ВРЕМЯ ГУМИЛЕВА
ВРЕМЯ ГУМИЛЕВА
Вторая половина 1987 года – начало невиданного взлета его славы. Осенью Гумилев прочитал в обществе «Знание» цикл лекций о славяно-русском этногенезе. В ноябре 1987-го «Вопросы истории» напечатали его статью «Люди и природа Великой Степи». Еще одну статью напечатали «Известия ВГО». Следующие годы – с 1988-го и по 1992-й – печатали всё, что Гумилев только предлагал. За один 1988 год у него вышло больше публикаций, чем за предыдущие десять лет.
Прошли времена, когда Гумилев пытался пристроить свою статью или исторический очерк. Теперь ему заказывали, его упрашивали, ему предлагали. 1 января 1988-го Лев Аннинский просил у Гумилева для только что созданной в «Дружбе народов» рубрики «Нация и мир» фрагмент из «Этногенеза и биосферы» страниц на тридцать или сорок.
Публикации в литературных «толстяках» принесли ему сотни тысяч новых читателей. В апрельском номере журнала «Знамя» за 1988 год вышла «Биография научной теории, или Автонекролог». Тираж этого журнала тогда достигал полумиллиона экземпляров, и все они расходились по подписке или в розницу. Значит, только эта публикация дала Гумилеву, по крайней мере, полмиллиона читателей.
«Биография научной теории» – самое сжатое и в то же время увлекательное изложение пассионарной теории этногенеза. Гумилев рассказал об истории своего открытия, о системном подходе, этнической иерархии, о влиянии ландшафта на этнос, об этногенезе, комплиментарности, даже о собственной жизни и способах исторического познания. Всё это – на нескольких страничках. Своего рода шедевр. Текст с литературной точки зрения безупречный, без единого лишнего слова.
За последние четыре года жизни у Гумилева вышло пять книг, а ведь еще в середине восьмидесятых Гумилев, кажется, уже потерял надежду напечатать при жизни книгу, потому и решил депонировать в ВИНИТИ рукописи двух своих новых монографий: «Тысячелетие вокруг Каспия» и «Древняя Русь и Великая степь». Они считались, соответственно, четвертой и пятой частями трактата «Этногенез и биосфера Земли».
«Тысячелетие» – взгляд на историю Центральной Азии, Ближнего Востока, Европы и даже Китая с точки зрения пассионарной теории этногенеза. Здесь Гумилев показывает, как работает его теория этногенеза, если ее применить для анализа исторического процесса.
С «Древней Русью» дело обстоит несколько сложнее.
Судя по отзыву Д.С.Лихачева, первоначально «Древняя Русь и Великая степь» состояла всего из трех частей, причем ее центральной частью был отвергнутый редакторами «Прометея» «Зигзаг истории». К «Зигзагу истории» Гумилев написал «Введение», историко-географический обзор и «Эпилог». Так сформировалось ядро будущей книги. Временные рамки ее ограничивались XII веком, преддверием будущей «погибели земли русской».
Но откуда же взялось все остальное, ведь окончательный вариант «Древней Руси» вдвое длиннее, а его хронологические рамки простираются до первой трети XV века? В этом нам поможет одно малоизвестное интервью, которое Гумилев дал для специального выпуска «Альманаха библиофила», посвященного монгольской книге.
«Работая над книгой "Деяния монголов", половина которой – десять листов – уже готова, рассматривая исторические события с точки зрения пассионарной теории этногенеза, я пришел к фантастическому выводу: войны монголов были оборонительными. Их все время трогали и вынуждали обороняться. А они давали сдачи так сильно, что побеждали. Ведь поводом для битвы под Козельском послужило убийство монгольских послов князем Мстиславом Черниговским. Войны с Венгрией, Хорезмом, Южным Китаем были вызваны теми же причинами, а не тягой к грабежу».
Эти мысли хорошо знакомы читателю гумилевской «Древней Руси». В 1989 году «Деяния монголов» вошли в ее состав, подарив название 4-й части. Как это произошло, мы точно не знаем. Интервью Гумилева опубликовано в 1988-м, но записано было, вероятно, еще в 1987-м. Значит, Гумилев решил вместо двух книг издать одну, зато гораздо более солидную. Возможно, решение это он принял не без влияния своего редактора.
Редактировал «Древнюю Русь и Великую степь» Андрей Геннадьевич Шемарин, будущий банкир и писатель. Лев Николаевич, не терпевший редактирования и редакторов, с Шемариным подружился и даже собирался вместе с ним выпить водки, хотя тот и задавал Гумилеву «самые интимные, самые ехидные вопросы», а сама редактура заняла два года.
