ЭТНОГЕНЕЗ И БИОСФЕРА

ЭТНОГЕНЕЗ И БИОСФЕРА

— «Этногенез и биосфера Земли»? Вы знаете, да, была такая книга. Удивительно интересная! Я ее с удовольствием прочитала. Правда, ее совсем зачитали, не помню, оставили ее на полке или нет, — говорила мне пожилая женщина, библиотекарь подсобного фонда Российской государственной библиотеки.

Главную книгу Льва Гумилева я впервые прочитал в 1993 году. Это было одно из многочисленных тогда пиратских изданий. Теперь в моей библиотеке стоит и новенький, хорошо изданный томик «Этногенеза». Но ни в пиратских изданиях начала девяностых, ни в современных качественных изданиях «Астрели» и «Айрис-пресс» не сохранилась вступительная статья профессора, этнографа Рудольфа Фердинандовича Итса, которая предваряла первое и второе издание «Этногенеза». В моем родном городе найти первое издание оказалось трудно. В одной библиотеке книга была столь зачитана, что ее пришлось отправить на реставрацию. Из другой вообще исчезла. Пришлось отправиться в Ленинку. Но и там «Этногенез» нашли не сразу. Тысячи читателей центрального подсобного фонда Ленинки привели книгу в негодность, пришлось искать другой экземпляр.

Но фантастический для научной книги успех придет на рубеже восьмидесятых и девяностых, а в середине семидесятых годов Гумилева неожиданно перестали печатать.

Вскоре после статьи Козлова двери издательств и редакции журналов стали все чаще закрываться перед Гумилевым. С Козловым Гумилев пикировался с 1971 года и теперь снова решил вступить в спор. В начале 1975-го Гумилев направил письмо в редакцию «Вопросов истории», приложив к нему свой ответ Козлову. Журнал долго не отвечал Гумилеву, дважды главный редактор член корреспондент Академии наук В.Г.Трухановский собирал редколлегию, но ответ Гумилева так и не вышел. Трухановский сообщил Гумилеву, что публикации помешал академик Бромлей, директор Института этнографии. Если учесть, что ближайшим соратником Бромлея был Козлов (они даже часто выступали в соавторстве), то можно предположить, что именно Юлиан Владимирович стоял за публикацией антигуми левской статьи.

Но у Гумилева и без Бромлея хватало влиятельных недоброжелателей. В 1977-м и 1978-м Трухановский дважды заказывал Гумилеву большие статьи по истории евразийских кочевников, и дважды их не пускал в печать академик Рыбаков, причем вторая статья уже прошла редактуру и была сверстана для журнала. Гумилева перестал печатать даже родной «Вестник ЛГУ». В 1976 году главный редактор отклонил новую статью Гумилева «Факторы этногенеза». Так прервался знаменитый цикл «Ландшафт и этнос» (Гумилев называл его «сюитой»).

Биографы Гумилева и его ученики представляют травлю Гумилева как нечто исключительное. Между тем с подобными препятствиями сталкивались многие историки, чьи воззрения расходились с общепринятыми в советской науке. Вот только один пример. Блистательный медиевист Арон Яковлевич Гуревич считал себя человеком исключительно счастливым, просто баловнем судьбы. Но вот журнал «Вопросы истории» двадцать лет его не печатал (Гумилева этот журнал не печатал восемнадцать лет). Гуревич с конца пятидесятых по 1973 год был постоянным автором престижного сборника научных трудов «Средние века». Но однажды Гуревичу устроили проработку: он, оказывается, преувеличил роль католической церкви. Так его перестали печатать и «Средние века».

Полного запрета на публикации Гумилева не было. С ним продолжал сотрудничать журнал «Природа». Статьи Гумилева выходили в научных сборниках, в «Ученых записках» Ленинградского и даже Тартуского университетов. Правда, публикации были в основном проходными. «"Тайная" и "явная" история монголов XII–XIII вв.», «Монголы и меркиты в XII веке» – сюжеты из давно опубликованных «Поисков вымышленного царства». «История колебания уровня Каспия за 2000 лет» – тоже повторение старого.

Исключением была статья «Биосфера и импульсы сознания», одна из программных у Гумилева. Она вышла в двенадцатом номере «Природы» за 1978 год. Редакция журнала вновь, как и в 1970-1971-м, решила завязать дискуссию об этногенезе, тем более что Гумилев переформулировал и уточнил многие понятия по сравнению с рубежом шестидесятых и семидесятых годов и ввел термин «техносфера» – царство мертвых вещей. С техносферой он сопоставил ноосферу Вернадского: «А что дала нам ноосфера, даже если она действительно существует? От палеолита остались многочисленные кремневые отщепы и случайно оброненные скребки да рубила; от неолита – мусорные кучи на местах поселений. Античность представлена развалинами городов, а Средневековье – замков. Даже тогда, когда древние сооружения целиком доходят до нашего времени, как, например, пирамиды или Акрополь, это всегда инертные структуры, относительно медленно разрушающиеся. И вряд ли в наше время найдется человек, который бы предпочел видеть на месте лесов и степей груды отходов и бетонированные площадки. А ведь техника и ее продукты – это овеществление разума. Что же касается произведений гениальных поэтов или философов, то они остаются в памяти людей, не образуя никакой особой "сферы"».

