ГЛАВА 6 БИТВА ПРИ ПУАТЬЕ

ГЛАВА 6

БИТВА ПРИ ПУАТЬЕ

Едва оправившись от чумы, Франция решительно двинулась к новым военным столкновениям с соседом-неприятелем, — столкновениям, которые привели к разрушительным последствиям и стали определяющими событиями в жизни Ангеррана VII. Внешним врагом государства являлась Англия, но причина воинственных устремлений заключалась в самой Франции, где централизованной власти противились автономные территориальные единицы, норовившие решать внутренние дела по своему усмотрению.

В августе 1350 года Филиппу VI наследовал его сын Иоанн II, который мог бы послужить Никколо Макиавелли прототипом для создания литературного образа Антигосударя. Аполитичный и импульсивный, Иоанн II то и дело принимал необдуманные решения, не учитывая последствий. Отличавшийся личной храбростью, он потерял половину своего королевства и к тому же попал в плен к неприятелю, оставив страну в тяжелые времена без единоначалия. Подданные с удивительной снисходительностью называли его Иоанном Добрым, вероятно имея в виду, что он «щедр на милости», или просто считали его «добрым малым». Однако, возможно, это прозвище пристало к нему после того, как однажды он кинул свой кошелек служанке, чье ведро с молоком перевернули его борзые.

Взойдя на трон, Иоанн II принял страну после чувствительных поражений, которые потерпела Франция в прошлом десятилетии, и в первый же день своего правления обязал своих приближенных быть готовыми выступить по его призыву против врага, «когда придет время». Перемирие, достигнутое после падения Кале и возобновленное во время чумы, действовало до апреля 1351 года. Унаследовав пустую казну, Иоанн II не имел средств на содержание армии и не мог начать военные действия без пополнения военных ресурсов. Все же он попытался выяснить причины поражений в сражениях при Креси и Кале и намеревался приступить к военным реформам.

Первым самостоятельным действием Иоанна II стала казнь коннетабля Франции графа д’Э и де Гина, троюродного брата Ангеррана VII — человека с большими связями и «такого любезного и учтивого, что все им восхищались: и сеньоры, и рыцари, и девицы, и дамы». В 1345 году д’Э попал в плен к англичанам, сражаясь с ними при Кане, но собрать выкуп, назначенный королем Эдуардом, он не сумел. Когда дело касалось знатных и, как считалось, богатых пленников, Эдуард не позволял себе руководствоваться бытовавшей в то время нормой, определявшей, что выкуп за рыцаря не должен превышать его годового дохода. Пробыв в плену около четырех лет, д’Э получил свободу, отдав за свое освобождение английскому королю замок и графство Гин, соседствовавшее с Кале, что укрепило позиции англичан на севере Франции. Иоанн II посчитал этот поступок вероломством, потому и приказал казнить графа. Когда друзья д’Э попросили короля сохранить графу жизнь, Иоанн молча их выслушал и затем вынес вердикт: «Вы получите его тело, а я — его голову».

Ничего худшего Иоанн сделать не мог. Он приказал казнить д’Э (а затем и многих других высокородных людей) без публичного суда пэров, чем отдалил от себя французскую знать, в поддержке которой он чрезвычайно нуждался. Если д’Э в самом деле предал французского короля (что так и не установлено), Иоанну II следовало объяснить свои действия, но он был своенравным или просто тупоголовым, чтобы понять разумность доверительных отношений с окружением.

Затем Иоанн II совершил еще одну несуразность. Он назначил коннетаблем Карла Испанского, своего родственника, фаворита и, как говорили, «предосудительного любимца», который ранее и убедил короля казнить графа д’Э и тем самым освободил для себя его место. Коннетабль являлся не только главнокомандующим французскими вооруженными силами, но и руководил снабжением армии, что приносило ему немалый побочный доход. Назначив коннетаблем своего фаворита, король лишь усилил недовольство сеньоров в то время, когда он имел все основания опасаться их тяги к сепаратизму и когда центральная власть более всего нуждалась в единстве.

Иоанн, как и Филипп VI (который был «ung bien hastif homs» — весьма опрометчивым человеком), чувствовал себя неуверенно на престоле, видимо ощущая, что взошел на трон не по праву, и, так же, как и его отец, подозревал свое окружение в измене и вероломстве. Кроме того, видно, уже от матери, Иоанны Бургундской он унаследовал мстительность. Иоанну, несмотря на ее благочестие, называли «жестокосердной особой, безжалостно расправляющейся со своими врагами». Ей приписывали, что в 1341 году она убедила своего мужа казнить пятнадцать знатных бретонцев, пребывавших в плену.

В сороковых годах XIV столетия Иоанн II в течение четырех месяцев осаждал Эгийон, город, занятый англичанами. По словам хронистов, он отвергал все советы своего окружения и, «если принимал какое-либо решение, переубедить его было немыслимо». Не обладая иными талантами, Иоанн II был падок на деньги и умело набивал свой карман. Тем не менее, как все Валуа, он интересовался искусствами, равно как и литературой, читал французский перевод Библии, знакомился с трудами римского историка Ливия, а отправляясь в поход, не забывал захватить с собой книги. Он собрал большую коллекцию гобеленов, а его придворный художник Жерар Орлеанский расписал ему туалетную комнату.

Как и его отец, Иоанн II собрал вокруг себя советников, не отличавшихся ни умом, ни порядочностью. Их презирала знать, ибо они были безродны и ненавидели буржуа за продажность и алчность. Один из них, Симон де Бюси, президент парижского парламента и член Тайного совета, дважды был замешан в мошенничестве, но оба раза нашел выход из положения. Камергер и казначей Робер де Лоррис был обвинен в измене и казнокрадстве, но благодаря заступничеству монарха сохранил за собой обе должности. Жан Пуалевен, обвиненный в растрате, угодил за решетку, но сумел избежать суда, заплатив отступные. Такого рода советники, особенно финансисты, вызывали особое недовольство у всех слоев французского общества.