За полгода до появления «Древней Руси» издательство Ленинградского университета наконец-то выпустило «Этногенез и биосферу Земли». Отзыв на книгу написал Лихачев, а вступительную статью – Рудольф Итс, заведующий кафедрой этнографии ЛГУ, вообще-то никогда не признававший пассионарной теории этногенеза. Итс вышел из положения, не покривив душой. Он оценил главный научный труд Гумилева прежде всего как первоклассное литературное произведение, осторожно заметив, что не знает ни одного этнографа, который принимает эту оригинальную теорию этногенеза.
Из предисловия Рудольфа Итса к первому изданию «Этногенеза и биосферы Земли»: «Сознаюсь, что чтение увлекательных по манере изложения книг Льва Николаевича Гумилева… нередко создавало у меня иллюзию чтения некоего научно-фантастического романа, где объективные факты истории соседствуют с блестящими логическими пассажами и даже домыслами, выстроенными в гипотетические цепи. <…> Хотя автор допускает резкие суждения и обороты, нельзя не отдать должное яркости и даже определенной злободневности его описаний. <…> Особенно автору удались описания мрачно-трагических периодов в жизни этноса, которые он иллюстрирует примерами из истории Древнего мира…».
Честный, осторожный и консервативный Итс был, конечно, не одинок. Теорию Гумилева в научном мире теперь не только ругали, но и обсуждали. Академические «Народы Азии и Африки» (с 1991 года – журнал «Восток») откликнулись на «Этногенез» и «Древнюю Русь» доброжелательными, хотя и несколько ироничными рецензиями М.И.Чемерисской.
Наступило время Гумилева. Тираж первого издания «Этногенеза» – 11 тысяч – был личным рекордом Гумилева, однако для 1989 года он был уже явно недостаточен. Книгу расхватали, с первых же дней она превратилась в библиографическую редкость. Достать ее в Ленинграде или Москве было практически невозможно. Вячеславу Огрызко – а ведь он был главным редактором «Литературной России» – удалось купить «Этногенез» только в далеком Кемерово. В 1990 году «Гидрометеоиздат» выпустил «Этногенез» уже потрясающим для научной книги тиражом – 50 тысяч, но и на этот раз книга очень быстро разошлась.
В том же 1990-м издательство «Наука» тридцатитысячным тиражом напечатало лекционный курс Гумилева под предельно наукообразным, но бессмысленным названием «География этноса в исторический период». В «Советском писателе» стотысячным тиражом вышли беседы Гумилева и Панченко, а еще год спустя в уже совсем не советском, охваченном азербайджанским национализмом Баку напечатают «Тысячелетие вокруг Каспия».
Гумилев становился звездой.
В 1989 году на Ленинградском телевидении записали пятнадцать лекций Гумилева, в том же году наконецто пустили в эфир цикл лекций, записанных на Ленинградском радио в 1981 году. Теперь о Гумилеве и его теории этногенеза узнали миллионы.
Есть сведения, что Гумилев уже в 1990-м году начал получать престижные премии. Но документальных подтверждений этому немного. В «Хронике» Ольги Новиковой упомянуто, будто в 1990 м Ленинградский университет наградил Гумилева «первой премией» за «Этногенез и биосферу Земли». Между тем сохранился документ, опубликованный, между прочим, даже на сайте «Гумилё вика». Это диплом о присуждении Гумилеву университетской первой премии за «Этногенез и биосферу Земли», но датирован он 25 января 1993 года. Гумилева уже полгода не было на свете.
В 1991 году М.И.Чемерисская начала свою рецензию на «Древнюю Русь и Великую степь» так: «Большая радость, но вместе с тем и больше ответственность – начать рецензию с поздравления: осенью минувшего года Л.Н.Гумилев за книгу "Древняя Русь и Великая степь" удостоен Государственной премии». Однако больше ни в одном источнике нет упоминаний о награждении Гумилева этой премией, второй по значимости после Ленинской. Да и сам Гумилев ни разу не упоминал о Государственной премии, а ведь он любил признание и славу, так что вряд ли из скромности не сообщил бы о такой награде. Документы, подтверждающие это награждение, тоже не известны. Значит, Чемерисская путает. Возможно, речь идет о награждении Гумилева премией им. А.В.Луначарского или о том, что Книжная палата СССР назвала «Древнюю Русь и Великую степь» лучшей книгой 1990 года.
Позднее Гумилев получит много наград, от азербайджанской «Алмазной звезды Гаджи Зейналабдина Тагиева» до премии «Вехи», присужденной Государственной Думой РФ. Но все они будут посмертными.
Вершиной его успехов стало бы избрание в Академию наук. Его кандидатуру выдвинули в 1990 году географы, но обстоятельства этого события неясны. Официальная версия, представленная повсюду, от Википедии до «Хроники» Новиковой, выглядит так. 15 мая 1990 года в Географическом обществе отмечали двадцатипятилетний юбилей пассионарной теории этногенеза. Среди участников был молодой географ, лимнолог, бывший морской офицер Леонид Колотило, он первым и предложил выдвинуть Гумилева в Академию наук. Инициативу поддержали.