В этом же номере «Природы» появилась статья историка первобытности Абрама Исааковича Першица и географа Вадима Вячеславовича Покшишевского «Ипостаси этноса». Соавторы работали в Институте этнографии, то есть должны были представить официальную точку зрения советской этнографии. В общем, они так и сделали. При этом критика достаточно сдержанная, вполне академичная, без «запрещенных приемов», к которым недавно прибегал Козлов. Тяжелая артиллерия советских этнографов с ее бронебойно-зажигательными обвинениями в антимарксизме и фашизме на этот раз молчала. Авторы с Гумилевым не соглашались, но не нарушали этики нормального научного спора.

Сама дискуссия в авторитетном академическом журнале показывает, что даже после третьей статьи Козлова Гумилева признавали вполне профессиональным ученым, с которым не зазорно спорить на страницах солидного издания.

В 1975 году Ученый совет географического факультета рекомендовал к печати «географическую» диссертацию Гумилева, но издательство ЛГУ отказалось ее публиковать. Через два года Гумилев предложил рукопись «Этногенеза» издательству «Наука». На этот раз Гумилев заручился еще более основательной поддержкой. Он получил десять положительных рецензий, включая отзыв доктора биологических наук Н.Н.Смирнова, заместителя председателя биологической секции и международной секции Научного совета по проблемам биосферы Академии наук СССР. Вновь свою рекомендацию дал ученый совет геофака ЛГУ. Но издательство согласилось печатать книгу только под грифом Института этнографии и направило рукопись академику Бромлею, который такого грифа, конечно, не дал. Одновременно «Наука» не приняла у Гумилева заказанную для популярной серии небольшую книгу «История природы и история людей».

После двойной неудачи с издательством «Наука» стало ясно, что в ближайшее время напечатать «Этногенез» в советском издательстве не удастся, а переправлять за границу и печатать главный труд жизни в каком-нибудь Париже Гумилев не мог и не хотел. Во-первых, книга была вовсе не антисоветской, а потому для диссидентского движения ценности не представляла. Во-вторых, сам Гумилев не любил диссидентов. Печатать «Этногенез» надо было на родине, но как это сделать? И Гумилев решил депонировать свою книгу во Всесоюзном институте научной и технической информации (ВИНИТИ).

Депонированная рукопись – это нечто среднее между нормальным изданием и анабиозом в ящике письменного стола. Однако и на это кладбище идей, концепций, сочинений надо было еще попасть. 30 октября 1978 года ученый совет ЛГУ представил рукопись Гумилева к депонированию, но только в первых числах марта следующего года Гумилев депонировал первые десять листов своей книги. Гумилев не терял времени даром: он расширял текст, дополнял, переписывал. В конце концов объем рукописи вырос почти на треть, и ВИНИТИ согласился принять ее разделенной на три выпуска.

После депонирования первой части случилась заминка: сотрудница ВИНИТИ О.Н.Ансберг чуть было не «зачитала» вторую и третью части, Гумилев даже пригрозил ей уголовной ответственностью. Только в октябре 1979-го депонирование было закончено. Так началась жизнь одной из самых оригинальных книг XX века.

В отечественной исторической мысли «Этногенез и биосфера Земли» не имел аналогов, потому что даже «Россия и Европа» Н.Я.Данилевского уступала книге Гумилева во всех отношениях – от стилистики до строгости научной терминологии. До 1979 года пассионарная теория этногенеза была распылена между двумя десятками статей, опубликованных научными журналами. Теперь Гумилев не только собрал все статьи, все идеи, мысли, догадки в одной книге, но и внес изменения. Именно по «Этногенезу и биосфере» надо изучать теорию Гумилева.

Всякое совершенное литературное произведение – загадка для читателя и критика, а «Этногенез» принадлежит и науке, и литературе. Несмотря на устрашающую терминологию, на чрезвычайную сложность самого предмета, на непривычность исследования, книга Гумилева читается на одном дыхании. Если красота – в самом деле критерий истинности научной теории, то теорию Гумилева следовало признать безупречной.

Но красота «Этногенеза» куплена дорогой ценой. Не зря Николай Глотов еще десять лет назад предостерегал Гумилева от красивых, но поспешных умозаключений, от изящных, но недоказанных гипотез. Трактат Гумилева соединил замечательные наблюдения, тонкие догадки, необычайные прозрения с многочисленными натяжками и упрощениями. Но еще удивительнее другое: сочетание в трактате науки с вероучением.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.