В апреле 1351 года Иоанн II сделал попытку преобразовать армию. В то время французскую армию составляли наемники и войска феодалов, и ее численность во многом зависела от воли этих сеньоров. Они могли отказать королю в поддержке или отозвать войско во время военных действий. Своим указом король повысил плату за службу в армии и привлек в нее бедных рыцарей для службы на профессиональной основе. Согласно указу, дневной заработок баннерета стал составлять 40 су (два ливра), рыцаря — 20 су, оруженосца — 10 су, пажа — 5 су, пешего солдата — 3 су, слуги — 2,5 су.

В своем указе Иоанн также предусмотрел положение, исключавшее самовольный выход из боя. В документе говорилось, что все солдаты должны подчиняться своему капитану и не покидать поле сражения без приказа, а капитану предписывалось уведомлять вышестоящего командира о том, что он вместе со своим отрядом будет участвовать в предстоящем сражении.

Однако указ оказался неэффективным по причине нехватки денег для комплектования и снабжения армии продовольствием. Обычно рыцари ели пшеничный хлеб, говядину, свинину, баранину и ежедневно пили вино. Солдаты получали вино только по праздникам или во время военных действий, а обычно пили пиво, эль или сидр, а ели ржаной хлеб, горох и бобы. Иногда в рацион входили рыба, сыр, сливочное и оливковое масло, уксус, лук и чеснок. В пищу, несомненно, шла и домашняя птица, но, вероятно, ее приобретение не составляло труда, и потому хронисты в своих трудах об этом продукте питания не пишут ни слова. Для раненых и больных и привилегированной части армии предназначались поставлявшиеся в войска сахар, мед, горчица, специи и миндаль. Во время военных действий поста не придерживались и каждые двенадцать «тощих» дней в месяце ели заменявшую мясо рыбу. Во время походов солдаты питались галетами, соленым и вяленым мясом и такого же приготовления рыбой.

Чем дольше продолжалась война, тем больше требовалось денег на содержание армии. Корона всеми способами старалась поправить свое материальное положение и наконец, без согласования с Генеральными Штатами, парламентом из представителей трех сословий, стала чеканить монеты с более низким содержанием драгоценных металлов, сохранив в то же время прежнюю номинальную стоимость. Однако это привело к росту цен, а в связи с тем, что на рынке главным образом обращались мелкие монеты небольшой номинальной стоимости, нововведение уменьшило покупательную способность простолюдинов, но мало сказалось на достатке банкиров, купцов и знати, чей капитал составляли полноценные золотые и серебряные монеты большой номинальной стоимости. В 1351 году при Иоанне II курс денег шел вниз восемнадцать раз, а в последующее десятилетие — семьдесят.

Аббат Жиль ли Мюизи из Турне посвятил таинству денег такие стихотворные строки:

С монетами вещь непонятная случилась.

Не ведаешь, как с ними поступить.

Бегут туда-сюда, надеешься схватить,

А смотришь — ничего не получилось.

Чтобы объединить вокруг себя рыцарей и поднять их боевой дух, Иоанн II учредил орден Звезды, сообщество увенчанных славой рыцарей, следуя примеру английского короля Эдуарда III, незадолго до этого учредившего в Англии для наиболее прославленных рыцарей орден Подвязки. Ордена подобного рода (вступление в которые сопровождалось специально разработанным ритуалом с принесением клятвы верности королю) служили обеспечению военной поддержки рыцарством, в которой так король нуждался. К примеру, орден Подвязки даже своим названием символизировал тесный круг рыцарей, сплотившихся вокруг короля. Поначалу предполагалось, что число членов этого ордена, которым жаловалась награда, учрежденная при памятных комических обстоятельствах, не должно превышать трехсот человек, наиболее заслуженных рыцарей королевства. Но когда в 1348 году этот орден учредили официально, король посчитал, что число его членов не должно превышать двадцати шести человек. Согласно уставу этого ордена, ни один его член не мог покидать королевство без дозволения короля. Позднее установили, что знак отличия ордена — награду, орден Подвязки — следует носить на колене, «чтобы он служил предостережением рыцарю от проявления малодушия и призывал к доблести, мужеству и геройству». Даже бывалые рыцари испытывали страх в бою с неприятелем.

Во Франции в орден Звезды, учрежденный «во славу Бога и Богоматери, возвеличения рыцарства и приращения его славы и доблести», могло входить до пятисот человек. Членам этого ордена полагалось носить белую блузу, красную или белую мантию с вышитой на ней золотой звездой, красную шляпу, особой выделки эмалевое кольцо, черные чулки и золотистые башмаки. Члены ордена ежегодно собирались на церемониальный праздничный пир в помещении, где вывешивались гербы всех участников, а также усыпанное звездами красное знамя с изображением Богоматери. Во время этого пира каждый член ордена рассказывал «обо всех свершенных им в минувшем году деяниях, как героических, так и постыдных», а писцы все записывали. На основании этих своеобразных отчетов орден определял трех наиболее отличившихся в минувшем году на поле сражения принцев, баннеретов и рыцарей, не принимая во внимание действия членов ордена в локальных конфликтах, не связанные с противодействием внешнему неприятелю. Следует также отметить, что при вступлении в орден Звезды его члены клялись, что во время сражения не отступят по собственному почину более чем на четыре арпана (около шестисот ярдов) и что «плену предпочтут смерть». Но хотя цели подобных рыцарских орденов отвечали велению времени, их форма была отголоском «славного прошлого».