Но Анатолий Чистобаев утверждает, что именно он предложил выдвинуть Гумилева в Академию, и было это на Ученом совете, который состоялся сразу после закрытия проходившего в Казани IX съезда Всесоюзного географического общества. Съезд проходил в сентябре 1990-го. Академик Трешников в то время уже тяжело болел и в Казань не приехал. Руководил работой съезда Сергей Лавров, который, как ни странно, предложение Чистобаева не поддержал, отмолчался. Невозможно представить, что Чистобаев не знал о майском выдвижении Гумилева. Так или иначе, в Академию ученого выдвинули, но 7 декабря 1990-го на заседании Президиума Академии наук Гумилева забаллотировали.
Из воспоминаний Саввы Ямщикова: «…мы с Львом Николаевичем на кухне, и позвонили из Москвы: сообщили Гумилеву, что он не избран в членкоры. <…> Я попробовал сгладить ситуацию: "Лев Николаевич, вы расстроились…" Он и тут всё обратил в шутку: "Савелий, бросьте! Ну есть немножко осадок. Но разница только в том, что, если бы я получил звание, мы бы выпили одну бутылку, а теперь нужно две, потому что вроде бы я и достоин, а в то же время нет"».
Решение президиума было предопределено. Еще несколько лет назад именно комиссия Отделения истории АН СССР до последнего выступала против даже публикации работ Гумилева. Спустя всего четыре года превратить изгоя в академика – это было слишком. Академия наук в позднесоветские времена представляла собой закрытую корпорацию, со своими правилами игры, традициями, особой системой личных связей. Одного научного авторитета для вступления в Академию могло и не хватить. Игорь Михайлович Дьяконов был в научном мире намного более авторитетным человеком, чем Гумилев, однако и его в Академию не пустили. Возможно, припомнили востоковеду нарушение академической субординации – многолетнюю вражду с В.В.Струве. Пришлось Дьяконову, крупнейшему в России специалисту по истории Древнего Востока, довольствоваться статусом академика Российской академии естественных наук (РАЕН).
Всего три недели спустя после неудачи в АН СССР академиком РАЕН стал и Гумилев, его избрали 29 декабря 1990-го.
РАЕН создали в августе 1990-го в противовес бюрократизированной Академии наук. Когда Гумилева избирали в РАЕН, статус и дальнейшая судьба этой Академии были неясны. В наши дни РАЕН – общественная организация с репутацией весьма двусмысленной. Ее академиками становятся как настоящие, серьезные ученые, так и личности, далекие от науки, — астрологи, рериховцы, альтернативные медики и т. п. Действительными членами РАЕН избраны Григорий Грабовой и Михаил Горбачев, Виктор Петрик и Рамзан Кадыров. Но в 1990-м о таких чудесах еще не ведали, а потому Лев Николаевич был, видимо, доволен. До конца дней будет подписываться: «академик РАЕН Л.Н.Гумилев».
В годы всеобщего признания и громкой славы противники Гумилева никуда не исчезли. В «Советской этнографии» с новой антигумилевской статьей выступил Виктор Козлов. В 1990 году вышла многострадальная полемическая статья Якова Лурье, написанная еще по горячим следам дискуссии между Гумилевым и Рыбаковым. Лурье, как мы помним, основательно прошелся не только по Гумилеву, но и по могущественному в начале семидесятых академику. Однако Лурье дали понять, что антирыбаковскую часть статьи следует убрать. Он поступил иначе: напечатал свою статью восемнадцать лет спустя, когда появилась возможность критиковать и не таких светил, как Рыбаков.
В апрельском номере «Невы» за 1992 год под рубрикой «Политический клуб "Альтернатива"» появилась целая подборка ан тигумилевских материалов. Открывалась она гневным (с обвинениями в антисемитизме) письмом в редакцию некого Александра Тюрина. Критика Игоря Дьяконова и Льва Клейна была мягче, причем Игорь Михайлович даже заинтересовался теорией этногенеза, а Лев Клейн защитил Гумилева от обвинений в антисемитизме.
У Гумилева оказалось много не только оппонентов, но и недоброжелателей и даже врагов. Однажды я заказал в Свердловской областной научной библиотеке журнал «Знамя», чтобы своими глазами увидеть первую публикацию гумилевского «Автонекролога». Оказалось, что какой-то неведомый читатель, скорее всего как раз в том далеком 1988-м, оставил на статье Гумилева довольно злобные комментарии синей шариковой ручкой. А завершил и вовсе потрясающей фразой: «Да сдохни скорее, уж из ума выжил». От всей души надеюсь, что галантный Лев Николаевич первым пропустил неизвестного читателя в царство теней. Но такой комментарий – тоже свидетельство популярности. Бессильная злоба недоброжелателей – тоже своего рода награда.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.