БАРМАЛЕЙ

БАРМАЛЕЙ

Этого своего многолетнего оппонента, директора Института этнографии АН СССР академика Юлиана Владимировича Бромлея Гумилев прозвал Бармалеем. Настало время сказать хотя бы несколько слов о нем, тем более что разговор выйдет далеко за рамки академических споров. Ученики Бромлея (Галина Старовойтова) и его ставленники (Валерий Тишков) много лет влияли и влияют на национальную политику Российского государства.

Юлиан Бромлей – сын профессора истории Владимира Сергеевича Сергеева и Натальи Николаевны Бромлей, машинистки наркомата иностранных дел, позднее преподававшей английский язык (в том числе на историческом факультете МГУ). Юлиан родился в гражданском браке, а потому был записан на фамилию матери, происходившей из семьи обрусевших англичан.

Эта семья ведет свою родословную от англичанина, который жил во Франции, а потому был мобилизован в армию Наполеона. Во время кампании 1812 года его, раненого, приютила какая-то «богатая латгальская вдова», родившая от него четырех сыновей. Так потомки английского солдата французской армии остались в России. В 1857 году братья Бромлей разбогатели настолько, что построили в Москве завод, который существует, разумеется, под другим названием, и в наши дни (Московский станкостроительный завод «Красный пролетарий»). Но уже дед Бромлея совершенно разорился, так что в 1917-м Наталья Бром лей к «господствующему классу» не принадлежала.

Юлиан родился в 1921 году. В 1939-м поступил на физический факультет МГУ, но долго учиться ему там не пришлось: в том же году его призвали в Красную армию. Начало Великой Отечественной он встретил авиамехаником на аэродроме под Брестом. В обороне легендарной крепости Бромлей не участвовал. Вместе с одним летчиком они нашли грузовик-полуторку, заправили топливом бензобак и рванули на восток, обогнав колонну немецких танков. Вскоре товарищи присоединились к отступающим частям Красной армии.

О дальнейшей службе Ю.В.Бромлея в армии известно мало. Закончил войну на 1-м Белорусском, принимал участие в Берлинской операции. Как и Гумилев, был награжден только медалями «За взятие Берлина» и «За победу в Великой Отечественной войне» и демобилизовался то ли в октябре, то ли в ноябре 1945-го, опятьтаки приблизительно в одно время с Гумилевым.

Хотя Бромлей отслужил в армии шесть лет, он дослужился только до звания старшего сержанта.

Восстанавливаться на физфаке Бромлей не стал. Теперь он выбрал другую, более перспективную для себя специальность – поступил на исторический факультет МГУ, где вскоре стал специализироваться у академика Бориса Дмитриевича Грекова. По словам этнографа Севьяна Израилевича Вайнштейна, который знал Бромлея с университетских лет, выбор научного руководителя Бромлей считал самой большой удачей в жизни.

Академик Греков был покровителем влиятельным, даже могущественным, а Бромлей был ему полезен. В 1950-м Бромлей окончил университет, и Борис Дмитриевич тут же взял его к себе в Институт славяноведения АН СССР.

Но и сам Бромлей не терял времени даром. Уже в студенческие годы он стал секретарем комсомольской организации на кафедре истории южных и западных славян. Этнограф Ю.И.Семенов, видимо, не зря называл Бромлея «искушенным в различного рода интригах, которые велись в научном и околонаучном мире». И после смерти академика Грекова (1953) Бромлей всегда находил влиятельных покровителей. Он защитил кандидатскую диссертацию по теме «Усиление феодального гнета в хорватской деревне в XVI в. и крестьянское восстание 1573 г.», а в 1958-м уже стал ученым секретарем отделения истории АН СССР! Ему тогда было всего тридцать семь лет. В 1965-м он защитил докторскую («Становление феодализма в Хорватии») и получил просто фантастическое назначение – пост директора Института этнографии Академии наук.

Этнографы были возмущены, ведь Бромлей, историк-медиевист, никак не был связан с их наукой. Против Бромлея выступил известный ленинградский этнограф Рудольф Фердинандович Итс, его поддержали коллеги: они просили отдел науки ЦК КПСС не утверждать Бромлея. Даже сторонники Бромлея признавали, что ему не хватало этнографических знаний. Но позиции Бромлея в ЦК, видимо, были несокрушимы. Отдел науки Бромлея утвердил, и 1 января 1966 года он стал директором института. Этот пост он оставит только двадцать три года спустя, передав власть своему бывшему заместителю Валерию Тишкову, который возглавляет институт и по сей день.

«Эпоху Бромлея» в институте, однако, и теперь вспоминают добром. Бромлей оказался не только успешным карьеристом, но и отличным организатором. По словам известного социолога и сексолога Игоря Кона, Бромлей превратил «Институт этнографии в крупный центр изучения национальных отношений».

Если отличать теоретическую этнологию от собственно этнографии – описания традиционного быта и нравов народов, преимущественно отсталых, то у Бромлея, пожалуй, не меньше оснований считаться этнологом, чем у Льва Гумилева. Бромлей возродил интерес к изучению теории этноса, этнопсихологии, к исследованиям национального характера, кажется, совершенно оставленный после Широкогорова, Бромлей поддерживал перспективные научные идеи и проекты, способствовал развитию этносоциологии.

Науке противопоказан изоляционизм, и Бромлей охотно отправлял сотрудников института в командировки на международные симпозиумы и конгрессы; пробивал командировки даже беспартийным сотрудникам.

Бромлей оказался настолько дальновиден и умен, что не стал сводить счеты с учеными, протестовавшими против его назначения, а предпочел найти с ними общий язык. В результате тот же Рудольф Фердинандович Итс, заведующий кафедрой этнографии ЛГУ, крупный ученый и, по словам С.Б.Лаврова, «очень порядочный, хороший человек», написал хвалебную рецензию на монографию Бромлея «Этнос и этнография». В 1982-м Бромлей даже назначит Итса заведующим Ленинградским отделением института. Так вместо влиятельного и авторитетного врага он обрел союзника.

Для понимания личности Бромлея характерен следующий эпизод. В 1948 году молодой этнограф С.И.Вайнштейн, вернувшись из экспедиции, написал на имя Г.М.Маленкова письмо, где рассказал о бедственном положении кетов, древнего сибирского народа. Кетов заставляли почти всю выловленную рыбу сдавать государству, а они традиционно кормились только рыбной ловлей и охотой. За это письмо Вайнштейна исключили из комсомола, обвинив в клевете на национальную политику партии и правительства. Бромлей, тогда уже член партбюро, не помешал исключению, но после пришел утешать товарища и сохранил с ним хорошие отношения.

В жизни Бромлей был человеком, видимо, приятным и незаносчивым, несмотря на свой карьеризм. Козлов вспоминает об их совместной поездке в Лондон в 1978 году. Советских ученых поселили в небольшой гостинице. Козлов обнаружил, что в его номере «нельзя пользоваться кипятильником. В номере же Бромлея такая возможность была, и директор по утрам в пижаме, пока его супруга нежилась в постели», приносил Козлову «кружку кипятка для завтрака и бритья».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.