По сравнению с ратным трудом храбрых рыцарей VI столетия, о которых повествуют рыцарские романы, военные действия в XIV столетии по своей форме и содержанию значительно изменились. В рыцарских романах, написанных главным образом в XII веке, рыцари выступают носителями стабильности и порядка, «без которых мир погрузился бы в хаос». Но в XIV веке поиски Святого Грааля насущным целям не отвечали.

И все же и в XIV столетии не обошлось без сугубо рыцарских столкновений, а самым известным стало сражение Тридцати, случившееся в 1351 году. На фоне непрекращавшегося конфликта в Бретани враждовавшие стороны договорились о поединке между бретонцем Робером де Бомануаром, представлявшим французов, и Ричардом Бэмборо, отстаивавшим англо-бретонские интересы. Но того и другого рыцаря вызвались поддержать их сторонники, и в конце концов положили провести бой между партиями по тридцать человек в каждой. Согласно договоренности, вооружение рыцарей составляли мечи, копья, боевые топоры и кинжалы. Сражение длилось до той поры, пока на поле боя не пали шесть человек (четверо, представлявших французскую партию, и двое — англо-бретонскую). После этого, по соглашению, сделали перерыв. Усталый, весь в крови, Бомануар, испытывая жажду, воскликнул: «Напейся, Бомануар, собственной крови, и твоя жажда пройдет!» Сражение возобновилось, закончившись победой французов. Бэмборо и восемь его сторонников были убиты, а остальные попали в плен, чтобы ждать, когда за них внесут выкуп.

Сражение это получило огласку и вызвало разноречивые мнения: одни посчитали его пустой, суетной затеей, другие (таких оказалось больше) — значительным историческим предприятием. Сражение послужило сюжетом для стихотворчества и живописных произведений. Спустя двадцать лет Фруассар встретил при дворе французского короля Карла V Мудрого одного из участников сражения Тридцати. Тот рассказал, что он у короля в большой милости, а сам сравнил себя с сэром Ланселотом.

Иоанн II официально учредил орден Звезды 6 января 1352 года и по поводу этого знаменательного события закатил грандиозный пир, несмотря на ограниченные финансовые возможности. Он приобрел за свой счет необходимую атрибутику и устроил пир в зале, украшенном гобеленами и бархатными, опускавшимися широкими складками драпировками, декорированными звездами и геральдическими лилиями. Пир начался после торжественной мессы, а закончился буйством собравшихся, перебивших изрядную часть посуды. В ту пору, когда рыцари пировали, англичане, почти не встретив сопротивления, заняли замок Гин, комендант которого разделял в то время застолье с другими членами ордена.

На свою беду, члены ордена серьезно отнеслись к клятве не отступать во время сражения. В 1352 году в пору войны в Бретани французский отряд под предводительством Ги де Неля попал в засаду вблизи Морона. Французы могли, прорвав окружение, спастись бегством, но они помнили о клятве не бежать с поля боя и потому сражались, пока все не погибли. Оставшиеся в живых попали в плен к англичанам. В нагромождении тел убитых лишь на третий день после боя нашли тело де Неля. В этом сражении погибли семь французских баннеретов и почти девяносто рыцарей. Такие потери сказались на благополучии ордена, и впоследствии он распался.

В середине XIV столетия во Франции появилась новая политическая фигура — Карл, король Наварры, внук Людовика X, то ли претендовавший на французский престол, то ли жаждавший мщения за причиненное ему зло. В 1353 году ему исполнилось двадцать лет. Он был красноречивым смышленым и обаятельным, но в то же время непостоянным в своих суждениях, хитрым, как лис, и амбициозным, как Люцифер. Он умел склонять на свою сторону приближенных и вести за собой толпу. Подобно Иоанну II, он позволял себе необузданные проявления гнева, но, в отличие от него, был склонен к интригам и вероломству и отличался самоуверенностью, хотя в то же время часто не доводил до конца задуманное, чем вредил самому себе. Постоянной была лишь его ненависть. Он вошел в историю как Карл Злой.

По материнской линии он восходил к династии Капетингов (его мать была дочерью Людовика X), но его родители отказались от всяких прав на корону, признав королем Филиппа VI. Взамен они получили Наварру, однако маленькое королевство амбициям Карла не отвечало, а как граф Эвре он имел большой фьеф в Нормандии, который и стал своеобразным плацдармом для осуществления его воинственных планов.

Первый удар Карл, король Наварры, решил нанести по фавориту Иоанна II, коннетаблю Карлу Испанскому, которому французский король подарил Ангулемское графство, принадлежавшее наваррской короне. Приведя Карла в ярость этим поступком, Иоанн, опасаясь неприятных последствий, предложил ему в жены свою восьмилетнюю дочь Иоанну, однако о приданом даже не заикнулся, чем привел Карла в еще большее раздражение.

Карл решил отомстить Иоанну, устранив его фаворита. Он не признавал полумер и потому положил прибегнуть к убийству Карла Испанского не без учета того, что многие родовитые люди также ненавидят королевского фаворита и потому могут при случае поддержать человека, который его покарает за его злодеяния. Группу исполнителей ужасного замысла возглавил брат Карла Филипп Наваррский, а в группу вошли граф Жан д’Аркур, два его брата и несколько других нормандских аристократов.

