выдан в мае 1909 г., Э. Смит тоже сделал вывод о полицейском происхождении этого документа. Между тем, если И. В. Сталин использовал чужой паспорт, он мог быть выдан в любое время. Любую дату можно было поставить в паспорте и в том случае, если он являлся фальшивым{36}.
Подобный же характер имеют и другие аргументы, использованные Э. Э. Смитом.
С тех пор об И. В. Сталине за границей написано много книг. Однако никаких доказательств в пользу версии о его связях с царской охранкой зарубежным историкам привести не удалось. И все попытки возрождения этой версии связаны лишь с повторением тех «открытий», которые были сделаны Исааком Левиным и Эдвардом Смитом.