Удобный случай представился в январе 1354 года, когда коннетабль приехал в Нормандию. Ночью заговорщики, обнажив оружие, ворвались в его комнату и подняли коннетабля с постели. Карл Испанский встал на колени перед Филиппом и стал молить о пощаде, пообещав за сохранение жизни заплатить выкуп золотом, вернуть Ангулемское графство Карлу, а затем уехать за море, чтобы никогда не вернуться. Жан д’Аркур стал уговаривать Филиппа Наваррского пощадить коннетабля, согласившись с его условиями, но Филипп не стал его слушать и вместе со своими людьми расправился с коннетаблем. Вернувшись к Карлу, Филипп воскликнул: «Дело сделано! Коннетабль мертв!».

Узнав об убийстве своего фаворита, Иоанн II объявил о конфискации фьефа Карла в Нормандии, но чтобы осуществить эту акцию, ему требовались изрядные военные силы.

Хронисты описывают поступки Карла как акт возмездия за причиненное ему зло. Но был ли этот поступок вызван порывом гнева или в его основе лежал холодный расчет? В те времена, когда вседозволенность была в характере облеченных властью людей, странные вспышки насилия случались нередко, что, возможно, являлось следствием «Черной смерти» или выражением безысходности и отчаяния.

В 1354 году в Оксфорде произошел студенческий бунт, который подавили силой оружия, при этом многие студенты погибли, поплатившись жизнью за выступление против власти. Университет закрыли, однако потом король принял меры для обеспечения университетских свобод. В 1358 году, когда Франческо Орделаффи, тиран Форли, известный своим свирепым, необузданным нравом, упорно защищал город от папского войска, сын Людовико осмелился попросить его сдаться, чтобы не вести войну с церковью. «Ты, видимо, не мой сын, а ребенок, оставленный эльфами взамен похищенного!» — свирепо воскликнул Франческо, а когда Людовико повернулся, чтобы уйти, ударил его в спину кинжалом, поразив насмерть. В таком же порыве гнева граф де Фуа, женатый на сестре Карла Наваррского, убил своего единственного законного сына.

Чтобы снизить степень физического насилия, церковь еще в X столетии ввела «Божье перемирие», запрет на насильственные и военные действия в определенные дни: воскресенья и все дни канонически определенных постов и праздников. В эти дни все миряне и даже животные не могли быть подвергнуты вооруженному нападению. Однако это установление, как и вес церковные предписания, походило на решето, сквозь которое просачивались человеческие пороки, не в силах удержаться на его сетке.

Отчеты средневековых английских коронеров показывают, что убийства значительно превышали числом гибель людей от несчастных случаев, при этом преступники избегали судебных разбирательств, используя «особый подход» к вершителям правосудия.

Насилие, характерное для средневекового общества, нашло отражение в тогдашней литературе. Ла Тур Ландри в одном из своих назидательных рассказов, написанных для дочерей, повествует о том, как некая дама сбежала из дома с приглянувшимся ей монахом, а когда ее братья отыскали ее, обнаружив в постели с любовником, «они взяли нож, отрезали монаху яички, запихали их в рот сестры и принудили ее проглотить, после чего засунули обоих в мешок, утяжеленный камнями, и бросили его в реку». В другом рассказе говорится о том, как некий муж вез домой свою строптивую половину, сбежавшую к родителям после супружеской ссоры. В дороге супружеская пара остановилась на ночлег в попутном селении, где женщину изнасиловали несколько человек, и она умерла от стыда и позора. Тогда муж разрезал ее тело на двенадцать частей и послал каждую часть с запиской одному из родственников жены, чтобы те отомстили насильникам. Те вместе со своими людьми приехали в это селение и истребили всех его жителей.

Насилие и жестокость процветали и в судебных инстанциях: как в судах католической церкви и инквизиции, так и в светских судах. Центральным пунктом следственного процесса являлись пытки с использованием специальных приспособлений: дыбы, клещей, кнута, железных обручей и приборов для сдавливания головы и конечностей (всех изуверских приспособлений не перечислишь). С помощью истязаний от обвиняемых добивались признаний в ереси и других преступлениях. К людям, признанным виновными в преступлениях, нередко применялась смертная казнь. Осужденных на смерть сжигали на костре, вешали, распинали, четвертовали, а иным отрубали голову и выставляли на всеобщее обозрение на шесте. Обычно такие шесты размешали на крепостной стене города. Насилие и жестокость служили сюжетами христианского изобразительного искусства. На церковных фресках изображались святые, подвергавшиеся за веру различным мучениям, неотъемлемой принадлежности христианства, ибо Христос стал Спасителем, а святые познали веру через немыслимые страдания.

В средневековье сопровождались жестокостью даже игры и развлечения. Так, в деревнях практиковалась забава, участники которой с завязанными сзади руками пытались ударом головы прикончить пригвожденную к столбу кошку, рискуя поцарапать лицо или даже лишиться глаза от когтей разъярившегося животного. Другое подобное развлечение заключалось в преследовании водворенной в широкий загон свиньи. Под смех зрителей люди с дубинками бегали за визжащей свиньей, пытаясь ее прикончить, и в конце концов забивали насмерть. Привыкшие к физическим страданиям, несправедливостям и обидам, люди средневековья, видимо, получали удовольствие от страданий и мучений других. Жители Монса купили в соседнем городе приговоренного к четвертованию преступника, чтобы позабавиться его казнью. Возможно, жестокость прививалась людям еще с ребячества когда дети вместе с взрослыми невозмутимо или даже со смехом наблюдали за ее проявлениями.

Карл Наваррский своим варварским преступлением привлек внимание все возраставшего числа высокородных людей Северной Франции, готовых выступить против владычества Валуа. Иоанн II вслед за Филиппом VI продолжал борьбу за централизацию власти и жесткими мерами пытался расправиться с феодальной аристократией, которую, подозревая в измене, обвинил в унизительном поражении французских войск в сражении при Креси. Землевладельцы, в свою очередь, обвиняли короля и его презренных министров в неумении вести государственные дела, что привело к снижению численности работников на полях и сокращению мнившихся твердыми доходов. Кроме того, крупные феодалы продолжали борьбу за автономию и требовали реформ. Карл Наваррский решил, что он может возглавить выступление феодалов против Иоанна II, и первым подал призывный голос, как петух, оповещающий о наступлении утра громким «кукареку».

«Богу известно, что это я с Его помощью истребил Карла Испанского», — написал он в Авиньон папе. В этом письме Карл Наваррский оправдывал свои действия нанесенными ему оскорблениями и выражал преданность святейшему престолу и лично папе. Карл собирался предложить себя англичанам в качестве их ставленника во Франции в обмен на помощь в сохранении владений в Нормандии и считал, что папа Иннокентий VI сможет ему помочь осуществить этот замысел. Затем Карл написал английскому королю, сообщив, что с помощью верных людей он может нанести такой урон Иоанну, от которого тот «никогда не оправится», и просил Эдуарда оказать ему военную помощь.

В то время, в 1354 году, отношения между англичанами и французами находились на грани войны и мира. Папа Иннокентий VI на самом деле пытался урегулировать отношения между ними, поскольку годом ранее турки заняли Галлиполи, город на берегу Геллеспонта, и угрожали вторжением в Европу. Он полагал, что христианам надо объединиться перед внешней угрозой, что станет невыполнимым, если французы и англичане возобновят военные действия.

Под давлением папы и с учетом финансовых затруднений Эдуарду и Иоанну пришлось вступить в переговоры о мире, к которому ни один из них не стремился. Английский народ более не поддерживал военных устремлений своего короля. Третье сословие полагало, что военные расходы значительно превышают стоимость трофеев. В 1352 году английский парламент ограничил возможности короля производить набор в армию по своему усмотрению. Когда в апреле 1354 года лорд-канцлер обратился к членам палаты общин с вопросом: «Вы хотите мира, если он окажется достижимым?», ему единогласно ответили: «Да!».

Со своей стороны Иоанн опасался договоренностей между Карлом Наваррским и Эдуардом. Пока Карл связывал ему руки своей враждебностью, возможности Иоанна взимать налоги и набирать войско в Нормандии были до крайности ограничены. Под давлением унизительных обстоятельств ему оставалось смирить свою ярость, отменить конфискацию нормандского фьефа Карла, простить ему убийство Карла Испанского и пойти на мировую. Поэтому Иоанн пригласил короля Наварры в Париж. Карл явился, ибо, возможно, в свои двадцать два года был не так уверен в себе, как громогласно провозглашал. Примирение состоялось в марте 1354 года, но каждый надеялся извлечь из него выгоду.

В 1354 году в результате трехлетних переговоров французы и англичане едва не подписали мирное соглашение (выгодное для английской стороны), но французы в последний момент пошли на попятный, согласившись лишь на годичное перемирие и пообещав продолжить переговоры в дальнейшем. Воспользовавшись сложившимся положением, Карл Наваррский договорился с Эдуардом III о высадке английских войск в Шербуре.[4]

Надежды Иннокентия VI на мир в Европе не оправдались. Когда он упрекнул Эдуарда в сговоре с Карлом, король без зазрения совести поклялся Господом и подтвердил своим королевским словом, что никакого соглашения с Карлом не заключал (так порой поступали правители и в дальнейшем).

Торопясь возобновить военные действия, Эдуард в письмах архиепископу Кентерберийскому и архиепископу Йоркскому обвинил Францию в вероломстве и поведал о своих благонамеренных целях. Письма эти повсеместно доводились до публики. Различными способами Эдуард собрал необходимые средства для содержания армии и, получив согласие парламента продолжить войну, начал готовиться к выступлению. За весну и лето 1355 года армия была укомплектована и приведена в боевую готовность, продовольствие собрано, а корабли подготовлены к выходу в море. Когда к Иванову дню не зашло и речи о продлении перемирия, английские экспедиционные силы были готовы к переходу по морю. Эти силы состояли из двух частей. Одно войско под командованием принца Уэльского Эдуарда — Черного принца, как его называли — направлялось в Бордо, а другое — им командовал герцог Ланкастерский — в Нормандию, на соединение с войском Карла Наваррского.

С попутным ветром принц Эдуард дошел до Бордо за четыре дня. Его войско состояло из тысячи рыцарей, оруженосцев и тяжеловооруженных всадников, двух тысяч лучников и большого числа солдат, рекрутированных в Уэльсе. Двадцатичетырехлетний наследный принц Эдуард, атлетически сложенный молодой человек, отличавшийся личной храбростью, был излишне высокомерен и не мог похвастаться дальновидностью.

Высадившись во Франции, принц Эдуард в октябре-ноябре 1355 года совершил рейд на Бордо — Нарбонна и обратно, опустошив «прекрасный и процветающий Арманьяк» и Гиень. В то время Гиень склонялась к феодальной зависимости от французской короны, и Черный принц решил наказать ее жителей, что противоречило государственной политике Англии, стремившейся к стабильности на завоеванных территориях, но непредусмотрительный принц не думал о будущем. Доведя свою армию за счет гасконских союзников до девяти тысяч человек, принц собирался продемонстрировать английскую мощь и подавить французский военный потенциал опустошением территорий, приносивших французскому королю большие доходы.

«Мы сожгли Плезанс и еще несколько городов, заодно опустошив их окрестности», — писал принц Эдуард архиепископу Винчестерскому. Английское войско продвигалось к Нарбонне со все возраставшим числом повозок с военной добычей и заготовленным впрок продовольствием. По пути англичане опустошали сельскохозяйственные угодья, сжигали мельницы и зернохранилища, вырубали фруктовые деревья и виноградники. Пройдя Тулузу, англичане сожгли Монжискар, население которого даже не слышало о войне. Затем англичане разграбили Каркассон и Нарбонну. Французы не оказывали противнику никакого сопротивления, хотя, к примеру, в Лангедоке пребывал французский военачальник граф Арманьяк. Он, правда, когда было возможно, укрывал местное население в городах, окруженных крепостными стенами, но сопротивления неприятелю не оказывал, и только когда англичане повернули обратно, навязал им несколько мелких стычек.

Возможно, его инертность была вызвана тем, что он опасался удара с тыла, который мог нанести его сосед и смертельный враг Гастон III, граф де Фуа. Крупные феодалы часто соперничали друг с другом, в то же время стремясь сохранить свою территориальную автономию. Прозванный Фебом за свою красоту и золотистые волосы, де Фуа в 1346 году пренебрег призывом Филиппа VI совместно защитить Францию от вторжения англичан, что стало одной из причин разгрома французских войск в сражении при Креси. При Иоанне II де Фуа провел восемнадцать месяцев во французской тюрьме. В 1355 году он достиг договоренности с Черным принцем, пообещав, что не станет противодействовать англичанам, если те не вторгнутся в его земли. Подобные действия крупных сеньоров подрывали военную мощь французской короны.

С богатой военной добычей принц Эдуард вернулся в Бордо, оставшись в этом городе зимовать вместе с войском. Но разве пройдя с мечом и огнем от Бордо до Нарбонны, англичане проявили доблесть и героизм, стяжали славу на полях кровопролитных сражений? Разумеется, нет. Грабеж и истребление безоружного населения не требовали мужества и геройства и вряд ли соответствовали духу английского рыцарства. Сам принц Эдуард и его ближайшие сторонники Джон Чандос, гасконец капталь де Буш[5], граф Солсбери и граф Уорик первыми вступили в орден Подвязки, членам которого полагалось являть пример не только мужества и отваги, но и великодушия. Когда они ложились в постель после дневной резни, ощущали ли они разницу между идеалами рыцарства и позорной, бесславной практикой? Навряд ли. Чтобы утвердить свое право расправляться с противником по своему усмотрению, принц дважды отклонял богатые подношения городов, старавшихся избежать разграбления. Рейд по французским землям обогатил Черного принца и его войско, уменьшил общие доходы французской короны и показал (на примере гасконцев), что служба под его знаменем неплохо вознаграждается. Но даже Фруассар, прославлявший рыцарство, писал, что «английские рыцари, творившие во Франции беззаконие, составляли прискорбное исключение». Постепенно, по мере продолжения боевых действий, жестокость вооруженных людей как обычная практика омрачала XIV столетие.

В отличие от войска Черного принца, английские экспедиционные силы, направлявшиеся в Нормандию, вышли в море лишь в конце октября — не лучшее время для боевых операций на севере Франции. Задержку вызвали неблагоприятные ветры и внезапный отказ Карла Наваррского поддержать англичан. Командовал этими экспедиционными силами сорокапятилетний герцог Генрих Ланкастерский, известный военачальник, не проигравший ни одной битвы. «Отец солдатам», как его называли, в свое время успешно сражался с шотландцами, а затем воевал во Франции, взяв Слюйс и Кале. Но и когда Англия ни с кем не вела войну, он не сидел сложа руки и по рыцарскому обычаю направлялся туда, где мог показать себя в деле. Так, однажды он присоединился к кастильскому королю, воевавшему с маврами, а затем примкнул к рыцарям Тевтонского ордена, пытавшимся обратить в христианство литовских язычников.

Владелец огромного состояния, Генрих в 1351 году стал первым английским герцогом не из королевской семьи и позже в качестве своей резиденции в Лондоне построил дворец Савой. В 1352 году он привлек внимание великосветского общества. Возвращаясь из Пруссии, он повздорил с герцогом Оттоном Брауншвейгским и принял его вызов на поединок, который решили провести в Париже. В сопровождении приближенных Генрих прибыл в Париж, где его радушно встретил король Иоанн II. На поединок стеклась местная знать. Генрих был опытным, искусным бойцом, прославившимся во многих сражениях, и, когда он выехал на ристалище, Оттон так затрясся от страха, что не мог надеть шлем и взять в руки копье и едва не упал с коня. Тогда, по настоянию своего окружения, Оттон отказался от поединка. Тем не менее Иоанн устроил прием, на котором помирил рыцарей. Когда герцог Ланкастерский уезжал, король сделал ему богатые подношения, но Генрих взял только шип из тернового венца Иисуса Христа, а вернувшись домой, передал эту реликвию церкви, которую построил в Лестере.

Генрих, отличавшийся набожностью, написал на французском языке «Livre des sainctes medecines» («Книгу божественных лекарств»). Книга состояла из семи частей, каждая из которых описывала душевную рану автора. Эти раны символизируют семь грехов, и Генрих, признав, что их совершил, приводил мифические и реальные снадобья в контексте с религиозной символикой и призывал читателя к благочестию. Рассказывая о самом себе, сеньор XIV столетия на страницах этой книги предстает человеком из плоти и крови — вот он восхищается собственной длинной ногой, красиво изогнувшейся в стремени, вот выпячивает бедро, «услаждая взоры дам», вот укоряет себя за отвращение «к вони бедных и хворых», а также за непозволительное вымогательство денег, земель и другого имущества «принуждением придворных».

Второго ноября 1355 года английские экспедиционные силы, которыми командовал герцог Ланкастерский, вместо Шербура высадились в Кале. Под началом герцога находились три тысячи тяжеловооруженных всадников, две тысячи конных лучников и большое количество пеших солдат. Через Артуа и Пикардию англичане двинулись навстречу французам.

В мае 1355 года, перед окончанием перемирия с англичанами, Иоанн II объявил призыв в армию всех мужчин от восемнадцати до шестидесяти лет. Комплектование армии шло чрезвычайно медленно, и повеление короля было летом оглашено еще несколько раз в Париже и в других густонаселенных районах, «особенно в Пикардии», как указывает один из хронистов. Однако определенная доля призывников не подходила армии по здоровью, и вербовщикам пришлось разработать своего рода «стандарт пригодности» к военной службе, в результате чего часть рекрутов отправили по домам. Кроме того, не все крупные феодалы из-за разногласий с короной откликнулись на призыв короля и своих людей в армию не послали. Лишь в самом конце октября французская армия, так и не достигшая нужной численности, двинулась на север навстречу противнику.

Во французскую армию вошел и пятнадцатилетний Ангерран де Куси VII. Он состоял в одном отряде с «баронами Пикардии». В этом подразделении, укомплектованном призывниками из Парижа, Руана и Амьена, вместе с Ангерраном VII находились его опекун, командир арбалетчиков Матье де Руа, «образцовый рыцарь» Жоффруа де Шарни и маршал Арно д’Одрегем.

Одиннадцатого ноября французская армия подошла к Сент-Омеру, разминувшись с английским войском, двигавшимся к Эдену. По словам английских хронистов, Иоанн II опасался решительного сражения, однако и Эдуард не спешил встретиться с неприятелем. В это время Иоанн считал своей главной задачей уничтожить или увезти продовольствие из округи, чтобы лишить англичан возможности пополнять продовольственные запасы за счет местных ресурсов. Местное население, оставленное на зиму впроголодь, воспринимало французскую армию не как своего защитника, а как сборище расхитителей.

Действия неприятеля заставили англичан отойти назад, к морю. У них не хватало не только еды, но и питья — вина и пива. В течение последних четырех дней англичане пили лишь воду, что в те времена — когда горячительные напитки составляли неотъемлемую часть рациона — было подобно голоду. Кроме того, англичанам стало известно, что французы посылают деньги шотландцам, побуждая тех выступить против Англии. В связи с угрозой этого выступления и перспективой провести зиму во Франции на одной лишь воде Эдуард III и герцог Ланкастерский, проведя на вражеской территории не больше десяти дней, решили возвратиться в Англию.

Убежденный, что война вскоре продолжится, Иоанн захотел собрать Генеральные Штаты и добиться новых субсидий для финансового обеспечения армии. В связи с освобождением от налогов духовенства и знати, большую часть налогов платило третье сословие, и потому содержание армии и размер этого содержания, главным образом, зависели от него.

В 1355 году Генеральные Штаты согласились выделить пять миллионов ливров на содержание тридцати тысяч солдат, оговорив, что средства эти будут выделяться войскам не государственным казначейством, а самими Генеральными Штатами, через их финансовый комитет. Необходимые деньги предполагалось собрать путем налоговых обложений всех трех сословий, при этом определили шкалу налогов в зависимости от годового дохода: 4 % для богатых, 5 % для среднего класса и 10 % для людей с низкими заработками. В результате в текстильном Аррасе вспыхнул бунт «бедных против богатых». Хотя беспорядки были подавлены, бунт стал сигналом для дальнейших, более внушительных выступлений.

Тем временем Карл Наваррский пытался восстановить против Иоанна II его восемнадцатилетнего сына Карла и в то же время уговаривал нормандских баронов полностью отказаться от финансовой помощи королю. 13 апреля 1356 года Карл Наваррский устроил прием в Руане, пригласив на него сына Иоанна II и знатных нормандцев. В самый разгар приема в помещение ворвался король в сопровождении маршала д’Одрегема и нескольких вооруженных людей. «Кто пошевелится, тот умрет на месте!» — вскричал маршал, держа обнаженный меч. Король приблизился к Карлу Наваррскому и воскликнул: «Предатель!» В это время оруженосец Карла Колен Дублель выхватил кинжал, угрожая вонзить его в короля. Но Иоанн не потерял присутствия духа, приказал арестовать Колена и Карла, а сам так грубо схватил за воротник д’Аркура, приближенного Карла, что разорвал его щегольской камзол. После этого Иоанн обвинил д’Аркура и тех, кто участвовал вместе с ним в убийстве Карла Испанского, в неслыханном предательстве и пособничестве врагу. Сын Иоанна попросил короля не бесчестить его в присутствии высокородных людей, на что король ответил: «Ты не знаешь того, что известно мне. Эти люди — изменники, и вина их доказана». Карл Наваррский стал умолять короля о пощаде, уверяя, что его бесстыдно оклеветали, но Иоанн не стал его слушать и арестовал еще нескольких человек.

На следующий день д’Аркура, Дублеля и двух нормандских аристократов повезли к месту казни, чтобы повесить. Процессию сопровождал сам король в полном боевом снаряжении, словно он опасался внезапного нападения. Вероятно, у короля на самом деле щемило сердце, ибо он неожиданно остановил процессию в поле и повелел прямо там отрубить голову осужденным. Исповедаться перед смертью разрешили только Дублелю, а остальным, осужденным за государственную измену, такая милость не полагалась. Затем четыре обезглавленных тела были повешены, а их головы водружены на шесты для всеобщего обозрения. Карла Наваррского заключили в тюрьму Шатле, а его поместье в Нормандии снова конфисковали; отошли французской короне и земли казненного д’Аркура.

В «Генрихе V» Флюэллен, один из персонажей этой трагедии, рассуждая об Александре Македонском, замечает, что тот иногда пребывал «в гневе, в ярости, в бешенстве, в исступлении, в недовольстве и в раздражении», и эта характеристика в полной мере подходит и Иоанну II Доброму. У Жана д’Аркура, которого Иоанн считал своим главным врагом, было три брата и девять детей, состоявших в родстве с аристократическими фамилиями Северной Франции (так, его дочь была замужем за Раулем де Куси, дядей Ангеррана VII); и все эти люди в какой-то мере пострадали от самоуправства французского короля, хотя настоящим его врагом являлся Карл Наваррский, пребывавший в тюрьме. Как многие узники, он вызывал симпатии у простого народа, и о нем слагали стихи и песни.

Лишением свободы Карла Наваррского и казнью его сторонников Иоанн II пытался предотвратить союз нормандских аристократов с внешним врагом, но вышло наоборот. Жоффруа д’Аркур, брат казненного д’Аркура, и Филипп, брат Карла Наваррского, обратились к англичанам за помощью, чтобы вернуть свои конфискованные владения, и, когда в июле 1356 года англичане высадились в Шербуре, они присягнули на верность английскому королю, признав его и королем Франции.

Английские экспедиционные силы, которыми командовал герцог Ланкастерский, высадившись в Шербуре, через некоторое время выдвинулись в Бретань, в то время как Черный принц выступил из Бордо в новый поход, на этот раз на север страны. Все шло к битве при Пуатье.

Целью Черного принца, возглавлявшего войско из восьми тысяч солдат, являлось соединение с английскими экспедиционными силами, которыми командовал герцог Ланкастерский. Третьего сентября Черный принц, разграбив попадавшиеся ему на пути французские поселения, подошел к Луаре, но обнаружил, что все мосты через реку разрушены, и в результате повернул на запад и направился к Туру, где узнал, что ему навстречу движется большая французская армия. Также стало известно, что герцог Ланкастерский спешит на соединение с его войском. Однако две английские армии разделяла Луара. Кроме того, солдаты Черного принца устали от длительных переходов и мелких, но утомительных стычек с противником. В конце концов после некоторых раздумий Черный принц повернул на юг, чтобы избежать битвы с французами и вернуться в Бордо, доставив туда награбленное имущество.

К сентябрю 1356 года Иоанн II собрал огромную армию. Когда англичане дошли до Луары, крупные французские феодалы откликнулись на королевский призыв, невзирая на свое отношение к Иоанну. Французская армия пополнилась отрядами из Оверни, Берри, Бургундии, Лотарингии, Эно, Артуа, Вермандуа, Бретани и Пикардии. «Ни один рыцарь, ни один оруженосец не остался у себя дома, — писал хронист. — В нашей армии собрался цвет Франции». В составе французской армии находились четыре сына Иоанна II (в возрасте от четырнадцати до девятнадцати лет), новый коннетабль Готье де Брион, герцог Афинский (владелец герцогства, основанного во времена крестовых походов), два маршала, двадцать шесть графов и герцогов, триста тридцать четыре баннерета и множество других, менее высокородных людей. В XIV столетии это была самая многочисленная французская армия — «великое чудо, небывалое по числу сборище рыцарей», как писал английский хронист. Хронисты доводили численность этой армии до восьмидесяти тысяч человек, но, рассуждая реалистично, она вряд ли превышала числом шестнадцать тысяч бойцов (хотя и такая армия в два раза превосходила войско Черного принца).

Однако комплектование французского войска не было отлажено. Феодалы со своими людьми прибывали в армию в различное время, по собственному усмотрению. Правда, они приезжали с обозом, плюс прихватив из дома золотые и серебряные изделия, чтобы обратить их при необходимости в деньги. Кроме того, французские города, недовольные новой системой налогообложения в государстве, неохотно направляли горожан в армию, да еще выискивали причины, чтобы уменьшить количество рекрутов. По словам Фруассара, Иоанн в конце концов отказался от ополченцев, что «было безумием».

Наконец Иоанн пришел к мысли, что ему по силам вынудить Черного принца отступить в Аквитанию или даже убраться в Англию. В начале сентября французская армия форсировала Луару вблизи Орлеана, Блуа и в других местах и направилась на юг, навстречу войскам Черного принца. 12 сентября армия Черного принца находилась близ Монбазона, в пяти милях от Тура, где ее встретили папские легаты, пытавшиеся склонить враждующие стороны к миру. Посчитав своим долгом добиться мира в Европе, папа не раз писал и Эдуарду, и Иоанну, призывая их прекратить войну, и в конце концов уполномочил двух кардиналов остановить военные действия.

Одним из этих двух кардиналов был Талейран де Перигор — по словам Виллани, «гордый и высокомерный прелат». Он был сыном графа Перигора и прекрасной графини, как говорили, возлюбленной папы Климента V. Талейран в двадцать три года стал епископом, а в тридцать лет — кардиналом и в разное время владел землями в Лондоне, Йорке, Линкольне и Кентербери, что вызывало негодование местного населения.

Талейран сообщил Черному принцу, что Иоанн преследует англичан и намеревается в ближайшее время дать неприятелю решительное сражение, и добавил, что французская армия ежедневно пополняет свои ряды. Черный принц не стремился сразиться со свежей и превосходящей его войско численностью неприятельской армией, но все же отверг предложение Талейрана приступить к мирным переговорам с французами. Возможно, он полагал, что сумеет уклониться от боя.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.